Девять лет назад я впервые стоял на сцене кинотеатра «Октябрь», с которой продюсеры Федор Бондарчук и Петр Ануров представляли фильм Романа Прыгунова «Духless». Я был настолько ошарашен происходящим, что, выйдя к микрофону, смог выдавить из себя что-то вроде «спасибо всем за все». Позже, уже в фойе, среди фотовспышек и журналистов с микрофонами, я услышал беседу двух кинокритиков. Еще до премьеры они сошлись во мнении, что фильм — говно, «как и все наше кино», и сделан исключительно в попытке «по-быстрому срубить бабла на книге-бестселлере». В тот момент мне стало дико обидно за команду, которая кропотливо работала над этим фильмом в течение трех лет, и особенно за одного из продюсеров, заложившего собственный дом, чтобы доснять картину. Потом был зрительский успех и большие кассовые сборы, но фразу про «говно, как и все наше кино» я довольно долго еще не забуду.

И не я один. В сущности, все эти годы отечественный производитель доказывал аудитории, что он умеет придумывать и снимать. Несмотря на аферистов, маленькие бюджеты, небольшое количество залов и то, что телеканалы были единственными заказчиками сериалов, наш кинематограф развивался.

С появлением цифровых платформ история изменилась. Нам кажется, что русское кино проходит ту же фазу, что несколько лет назад проходил русский хип-хоп. В какой-то момент стало немодно петь на английском, как и писать музыкальную критику, цель которой — найти каждому новому русскому рэперу аналог на западной сцене. Примерно то же самое происходит и с кино, главным образом с сериалами. Никто больше не пытается снять русский «Калифорникейшн» или русскую «Родину» — разом появилось много собственных оригинальных сюжетов.

В главном материале майского номера — дискуссии с деятелями киноиндустрии — мы попытались понять, куда движется русское кино, кто его герои и какие у этих героев перспективы на западных рынках. Несмотря на то что часть вопросов осталась без ответа, мы как минимум узнали у Ильи Найшуллера, каково быть первым русским режиссером — лидером американского проката, а также воплотили мечту российского фейсбука (Социальная сеть признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации) и свели за одним столом кинопроизводителей и главную bad girl русской кинокритики Зинаиду Пронченко.

Откровенно говоря, мы делали майский номер о российском кинематографе не как журналисты или кинокритики, а как простые зрители. Как люди, которые очень любят кино, ходят на премьеры даже в пандемию и покупают подписки на цифровые платформы. В процессе работы мы поняли, что главная проблема взаимоотношений творцов и зрителей состоит в отсутствии диалога. Кажется, все это время мы друг друга недопонимали, как в одной киношной байке.

Режиссер зашел на площадку, придирчиво осмотрев разложенные на кухонном столе предметы и, упершись взглядом в бутылку виски, спросил реквизитора:

— А это зачем здесь?

— Как зачем? — удивился реквизитор. — В сценарии же написано.

— Где там это написано? — взвился режиссер. — Я его наизусть знаю!

— Да вот же, — реквизитор с торжествующим видом открыл сценарий на нужной странице и начал читать вслух: «Ольга зашла на кухню и села за стол. Отложила книжку и задумчиво потерла виски».

Вот так и мы после круглого стола с деятелями киноиндустрии задумчиво потерли виски. ≠