Франсуа Трюффо — «Хичкок/Трюффо»

Вряд ли в посвященном кино книгоиздании есть формат более популярный, чем интервью с известным режиссером — всегда проще продать читателю возможность погружения в сознание той или иной знаменитости, чем какой-нибудь том киноведческих изысканий. Что ж, даже в этом легком по идее жанре есть свой священный Грааль: «Хичкок/Трюффо» это наглядное доказательство того, что подлинным искусством может быть даже диалог. Но только в том случае, когда этот диалог ведут две таких величины: еще молодой, но уже признанный лидер французской «новой волны» Франсуа Трюффо выступил интервьюером, чтобы записать 50 часов разговоров с Альфредом Хичкоком. Транскрипция этой беседы не только читается на одном дыхании — великие режиссеры не умничают и вовсе не брезгуют анекдотами с площадки или шутками — но и постепенно обретает форму чуть ли не покадрового киноразбора, идеального мастер-класса о том, как снимать кино, как его смотреть и понимать.

Питер Бискинд — «Беспечные ездоки, бешеные быки»

Кокаиновые загулы и оргии у калифорнийских бассейнов, брошенные жены и револьверы в ящиках стола, шашни с «Черными пантерами» и шантаж боссов голливудских студий — Питер Бискинд в своем томе о Голливуде 1970-х подходит к истории кино так, словно перед ним порочный психотриллер. Персонажи этой острой, едкой книги прекрасно вам знакомы — это Коппола и Спилберг, Лукас и Полански, Фридкин и Богданович. Другое дело, что в начале 1970-х все эти живые классики были молодыми, дерзкими, полными как амбиций, так и фрустраций — и, попутно отрываясь на всю катушку, спровоцировали те перемены в киноиндустрии, плоды которых, от авторской теории до одержимости блокбастерами, она пожинает до сих пор. Бискинд обходится почти без анализа самих фильмов — но учитывая, какими выпуклыми и цельными получаются у него портреты их создателей, и какая красочная у него складывается панорама Голливуда как самого безумного места на планете, это абсолютно не важно.

Дональд Ричи — «Одзу»

Кажется, что жанр монографии, посвященной отдельному режиссеру, по умолчанию обречен быть ограниченным — в конце концов, много ли может сказать о кино в целом корпус работ всего одного кинематографиста? Но есть, как водится, исключения. Посвященный великому японскому гуманисту от кино Ясудзиро Одзу том Дональда Ричи — образцовое выступление в этом формате. Киновед подробно разбирает охватившую три с половиной десятилетия и пять десятков фильмов карьеру Одзу, как на рентгене высвечивая сущность одного из самых выразительных стилей в истории кино. Но не менее важной, чем описание таланта героя и его значимости для японской и мировой культуры, становится и интонация самого автора — Ричи обходится без украшательств языка и грузных ученостей, но при этом хвастает не меньшей, чем у самого Одзу, мудростью и свободой ума. На месте и чувство юмора — чего стоит только глава о феномене пуканья в фильме «Доброе утро».

Джеймс Нэрмор — «Кубрик»

Другая монография, которую должен прочитать каждый киноман — вне зависимости от степени любви к творчеству Кубрика. Мало найдется людей, пишущих о кино одновременно так легко и так фундаментально подкованно, как Джеймс Нэрмор (его книги об Орсоне Уэллсе и нуарах не менее хороши — но в отличие от «Кубрика» на русский язык пока не переведены). Кажется, что режиссер «Сияния» и «Космической одиссеи 2001 года» — фигура такого масштаба, что его фильмография самоценна, интересна вне любых контекстов. Это действительно так, и подробно разбирая процесс создания и стиль всех картин Кубрика, Нэрмор дает понять, почему. Но важнее даже, что творчество героя становится для него ключом к пониманию и многих более глобальных процессов, начиная со смерти модернизма в искусстве и заканчивая историческими травмами всего ХХ века.

