В Москве в отреставрированном Сергеем Чобаном здании хлебозавода № 5 имени Зотова на Ходынской улице открылся центр конструктивизма «Зотов». Лучше место для центра, посвященного исследованию конструктивизма, найти было бы сложно: построенный в 1931 году хлебозавод-автомат знаменитого инженера Георгия Марсакова — сам по себе уникальный памятник конструктивизма и отличный пример радикального визионерства раннесоветских архитекторов. Впрочем, у того же Марсакова были идеи и порадикальнее. О них и о других, мягко говоря, неординарных проектах советских конструктивистов рассказал журналист Никита Солдатов.
Читать в полной версии
Автоматизированный город-конвейер
В середине 1920-х инженер Георгий Марсаков был главной звездой советской архитектуры, а учитывая, какое внимание молодое советское руководство уделяло архитектуре в деле «сотворения нового Человека», это значило — просто суперзвездой. Даже великие Щусев и Мельников не могли соперничать с Марсаковым, который преподносился чуть ли не как спаситель нации и даже заслужил прижизненную биографию с цементирующим в истории названием «Идеи и дела инженера Марсакова». Такой статус был вполне заслужен: спроектированный им хлебозавод-автомат и правда совершил революцию — и в хлебопекарном деле, и в сознании советских людей. Марсаков придумал, как максимально автоматизировать процесс выпекания хлеба, чтобы продукции было больше, а человеческих затрат меньше. Вдохновившись принципом конвейера на автомобильном заводе Форда в США, инженер спроектировал завод, в котором приготовление хлеба шло как раз по конвейеру. У Марсакова не надо было, как на других заводах, перетаскивать ингредиенты из цеха в цех на разных этапах готовки, вся продукция просто шла от склада до выпечки: мука поднималась на четвертый этаж, оттуда — ниже, где замешивалось тесто, затем ниже — в печь, а оттуда — в хлебохранилище. И это все почти без использования ручного труда! Аккуратный завод Марсакова с небольшой печкой давал 50 тонн хлеба в сутки, когда огромные американские и немецкие хлебозаводы выпускали по 12 тонн и требовали обслуживания «как на океанском лайнере», как тогда писали.
Успех кругового конвейера настолько впечатлил советских чиновников, что Марсаков решил пойти дальше и буквально поставить на конвейер человеческую жизнь. В его урбанистическом проекте все здания — от фабрики кухни, обеспечивающей жителей питанием, до театра — были круглые, как хлебзавод, и работали по принципу конвейера. Однако проект так и не был реализован.
Здоровенный небоскреб со статуей Ленина на верхушке
Масштабный советский проект по построению «нового мира» требовал масштабного символа. Таковым должен был стать Дворец Советов, монструозный зиккурат с огромной статуей Ленина вместо шпиля, указующего куда-то вдаль — как будто в светлое социалистическое будущее, где Москва стала, по выражению наркома просвещения Анатолия Луначарского, «красным центром мира». На деле проект, инициированный Кировым и курируемый лично Сталиным, оказался такой же разрушительной утопией, как построение коммунизма. Хотя для постройки дворца можно было выбрать буквально любое место в городе, символ новой власти решено было возвести на месте символа старой: для строительства похожего на торт сталинского небоскреба был взорван храм Христа Спасителя.
Строительство дворца началось в 1931 году и должно было завершиться в 1942-м — к концу третьей пятилетки. Однако созданный Борисом Иофаном проект здания постепенно менялся — чтобы удовлетворить сталинскую гигантоманию. Так 250-метровый дворец вырос до 450 метров (четверть из которых занимала статуя Ленина), чтобы превзойти самое высокое тогда здание — Эмпайр-стейт-билдинг. Внутреннее убранство тоже планировалось с размахом: центральный зал на 21 тысячу человек и еще несколько дополнительных поменьше, 200 лифтов, 90 эскалаторов и 650 бюстов разнообразных социалистических героев — для украшения фасада. Строительство шло медленно, и начавшиеся в стране политические репрессии ускорению, конечно, не способствовали (начальник строительства дворца Василий Михайлов был расстрелян в 1937 году).
С началом Великой Отечественной вoйны возведение дворца остановилось: металлические конструкции переплавили в противотанковые ежи, а то, что осталось после окончания вoйны, пустили на восстановление разрушенных мостов. На месте непостроенного дворца был открыт бассейн «Москва», а после распада СССР восстановлен храм Христа Спасителя, который, как когда-то предполагалось с Дворцом Советов, стал символом новой власти.
