Правила жизни Роберта Земекиса
Говорят, из моего «Назад в будущее» мог бы получиться неплохой мюзикл. Не хочу убедиться в этом при жизни.
Я вырос в южной части Чикаго, в бедной рабочей семье. Искусства у нас не было вообще — ни музыки, ни книг, ни театра — лишь иногда, по вторникам, мы ходили в кино, потому что это был женский вечер, и мама могла пройти бесплатно. Телевизор я смотрел каждый день, и он был для меня основным источником вдохновения. Дети и телевизор? Да, я знаю об этой проблеме, но все равно считаю, что знания могут приходить из телевизора тоже. Для меня он был просто спасением.
Если бы я не стал режиссером, был бы преступником. Унабомбер (настоящее имя Теодор Качинский; американский ученый-анархист, рассылавший бомбы в почтовых посылках. — Правила жизни) жил там же, где я — в Эвергрин-Парке. Когда его арестовали, я был потрясен. На фотографиях со спецоперации был его дом, и я тогда думал: «Да я же здесь вырос».
В детстве я не задумывался о том, что у каждого фильма есть режиссер. Кино для меня состояло только из актеров.
Как я начал снимать кино? Когда мне было пятнадцать, все вокруг с ума сходили от кровавой развязки в «Бонни и Клайде», так что я попросил отца сводить меня в кино — хотел посмотреть на это своими глазами. Когда герой Джина Хэкмена погиб, меня это потрясло невероятно. Я стал одержим кино. Помню, чуть позже я купил журнал «Филм Коммент» с Бонни и Клайдом на обложке, но не понял ничего из того, что там было написано. Тогда я просто решил снимать свое кино.
Очень давно, сразу после киношколы, мне удалось встретиться с Джорджем Лукасом, который уже был знаменитостью. «Как мне стать режиссером, Джордж? — спросил я. — Что мне сделать?» А он сказал: «Как-нибудь. Сделай что-нибудь». Сейчас мне кажется, что это лучший совет из всех, что я когда-либо получал. Как-нибудь ты обязательно сделаешь что-нибудь.
Жаль, что люди все меньше говорят о кино. Выходя из кинотеатра после хорошего фильма, они говорят: «Где будем ужинать?»
Когда Сид Шейнберг, глава компании «Юниверсал», увидел первую версию сценария «Назад в будущее», он сказал, что шимпанзе, который должен был жить дома у Дока Брауна, надо заменить на собаку. Он сказал: «Выкиньте этого шимпанзе к черту. Никто не пойдет смотреть такой фильм. Я провел исследование: фильмы с шимпанзе всегда проваливаются в прокате». Я говорю: «Сид, а "Как ни крути — проиграешь" и "Как только сможешь"?» (комедийная дилогия, в которой герой Клинта Иствуда держит дома обезьяну. — Правила жизни) А Сид говорит: «Вообще-то там был орангутан».
Запомните: путешествовать можно либо во времени, либо в пространстве. Меня всегда страшно раздражало, когда человек не только отправляется, скажем, на сто лет назад, но еще и попадает из Лос-Анджелеса в Англию.
Все, что связано с кино и процессом съемок, — неестественно. Стоять на ящике, чтобы казаться выше, — это неестественно.
Мы отправили Марти (главный герой трилогии «Назад в будущее». — Правила жизни) всего на тридцать лет назад. Путешествие в те времена, когда твои родители были молодыми, — это куда дальше, чем путешествие в доисторический мир.
Чаще всего меня спрашивают, когда я сниму четвертую часть «Назад в будущее». Никогда. Не может быть фильма из четырех частей. В тройке есть драма. Слыхали про трехактную структуру? Четыре — это четное число. Четыре — это скучно.
Никогда не понимал, почему драма не может быть снята в 3D. Мне кажется, «Лоуренс Аравийский» был бы великолепен в 3D.
Маленький бюджет во все времена и во всех сферах делал тебя более изобретательным.
Я хорошо понимаю, почему раньше режиссеры любили вестерн. Нет ничего лучше, чем работа в огромном пространстве.
У меня есть права пилота на полеты по приборам. Так что я знаю, как снимать фильмы про авиакатастрофы.
Хочется полагать, что впереди меня ждет что-то новое. Не хочу надписи на надгробии: «Он снимал хорошие фильмы».
Чем старше ты становишься, тем меньше в тебе остается высокомерного юношеского агностицизма.
Мы бесконечно одиноки в той ответственности, которую несем за самих себя.
Если фильм принесет один доллар, я буду счастлив. Потому что фильм снят и никто не пострадал, а это моя работа.
Никто не может узаконить трезвость.