Серия вторая, в которой молодой папа показывает себя во всей своей ужасающей красе и выступает с настоящим обращением к верующим, в то время как за его спиной начинает сжиматься пружина придворных интриг. Мы знакомимся с Питером и Эстер, с концепцией невидимости и с кенгуру.

Швейцарские гвардейцы охраняют пап вот уже 511 лет. Обязательные требования для кандидатов: мужской пол (хотя говорят, что в будущем в гвардии могут появиться и женщины), швейцарское гражданство, среднее образование, рост не менее 174 см, возраст от 18 до 30 лет, служба в армии и хорошие рекомендации. А еще нужно быть верующим католиком и холостяком. Из 110 гвардейцев жениться во время службы могут только 22 человека — те, кто дослужился до капрала и чина выше. Поэтому из первой же сцены с Питером и Эстер мы понимаем, что Питер как минимум капрал, а Эстер вышла за него замуж, когда он уже служил в гвардии.

Монашки на футбольном поле (на самом деле это переодетые футболистки) — преувеличение, но совсем небольшое. Невесты Христовы действительно иногда играют в футбол, но гораздо реже, чем монахи и семинаристы, — у последних вообще есть собственный Clericus Сup. Кстати, несколько дней назад начался первый чемпионат по футболу, в котором участвуют 18 команд. А гол, который в титрах пропускает монашка, забивает сам Соррентино.

Футбольное поле и внутренний двор здания из красного кирпича — это все церковь Святого Ансельма на Авентине, выстроенная около 1900 года на земле, которую Мальтийский орден рыцарей-госпитальеров подарил бенедиктинцам. В подземельях видны остатки старого патрицианского дома и полихромной античной мозаики «Миф об Орфее» II—III вв.еков нашей эры, а в праздники здесь поет григорианский хор, один из лучших в Риме. В монастыре при церкви в 1996 году останавливался далай-лама, и, видимо, неспроста — это одна из самых умиротворяющих церквей на Авентинском холме. Попасть в церковь или во внутренний дворик можно практически каждый будний день, просто зайдя через ворота на углу площади Мальтийских Рыцарей (Piazza dei Cavalieri di Malta).

«Знаете ли вы, ваше высокопреосвященство, сколько казна Ватикана теряет каждый день без товаров с изображением нового папы?» — София, маркетолог Ватикана, сообщает цифру на ухо Войелло и получает в ответ удивленное кардинальское «Уау!».

Все данные о доходах Ватикана закрыты, но прикинуть приблизительную цифру все же можно. Директор «Ватиканских музеев» Антонио Паолуччи как-то раз в интервью в 2013 году назвал цифру 5 459 000 посетителей ежегодно. Добавим к этой цифре тех, кто не покупал билеты в музей, а заходил в собор Святого Петра и окрестные сувенирные магазины, — скажем, каждый пятый из 28 миллионов (в среднем) туристов, приезжающих в Рим. По самым скромным подсчетам, получается около 11 миллионов посетителей.

30,7% туристов тратят на сувениры примерно €8 (по статистике). Нехитрая арифметика выводит нас на цифру около €26,4 миллиона в год — и это только на территории крохотного Ватикана. С учетом всего мира к этой цифре можно смело добавить пару нулей. Следовательно, Ленни своим отказом от съемок наносит ущерб ватиканской казне минимум на сотню тысяч евро ежедневно.

Отказавшись от фотосъемок и запретив любые свои изображения, Ленни пытается объяснить Софии идею «невидимого» папы и в качестве примера называет нескольких значимых персонажей. Только Ленни ошибается в главном: чтобы привлечь внимание, недостаточно быть просто невидимым. Мина Маццини, Стэнли Кубрик и Джером Сэлинджер уходили в затворничество на пике своей славы, уже создав нечто стоящее. А невидимость у Бэнкси и Daft Punk напрямую связана с творчеством: Бэнкси — художник граффити, а с точки зрения законодательства — вандал, поэтому он вынужден скрываться, а у Daft Punk сценические костюмы тесно связаны с музыкальным стилем. Другими словами, они популярны не потому, что не показывают своего лица, а потому, что создают отличные песни, книги, инсталляции и музыку. Невидимость — ничто, если не подкреплена деянием.

Фото: Vostock-media

На самом деле Ленни мог бы объяснить концепцию невидимости гораздо проще, но тогда бы не получилось искрометного диалога, Соррентино пришлось бы влезать в историю и теологию, а зритель бы заснул с попкорном под мышкой.

