Правила жизни Тимоти Шаламе

Когда художнику говорят, что он смелый, обычно имеют в виду «слегка сумасшедший». Лучше всего я играю, если чувствую, что зашел чуть дальше, чем хотел бы, и ситуация немного вышла из-под контроля.

Роль в «Красивом мальчике» зацепила меня сильнее, чем я ожидал. Помню день, когда съемки закончились, – я шел домой пешком и чувствовал себя очень странно. Все, что произошло в фильме, произошло с героями, не со мной, но я все равно ощущал себя опустошенным и разбитым. Вообще-то это не грустный фильм – он об искуплении и о надежде. Но ощущение было такое, как будто меня ударили в живот.

Не нахожу себе места, когда не работаю. Хорошо, когда есть свободное время потусоваться с друзьями, но достаточно небольшого перерыва, и мне снова хочется работать.

Как только «Дюну» отдали Дени Вильневу, я подписался на все новости об этом проекте. Когда Вильнев мне позвонил, я уже успел прочесть примерно половину книги – все поля были в пометках. Пришлось срочно лететь к нему в Канны, так что вторую половину я читал по диагонали, и на середине книги пометки заканчиваются.

Хорошо, когда опыт твоего персонажа и твой собственный опыт пересекаются. Не то чтобы я планировал устроить галактическую религиозную войну...

Для меня стало открытием то, насколько «Дюна» фундаментальна для поп-культуры, сколько разных людей называют эту книгу одной из самых важных в своей жизни. Самая близкая аналогия, которую я могу подобрать, – поколение, которое выросло на «Гарри Поттере».

Хочу играть не для актеров, а для людей.

Я не знаю, как играть без саундтрека. Он должен звучать либо на площадке, либо у меня в голове.

Я никогда до конца не знаю, как сыграю ту или иную сцену, – зрителю, мне кажется, интереснее всего подлинная спонтанность.

Когда снимаешься в Америке, бывают смены и по 12, и по 14, и по 16 часов. Фильмы от этого лучше не становятся, скорее, наоборот.

Необычные, сложные роли лучше обычных. Но хуже всего те, которые кажутся сначала необычными, а на поверку оказываются претенциозной ерундой.

Для меня очень важна тактильная сторона актерской профессии. Когда мне что-то не удается, я беру в руки какой-нибудь небольшой предмет. У меня всегда есть такие – отдельно для роли, отдельно – на память, когда закончим.

Я не боюсь ошибок. Я знаю, что рано или поздно в чем-нибудь все равно ошибусь. Чего я боюсь – так это стать скучным.

Я осознанно бросил университет. Было страшно – я боялся, что упускаю шанс вырасти. Но оказалось ровно наоборот: работать на разных проектах с творческими, открытыми людьми – вот, я думаю, настоящее образование.

Люблю футбол. Я даже мечтал стать футболистом – пока не понял, что с такими физическими данными мне ничего не светит.

Я бы хотел заняться и другим творчеством – попробовать себя в сценариях или в режиссуре. Но я пока потерплю. Любой актер мечтает заработать достаточно денег, чтобы стать финансово независимым. Это своего рода лицензия на творчество.

У меня неплохо получается быть актером. Со всем остальным дела обстоят значительно хуже.

Мой отец – француз, поэтому я знаю французский. Но вырос я в Нью-Йорке.

В детстве меня называли Тимми, потом я пробовал Тима и Тимо и в конце концов остановился на Тимоти. Вообще-то я Тимотэ, но не могу же я постоянно поправлять людей. Это было бы слишком претенциозно.

Французским я владею хуже, поэтому больше люблю играть на французском – я более сосредоточен, и такое ощущение, что каждое слово звучит значительнее. Итальянцев я играю на слух – просто запоминаю, как должны звучать слова, и надеюсь, что правильно угадываю интонацию.

Если бы не Нью-Йорк, я бы не стал актером. Когда мне нужно успокоиться, я представляю себе летний день в этом городе.

Моя старшая сестра в юности занималась балетом. Так что между пятью и двенадцатью годами я в основном бегал по задворкам Линкольн-центра и ждал, когда закончится «Щелкунчик».

Глядя на сестру, я очень рано понял, что такое дискриминация: вот женщина что-то предлагает, и ее, в отличие от мужчин, не слушают.

Мне разбивали сердце, но не в привычном смысле. Я часто обрываю романы, прежде чем они начнутся – это такие автономные расставания на одного.

Если любишь, люби безусловно и искренне, отдавай себя.

Позволить себе быть уязвимым, женственным – вот что требует настоящего мужества.

Будь кем хочешь. Бицепсы, джинсы и брутальное выражение лица не делают тебя мужчиной.

Нужно жить в настоящем, со всеми его безумными политическими конфликтами и проблемами. Люди, которые мечтают перенестись в прошлое, забывают о том, каким безумным оно казалось современникам.

Мы живем в прекрасное время – среди тех, кто вдохновляет мир на перемены, много молодежи. Решать мировые проблемы придется нашим сверстникам, и откладывать они не будут.

Я обычно чувствую, что я один против всего мира, и лет с тринадцати пытаюсь избавиться от такого отношения к жизни. Ничего кроме злости и одиночества оно мне не дало.

В двадцать лет вдруг понимаешь, что твои родители такие же люди, как и ты. Это не значит, что они не могут дать тебе хороший совет. Просто однажды наступает момент, когда нужно взять жизнь в свои руки.

Когда-то резюме мне составляла мама, а я читал и потом врывался в ее комнату с криком «Да я половины того, что тут перечислено не умею!». Там было и жонглирование, и игра в шахматы. Не знаю ни одного случая, когда умение играть в шахматы пригодилось бы на съемочной площадке.

Я слышал, что обычно у звезд есть стилисты. У меня это в голове не укладывается. Чтобы кто-то выбирал, что я надену – делал за меня самое интересное?

Не принято признаваться, что быть в центре внимания весело. И в этом нет никакого нарциссизма.

Нам отпущено не так много времени. Будь счастлив, чувак. В конце концов, завтра тебя может сбить грузовик.

Помните, во время арабской весны все говорили с оптимизмом о возможностях, которые человечеству дают социальные сети? За последние несколько лет стало понятно, что люди сидят в соцсетях, чтобы отгородиться друг от друга и слышать только то, что хотят услышать.

Я склонен к ностальгии. Жаль, что в современных фильмах невозможно обойтись без смартфонов, мессенджеров и видеосвязи. Не знаю, был бы вообще возможен роман из «Назови меня своим именем» в мире лайков и пассивно-агрессивных комментариев. А так героям пришлось разговаривать, узнавать друг друга ближе, учиться справляться со своими эмоциями.

Обобщение – враг искусства. Искусство должно быть как можно более сложным и как можно более тонким.

Мне нравится думать, что искусство – не на экране, а в голове у зрителя.

После съемок я остаюсь наедине с собой и заново собираю свою личность по частям. Невероятно странное ощущение – она и так не очень цельная.

Думаю, в этом и состоит работа актера: быть настолько откровенным, насколько это вообще возможно, превратиться в открытую рану.

Что бы я делал, если бы не стал актером? Да ничего. Сидел бы сейчас без работы.

Европейцы лучше американцев умеют валять дурака. ¦