Александра Селиванова: Одним из воплощений «веселой жизни», провозглашенной властью в 1930-е, стали массовые празднества и карнавалы, которые потеснили ранние политизированные шествия. Рядом с агитпрограммами и выступлениями «Синей блузы» новые зрелища часто приобретали макабрический, босховский оттенок; хохочущие маски одновременно скрывали и выявляли лицо времени. Карнавал позволял личности скрыться и затеряться, но ненадолго: к примеру, директор ЦПКиО Бетти Глан, вдохновительница и организатор самых масштабных в истории Москвы карнавалов 1935 и 1936 годов, уже в 1937-м была арестована.
Вся наша жизнь — карнавал: иллюстрации из книги «Сюрреализм в стране большевиков»

Элементы сюрреалистического, проникающие в повседневность через тему карнавала, часто строились на неочевидном соединении смертельной угрозы и праздника. Образы из детских книг (дикие звери, набирающие телефонный номер автора, сова-невестушка с оловянным взглядом) соединялись со сценами костюмированных шествий первомайских парадов. Страшные ряженые в образе попов и кулаков и антропоморфные крокодилы выстраивались в целую поэму дегуманизации.
Помимо публичных, дозволенных карнавалов, куда иногда просачивалось дуновение потустороннего, были и карнавалы частные, интимные: игры, в которое играли дома с семьей или друзьями, как «фильмы» круга Порет и Хармса, домашние постановки Смирнова, как ожившие предметы в натюрмортах Ермолаевой или причудливые домашние инсталляции Юрия Васнецова с парикмахерскими манекенами. Здесь границы времени становились зыбкими, а бытовая реальность неуловимо и необратимо сдвигалась.