Дело в том, что отличный пример невидимого находится каждый день перед глазами тысяч верующих. В соборе Святого Петра под пышным алтарем, изображающим четырех отцов церкви, под деревом, бронзой и позолоченной лепниной пустого трона спрятана деревянная кафедра апостола Петра.

Она была подарена папе Иоанну VIII королем Франции Карлом Лысым в 875 году и с 1666 года, когда Джан Лоренцо Бернини закончил алтарь, скрыта от глаз и выставлялась для обозрения верующих всего однажды в XIX веке. И тут совершенно не важно, действительно ли на этом деревянном троне сидел апостол Петр или это средневековая легенда. Важно то, что пустая кафедра символизирует преемственность папской власти напрямую от Иисуса — то есть от Бога. Другими словами, пустой трон чуть ли не единственный способ визуально изобразить эту власть и ее источник.

И хотя, в отличие от иудаизма или ислама, христианство методом проб и ошибок все же нашло приемлемый способ изображать божественное, Ленни жестко, по‑византийски трактует вторую заповедь Ветхого Завета про «не сотвори себе кумира».

Кардинал Ассенте (говорящая фамилия — «отсутствующий») признается папе в том, что он гомосексуалист — кажется, что в рядах католической церкви их очень много. Причина проста. Долгое время верующие мальчики из католических семей, осознав свою гомосексуальность, понимали, что это конец — церковь признает секс только как способ произвести потомство и не признает гей-браков. От них отрекутся родные и близкие, их осудят все знакомые и незнакомые (а в реалиях небольшого городка это даже в 2017 году выглядит как прижизненный ад), и им останется только бежать, не останавливаясь, туда, где их никто не знает. Хуже того, они никогда не смогут больше вернуться домой, увидеть друзей, родителей, братьев и сестер.

Один из способов сохранить себя и прежнюю жизнь — это отречься от всего мирского. Потому что нет разницы, отрекаешься ли ты от любви к женщине или к мужчине, если ты принес обет безбрачия. Увы, обеты, принятые в 16−18 лет под грузом страха и сомнений, иногда в 30−40 лет оказываются не так просты в исполнении. Возникает странный парадокс: церковь, клеймящая гомосексуалистов, создает такие обстоятельства, при которых часть гонимых пополняет именно ее ряды.

Дон Томмасо рассказывает Ленни о том, что сестра Мэри много на себя берет, употребляя местоимение «мы», когда говорит о папе. «Женщине никогда не стать папой римским», — отвечает Ленни своему исповеднику.

И ошибается лишь наполовину. В истории папства существует легенда о папессе Иоанне — дочери одного английского миссионера, влюбившейся в монаха и последовавшей за ним на Афон, переодевшись в мужское платье. Что потом стало с возлюбленным, неизвестно, но отчаянная девушка прижилась при монастыре и сделала карьеру, переехала в Рим, получила кардинальский сан и была избрана папой. Под именем Иоанна VIII она папстовала всего пару лет (предположительно между 855 и 858 годами) и закончила трагически: по легенде, папа начал рожать прямо посреди крестного хода и был убит на месте оскорбленными верующими.

Еще можно вспомнить Лукрецию Борджиа, родную дочь папы Александра VI, замещавшую отца на папском престоле в его отсутствие. Или донну Олимпию, невестку папы Иннокентия Х, которая в буквальном смысле отобрала у мягкотелого папы не только всю власть, но и всю казну: когда Иннокентий Х умер, его хоронили на пожертвования.

В ХХ веке на роль сопапы претендовала сестра Паскалина Ленерт, экономка Пия XII, прозванная в Ватикане «немецким капралом» и обладавшая огромным влиянием на папу. А в XXI — Ингрид Стампа, помощница Бенедикта XVI, которую потом связывали со скандалом Vatileaks (мажордом папы слил огромное количество внутренних документов журналистам).

Так что даже к папам иногда применима пословица: «За каждым известным мужчиной стоит женщина».

Ленни осматривает склад папских подарков и находит клетку с живым кенгуру, которого ему подарил посол Австралии. Вместо того чтобы передать животное римскому зоопарку, Ленни открывает клетку и выпускает его, словно птицу, на свободу, в Ватиканские сады — и кенгуру выходит на жест Ленни, словно подчиняясь ему. Все присутствующие немедленно восторгаются святостью папы.

