Правила жизни Алана Мура

Читателя не должно волновать, существую я или нет.

Меня выгнали из школы в семнадцать, и моей первой работой стала разделка бараньих туш. Там, в цеху, я и узнал, что такое жизнь. Мы приходили на работу в полвосьмого утра и первым делом вытаскивали истекающие кровью шкуры из чанов с ледяной водой. На воде дрожали кровяные пятна, со дна всплывали потерявшие очертания куски плоти, и все это окружал странный юмор, достойный концентрационного лагеря: в обеденный перерыв, например, мы швыряли друг в друга размокшими бараньими яйцами.

Мне кажется, в любом деле нужно найти край, а потом сбросить себя оттуда.

У жизни нет жанра. Это роман ужасов с элементами мелодрамы, трагедии, комедии, научно-фантастического ковбойского детектива плюс немного порнографии — если, конечно, вам повезет.

Когда я начал заниматься комиксами, профессия «автор комиксов» была самой невразумительной работой на земле. Если бы в тот момент я захотел стать знаменитым, я сделался бы каким-нибудь хмурым английским актером.

Многие называют искусство комикса детским и отупляющим. Но огромное количество комиксов делают чрезвычайно образованные и тонкие люди — чего не скажешь про большинство современных фильмов.

Сегодня в кино всем заправляют счетоводы — тупые некомпетентные ублюдки, у которых начисто отсутствует талант. Сто миллионов долларов — столько они потратили на «Хранителей» (фильм режиссера Зака Снайдера по мотивам графического романа Мура. — Правила жизни), в то время как этих ста миллионов вполне хватило бы для того, чтобы восстановить Гаити после землетрясения.

Книга или кино — сегодня вопрос так даже не стоит. Вы любите, когда вам трахают мозги на скорости 24 кадра в секунду?

Нужен ли миру еще один дерьмовый фильм — вот какой вопрос должны задавать себе режиссеры.

После «Лиги выдающихся джентльменов» (фильм 2003 года по мотивам графического романа Мура. — Правила жизни) я понял, что никогда больше не позволю использовать свое имя в фильмах по моим книгам.

Да, Голливуд извращает мои книги, но, отвечая на вопрос, как я отношусь к этому, я всегда вспоминаю Рэймонда Чандлера (американский автор детективных романов, по которым снято несколько классических фильмов жанра нуар. — Правила жизни). Его спросили: «Рэймон, вы, наверное, устали от того, как Голливуд уродует ваши произведения?» Тогда он встал, подвел журналиста к книжной полке и сказал: «Вот они, мои книги, никем не тронутые. Как видите, в полном порядке».

Когда я создавал «V — значит вендетта» (1982 год. — Правила жизни), в самом потаенном уголке сознания у меня жила мысль о том, что было бы неплохо, если какие-то из моих идей действительно окажут влияние на мир. И сейчас, когда повсюду я вижу маски Гая Фокса, мне начинает казаться, что персонаж, которого я создал 30 лет назад, каким-то образом сбежал из царства фантазии, а фантазия вторглась в реальность.

Меня как-то спросили, почему я сделал первую главу своей первой книги такой длинной. Но это же так просто: чтобы всякие идиоты сразу отложили книгу в сторону.

Если бы зрители знали, чего они хотят, они были бы не зрителями, а создателями.

Мне нравятся лишь те фильмы, где каждый затраченный пенни виден на экране.

Культура — это просто зомби, неумело повторяющий то, что делал в жизни.

Есть небольшое количество людей, идеи которым приносят музы. Все остальные — и я тоже — просто работают.

Художник использует ложь, чтобы сказать правду, и я тоже произвожу на свет ложь. Но в этой лжи вы обязательно отыщите для себя какую-то правду.

В середине восьмидесятых одна американская компания пыталась заказать мне книгу комиксов о самых темных местах в истории ЦРУ — с конца второй мировой до сегодняшнего дня. Там должны были быть такие вещи, как контрабанда героина во время Вьетнамской войны, контрабанда кокаина во время волнений в Латинской Америке, убийство Кеннеди и прочие эпизоды. Исследуя все это, я вынес для себя одно: последователи разных теорий заговора верят в них только потому, что так более комфортно. Правда же заключается в том, что мир — это абсолютный неконтролируемый хаос. Нет ни иллюминатов, ни еврейского банковского сговора, ни серых пришельцев — правда куда страшнее. Миром не управляет никто, и он валится куда-то, лишенный контроля.

Все наши наблюдения за Вселенной — это в конечном счете лишь наши наблюдения за самими собой.

Каждый должен научиться по-своему ладить с мирозданием. Мы все разные, и именно поэтому я никогда не понимал религии.

Единственное место, где Бог точно существует, — это человеческий разум. Там он расположился во всем своем величии и ужасе.

Идея всегда важнее своего воплощения. Идея телевидения, например, значительно важнее самого телевизора, потому что в отличие от своего предметного воплощения идеи не умирают. Родившись, они становятся вечными, потому что нематериальны, как все божественное. Они бессмертны и пуленепробиваемы, так что, отскакивая от них, пули убивают тех, кто пытается их прикончить.

Можно уничтожить множество прекрасных и изобретательных вещей, но нельзя уничтожить красоту и изобретательность.

Если запретить свет, то только нарушители закона будут понимать, куда идут.

Людям не следует бояться своего правительства. Правительству следует бояться своего народа.

Так это было всегда: готовясь к войне, государство всякий раз громко и красноречиво говорит о необходимости мира.

Сатира страшнее проклятья. Не так давно я понял, почему в Средние века правители больше боялись бардов, чем колдунов или ведьм. Предположим, ты прогневал ведьму, и она прокляла тебя. Что произойдет? Сдохнет пара кур, скиснет молоко или кто-то из твоих детей родится с заячьей губой. Ничего такого. Но если ты прогневал барда, он обернет против тебя не проклятие, а сатиру. Он выставит тебя в глазах окружающих тупым жирным словоблудом, и ты надолго останешься таким для своего окружения, своих родных и самого себя. А если тебе попался особенно умелый бард, то и через триста лет после твоей смерти люди будут смеяться над тем, каким нелепым ублюдком ты был при жизни.

Если ты хочешь быть абсолютно свободным, избавься от двух вещей: от страха оступиться и от стремления быть первым.

Когда я был маленьким, я очень любил играть в волнах. Они научили меня не повиноваться инстинктам и страхам. Когда ты видишь огромную волну, идущую на тебя, ты бежишь в ее сторону, потому что, если ты побежишь назад к берегу, волна накроет тебя и швырнет на камни. И хоть бежать в сторону опасности — это против инстинкта, ты ныряешь под волну, и она проходит, оставляя тебя нетронутым.

Мне кажется, никто из нас не живет в таком мире, каким представлял его себе в детстве.

Мы соприкасаемся с миром лишь внешней стороной. Внутри мы остаемся одинокими до самой смерти.

Секс — самая величественная вещь на земле. Благодаря нему мы и существуем.

Есть выражение, которое я бы хотел торжественно похоронить — «обычный человек». Какая чушь! Нет никакого «обычного» человека.

Единственная причина, почему я никуда не уезжаю из Нортгемптона, заключается в том, что никто не относится ко мне здесь как к знаменитости. Для них я просто тот чувак с длинными волосами.

Будьте осторожны: вполне может получиться так, что реальность — это именно то, чем она кажется.

В жизни не бывает совпадений, но бывают иллюзии совпадений.

Счастье — это самая страшная тюрьма на земле.