Интеллектуальная небрежность: стиль Годара в нескольких предметах гардероба

Французский стиль вообще трудно определить. Он не держится на четких правилах, у него нет единого рецепта. В Англии есть идеальный крой, плотная шерсть, сдержанная безупречность. В Италии — легкость, лен, свобода движений. А Франция всегда где-то между, не про форму, а про идею. Про характер, внутреннюю свободу, про то, как человек живет внутри своей одежды.

Именно эту философию Годар воплотил в себе. Он был ее живым манифестом. Его герои, как и он сам, выглядели непритязательно: джемперы, рубашки, пальто, клетчатые шарфы, слегка помятые ткани. Но за этой «обыденностью» скрывалась особая энергия: смесь иронии, интеллекта и естественного шарма. Поначалу у фильмов Годара были небольшие бюджеты — и актеры часто снимались в собственных вещах, поэтому зритель видел на экране не стилизацию, а подлинную жизнь, настоящего француза с настоящим французским стилем.

Годар был квинтэссенцией европейского интеллектуала шестидесятых. Чуть рассеянный, немного упрямый, вечно с книгой, сигаретой, камерой. Его одежда была не «нарядом» — скорее продолжением мысли. Она была честной. Как будто он одевался так, чтобы ничто не отвлекало от сути. В этом и заключался его парадокс: он выглядел так, словно ему все равно, и именно поэтому выглядел безупречно.

Как говорил сам Годар, чтобы снять хороший фильм, нужно всего две вещи: девушка и пистолет. Чтобы повторить его стиль, хватит пяти.

Пиджак для Годара был чем-то вроде защитной оболочки, способом сохранить структуру в хаосе. Он почти всегда был с ним. Плотный твид или шерсть, мягкая посадка, неидеальные плечи, легкая небрежность, как будто он куплен не в магазине, а у старого профессора в Сорбонне. Под ним — рубашка или легкое поло. Снизу — непарные брюки или джинсы.

Галстук у Годара скорее про внутреннюю дисциплину, чем про аксессуар. Узкий, темный, почти незаметный — никакой демонстративности, возможны едва видимые узоры.

Белая рубашка как основа. Немного помятая, с расстегнутым воротом или галстуком, иногда трикотажное поло с длинным рукавом. А если рубашка не с галстуком, то сверху плотный шерстяной джемпер. Годар носил вещи, как жил, — просто, практично. В этом и заключался его фирменный бытовой интеллектуализм: словно профессор, который готов обсуждать политику прямо за кухонным столом, с чашкой кофе и неизменной сигаретой.

Он почти не расставался с очками: прямоугольная оправа, вариация на классические wayfarer, стала его «подписью». Иногда это были темные солнцезащитные, иногда — полупрозрачные линзы, сквозь которые он будто наблюдал за миром с легкой иронией. Позже он сменил их на прозрачную оптику, и в этом тоже была логика: чем меньше барьеров между ним и реальностью, тем честнее кадр.

Обычные прямые брюки из шерсти или твида, иногда джинсы без каких-то модных деталей, просто с хорошей посадкой. И обувь — лоферы или броги без блеска, практичные, которые можно было увидеть на ногах посетителя любого парижского кафе.

Одежда Годара всегда выглядела чуть небрежно, но при этом удивительно уместно. Это и есть та самая французская интонация je m’en fous («мне все равно»), которая и делает стиль вневременным. Годар одевался как человек, который не стремился произвести впечатление, он просто был собой. И, кажется, это самый верный способ одеваться в этом мире.