Почему именно кенгуру? А почему бы и нет? Во‑первых, это красиво. «Если у вас бюджет €40 миллионов, вы можете позволить себе и кенгуру», — однажды заметил Соррентино, который до этого уже снимал жирафа в «Великой красоте». И, как и жираф, этот кенгуру, увы, ненастоящий. Во время съемок его роль исполнял муляж животного, выкрашенный в зеленый цвет, а все остальное было сделано при постобработке.

А если бы это был настоящий кенгуру, то его можно было бы выпустить в сад? Нет. На самом деле Ватикан — это очень людное место с интенсивным автомобильным движением, состоящее на треть из асфальтированных парковок перед офисами. Собственно, сами сады — это небольшая, ничем не огороженная часть на севере, которую можно обойти за 20 минут быстрым шагом. Тропинки Ватиканских садов в сезон загружены посильнее взлетных полос любого крупного аэропорта — не успеет завернуть за угол одна туристическая группа, как немедленно появляется следующая. И это не считая крестных ходов или рабочих встреч с папой на открытом воздухе. В общем, в настоящих Ватиканских садах может спрятаться только кошка, а бедный кенгуру не протянул бы и двух дней.

Один из всем запомнившихся моментов второго эпизода — это донельзя ироничная футболка сестры Мэри с надписью I’m a virgin, but this is an old shirt. Еще одна режиссерская находка, которая помогает собрать воедино непростой характер персонажа: сестра Мэри работала в приюте для сирот, сестра Мэри дымит как паровоз и проводит свободное время, бросая мяч в баскетбольное кольцо. Сестра Мэри иронизирует, что должна была взломать ящик для пожертвований и потратить украденное на пластического хирурга. Она говорит о папе «мы» и шпионит за недругами по темным переулкам. А теперь вот еще и эта футболка — прекрасная приманка для зрителя, который удивленно соображает, что же именно он смотрит — историческую драму, криминальный роман или комедию. И да, если верить архивам интернета, то первые футболки с такой надписью появились около 2008 года. Так что в каком-то смысле это и правда старая футболка.

Практически весь сериал Соррентино разбрасывает подсказки для зрителя, скрытые в деталях и полунамеках. Например, после разговора с Томмасо о том, что сестра Мэри опьянена внезапно свалившейся на нее властью, недоверие Ленни начинает расти, и во время ночного разговора с ней он вдруг слышит шорох за дверью. Он решает проверить, но за дверями нет никого, перед ним только картина «Тайная вечеря». Сестра Мэри говорит о том, что видит в Ленни отражение Христа, — и тут картина на заднем плане превращается в забавный режиссерский спойлер о том, что буквально через пару серий сестра Мэри решится на предательство.

В первой серии Ленни снилось, что он выступает перед верующими средь бела дня с необыкновенно реформаторской речью, способной довести кардиналов до обморока. Расступаются тучи, выглядывает солнце, и вся площадь взрывается аплодисментами. Реальность оказывается прямо противоположной — глухая ночь, Ленни прячется в тени и кричит оттуда: «Я не должен доказывать вам, что Бог есть. Это ваша задача — доказать мне, что Его нет», а верующие обескураженно молчат. И правильно молчат, потому что Ленни проделывает то, что называется «смещением бремени доказательств» или «чайником Рассела».

Английский философ Бертран Рассел в рассуждениях о существовании Бога привел такую аналогию: если бы он заявил, что вокруг Солнца на орбите между Землей и Марсом вращается маленький фарфоровый чайник, существование которого нельзя подтвердить ни расчетами, ни наблюдениями, то его бы приняли за сумасшедшего.

Но если бы о чайнике издавна рассуждали античные философы, его упоминания встречались во многих книгах в течение многих веков и об этом знал каждый школьник, то, посмей Рассел заявить, что никакого чайника не существует, итог был бы тем же самым: его все равно приняли бы за сумасшедшего.

Вкратце это означает, что атеисты не обязаны доказывать, что Бога нет. Доказывать можно только наличие, а не отсутствие. Поэтому логика в выступлении папы вывернута наизнанку: под балконом стоят верующие, а Ленни обращается к ним с позиции самого настоящего атеиста, словно он — это голос их сомнений.

Есть еще один хороший момент в проповеди Ленни — когда он говорит: «Идите сначала искать Бога, и когда вы найдете и увидите его, вы сможете увидеть меня». Несмотря на весь кажущийся подростковый нонконформизм высказывания, это серьезное заявление. Зачем тебе церковь, если ты не веришь в Бога. Зачем тебе глава этой церкви, если ты не видишь Бога. ≠