Правила жизни Амаяка Акопяна
Нет такой профессии — фокусник. Есть профессия артист.
Я принадлежу к той категории людей, которые не планируют свою жизнь. Говорят, если ты хочешь рассмешить Господа Бога, расскажи ему о своих планах. Видимо, я так смешил Всевышнего, что он загрустил от моих шуток.
Мой папа — турецкий армянин, мама — русская. Мама — певица с красивым лирическим сопрано, папа — великий иллюзионист. Коктейль, который во мне замешали, очень ядреный. Я живу больше эмоциями, чем сердцем и разумом.
Каждый человек живет со своей мелодией внутри, но почему-то не всегда ее слышит.
В детстве я часто играл в картишки со знаменитыми советскими артистами, в том числе с Риной Зеленой и всегда ее обыгрывал, а она кричала папе: «Мальчик вырастет шулером».
Бывало, что меня выгоняли из школы, но потом обратно брали — надо же было кому-то выступать на праздничных концертах.
Я был отвратительным пионером. Однажды поспорил с одноклассниками на четыре бутылки «Буратино», вошел в кабинет директора, встал под портретом Ленина, снял галстук и разрезал его пополам. Потом я должен был его срастить, но директор Окуньков не дождался счастливого финала — схватил и выкинул меня из школы.
Мой отец часто собирал в нашей квартире дворовых детей и показывал им фильмы Чаплина — чтобы они не пробивали во дворе друг другу головы. Перед показом папа раздавал всем заграничные конфеты в красивой упаковке — дети брали по одной, но не ели, а клали в карман. Папа говорил: «Что ж вы не едите?» А они отвечали: «Мы лучше дома, с чайком».
В этом году моему легендарному отцу исполнилось бы 95. Он народный артист Советского Союза, но незаслуженно забыт.
Первая книжка, которую я прочел от корки до корки и затер до дыр, была «Волшебник Изумрудного города». Я хотел сыграть всех, даже Элли.
Майкл Джексон в 1986 году приходил на мое представление в Лас-Вегасе. Он, как ребенок, реагировал на то, что я показывал, и очень хотел участвовать. Я ему говорю: «Michael, I love you». А он мне: «Thank you, thank you, great magician».
В 1988 году я выступал перед Каддафи в его резиденции. Там было 15 человек охраны — все кубинки, потрясающе красивые женщины, под два метра ростом, а еще были гости и семья. Каддафи был в восторге. Я показывал карточные фокусы, а он говорил: «Шайтан, шайтан!»
Меня обманывают — как и многих. На протяжении долгих лет я пытался создать детский театр волшебства, хотел поставить «Алису в Стране чудес», «Волшебника Изумрудного города» и «Калиостро», но мне так и не дали этого сделать.
Однажды у Киевского вокзала ко мне подошли два прилично одетых человека и говорят: «Вы наша гордость, у нас на зоне вы в большом авторитете. Вы не могли бы взять в ученики двух пацанов, которые вот-вот должны освободиться? Ребята очень талантливые, руки золотые».
Я злюсь на себя за то, что не вписываюсь в современный дизайн, что не могу перестроиться. Мне говорят: надо превратить жизнь в бизнес и стать миллиардером. Но почему я должен быть миллиардером в стране, где меня учили совсем другому?
Есть люди, которые в день тратят по 50 тысяч евро. Когда я работал на корпоративах, я видел, как люди выбрасывают такие деньги, что волосы поднимаются дыбом. А потом я приезжаю в больницы, и мамы с грудничками просят меня собрать им
Я знаю, как бороться с коррупцией. Надо продолжать давать взятки — но только отравленные, смазывая деньги ядом.
Недавно впервые в жизни я пошел на президентские выборы и голосовал. Вдруг стало понятно, что страну ждут перемены.
Леонид Ильич Брежнев был остроумнейшим человеком. Когда мы с отцом выступали перед ним в Барвихе, он вошел в нашу гримерку — навеселе, в шароварах, в спортивной куртке — и сказал: «Арутюн Амаякович, научите меня черной магии».
Амаяк Акопян не показывает фокусы — трюки демонстрируют его персонажи. Это мало кто понимает. Меня постоянно идентифицируют с моими телевизионными персонажами.
Сегодняшнее время вынуждает многих артистов халтурить, а я не могу себе этого позволить.
В советское время я никогда не выступал в кабаках. Моими площадками были Колонный зал Дома Союзов, Театр эстрады и концертный зал «Россия» — царствие ему небесное. Когда рушили «Россию», я рыдал.
В 1961 году министр культуры Фурцева позвонила отцу и попросила его принять Жана Маре с группой французских кинематографистов. Отец договорился с рестораном «Арарат», и во дворе нашего дома на Кутузовском проспекте натянули шатры, жарили шашлык, крутили барашка на вертеле. Французские актрисы уминали фирменные бабушкины пирожки с капустой и яйцом, а на запахи сбежалось пол-Кутузовского — стояли и глазели на великого Фантомаса.
Нельзя существовать без собственного лозунга и собственного флага.
Я иду мимо дома, где я родился, а там бутики, бутики, бутики, я ручку в дом втыкаю — а там дыра: фасад-то весь из папье-маше. Кругом бутафория, в лучшем случае — гипсокартон.
Интернету сегодня неинтересно общаться со мной.
Я не хотел бы видеть свою старость. Я наивный человек и думаю, что моя профессия позволяет мне оставаться ребенком, не впадая в детство.
Друзей у меня нет, но есть приятели. Я дорожу своим одиночеством.