Огромная башня с подвижными частями
В 1919 году пионеру конструктивизма Владимиру Татлину поступил госзаказ на создание ни много ни мало главного памятника Октябрьской революции. Проект башни III Интернационала, предложенный Татлиным, в итоге стал не только памятником революции и коммунистической утопии, но и одним из главных — наряду с «Черным квадратом» и «Композицией VII» — символов русского авангарда.
По идее Татлина памятник революции и выглядеть должен был революционно, поэтому вместо привычной тогда фигуративной скульптуры он предложил построить на берегу Невы 400-метровую асимметричную конструкцию из стекла и металла. Буквально описывать ее внешний вид примерно так же бессмысленно, как описывать работы Малевича и Кандинского. Писатель Виктор Шкловский называл ее «памятником из стали, стекла и революции», а Луначарский — первым в России «памятником без бороды».
Ключевой для конструктивистов была утилитарная функция здания, поэтому в свою башню Татлин определил четыре подразделения Коминтерна. Каждому подразделению полагался отдельный этаж в виде куба, цилиндра, пирамиды и полусферы, которые еще и вращались вокруг своей оси. Этаж с законодательной властью крутился раз в год, с исполнительной — раз в месяц, пресс-центр — раз в день, а помещение радиостанции — раз в сутки.
Реализовать визионерский шедевр Татлина, который гармоничнее смотрелся бы в фильме «Дюна», чем в советской России, не удалось: нарождающаяся советская власть хотя и требовала себе масштабных памятников, оплатить их могла не всегда. Самого художника, впрочем, идея башни не оставляла, и вплоть до смерти в 1953 году он постоянно ее усложнял — дошло до того, что Татлин захотел и вовсе спустить свою башню на воду и отправить в плавание по России. Впрочем, даже не будучи реализованной, башня до сих пор считается квинтэссенцией конструктивизма и вдохновляет художников — от Дэна Флавина до Ай Вэйвэя.
Горизонтальный небоскреб
Так в 1923 году один из лидеров советского авангарда, соратник Маяковского и автор плакатов, которые сейчас разошлись бы на мемы, сформулировал принцип своих горизонтальных небоскребов. Горизонтальных потому, что, как считал Лисицкий, вертикальные небоскребы как в Америке — полная ерунда, строятся ради денег, а их создатели заботятся не об удобстве людей, а о том, у кого получится выше.
Лисицкий вообще считал, что перемещаться вертикально — как в шахте лифта — для человека противоестественно, однако признавал преимущество высотных зданий в смысле экономии пространства. В попытке решить это противоречие, Лисицкий придумал, как он их называл, «железные облака»: широкие сооружения-прямоугольники помещались на тонюсенькие вертикальные ножки. Получилось много свободного пространства внизу для полноценной — «горизонтальной» — жизни людей.
Проект Лисицкого, хотя и получил восторженные отзывы архитекторов, оказался слишком прогрессивным для своего времени. Сам художник это комментировал так: «Я хотел создать архитектуру, которая оторвалась бы от своих основ и парила в воздухе, бросая вызов силе гравитации. Но технологии для этого просто не существовало».
Парящие дома
По-настоящему бросить вызов гравитации решил Виктор Крутиков. И отсутствие технологий его не смущало — архитектор конструировал город будущего.
Примерно с конца XVIII века, когда философ Томас Мальтус предсказал (ложно) чуть ли не смерть человечества из-за перенаселения, многие урбанисты и архитекторы стали думать, как избежать вoйн за территории и других последствий перенасления. Как раз эту задачу решал проект Крутикова. «Летающий город», над которым архитектор работал в общей сложности 15 лет, состоял из множества висящих в воздухе многоэтажных домов-коммун, напоминающих эдакие перевернутые табуретки с восемью ножками. Добираться до них люди должны были в прозрачных летающих кабинах. Так, подвесив в воздух, Крутиков предлагал освободить Землю хотя бы от жилых зданий.
Свой футурологический проект Крутиков представил в 1927 году и тут же был прозван «советским Жюль Верном». Хотя в реализацию его хоть сколько-нибудь скоро не верил и сам автор, визионерских запал Крутикова оценили — знаменитый Эль Лисицкий пригласил Крутикова вместе проектировать алюминиевый дирижабля для Циолковского. Зная фантазию авторов, можно догадаться, что проект тоже был не реализован.
Крутикову прочили большое будущее архитектора-новатора, однако с приходом Сталина конструктивизм становился все более и более чужд власти. Звание «советский Жюль Верн» в итоге превратилось в ругательство. Чтобы остаться в профессии Крутиков отказался от проектов будущего о обратился в прошлое — стал заниматься сохранением архитектурных памятников.