Робер Брессон — «Заметки о кинематографе»

Эта тоненькая — всего-то сотня страниц — нообъемная по глубине идей и размышлений книга только что переиздана на русском языке, и это настоящее событие. Название исчерпывающе объясняет содержание — это буквально пометки на полях большой режиссерской карьеры, записи, которые главный метафизик в кино ХХ века, любимый кинематографист Тарковского и Звягинцева Робер Брессон делал в процессе работы над своими фильмами. В сущности, это сборник афоризмов, наблюдений и замечаний — часто настолько же непроницаемых, как дзен-буддистские коаны. Стоит, впрочем, взяться за рефлексию над этими короткими высказываниями (например, «То, что предназначено взгляду, не должно дублировать то, что предназначено слуху»), и они становятся источником того же просветления, что способны вызвать лучшие фильмы Брессона от «Карманника» до «Мушетт».

Михаил Трофименков — «Кинотеатр военных действий»

Современное российское киноведение почти не знает трудов такого масштаба и такой вдумчивости, как книга Михаила Трофименкова о территории, на которой встречаются кинематограф и политическая повестка. Жан-Люк Годар, как известно, призывал снимать кино политически — ровно так Трофименков о кино пишет. Формально это гигантское, на 650 страниц, исследование революционного и партизанского кино, повесть о том, когда и как кинокамера становилась орудием идеологической борьбы, а режиссеры отказывались от объективности и занимали сторону того или иного конфликта (от Алжирской войны до современных гражданских войн на Ближнем Востоке), превращались, по большому счету, в пропагандистов. На деле книга Трофименкова читается как полноценный документальный роман, история о подспудных, подавленных, но невероятно бурных отношениях кино и сложной противоречивой реальности, которую оно отражает.

Томас Эльзессер, Мальте Хагенер — «Теория кино. Глаз, эмоции, тело»

На кафедрах киноведения курс теории кино обычно длится пять лет и требует прочтения десятков исследований, многие из которых уже морально устарели. Что ж, 450 страниц фундаментальной книги Эльзессера и Хагенера могут служить почти равноценной заменой. Эльзессер, один из самых уважаемых в академической среде киноведов мира в последние несколько десятилетий, дает здесь полноценную панораму всех тех теорий кино, которые создавались за последние сто лет — и находит для этого сизифового труда убедительную, понятную форму. Каждая глава «Теории кино» отталкивается от воздействия кинематографа на одно из чувств зрителя — взгляд, слух, мозг — и ловко подверстывает к философским и культурологическим идеям примеры как из картин Бастера Китона, так и из мультблокбастеров Pixar.

Евгений Марголит — «Живые и мертвое. Заметки к истории советского кино 1920−1960-х годов»

Прискорбный парадокс советского кино — оно на протяжении десятилетий владело умами поколений наших соотечественников, но при этом остается, за исключением работ четырех-пяти величайших режиссеров, толком неисследованным. Советское киноведение было чаще всего ангажированным (не реже — попросту, с точки зрения теоретической базы, наивным), современное — предпочитает другие темы. На этом фоне книга Евгения Марголита практически бесценна — это исчерпывающее, остроумное исследование тех трансформаций, которые в первые полвека своей жизни претерпевало советское кино, начиная с Протазанова и заканчивая оттепелью. Не только доказательство, что наше кино не всегда, словами героя ленты «Изображая жертву», было в жопе — но и учебник по пониманию фильмов в контексте большой истории и вне его.

Роберт Макки — «История на миллион долларов»

Роберта Макки — самого, пожалуй, раскрученного преподавателя сценарного мастерства на планете — вы могли видеть в прекрасном фильме Спайка Джонзи «Адаптация». Главный герой, сценарист самой «Адаптации» Чарли Кауфман, отправлялся на лекцию Макки, достигнув крайней степени отчаяния и низшей точки падения в бездну творческого кризиса. При всей иронии, заложенной нонконформистами Кауфманом и Джонзи в отношение к Макки, уроки, которые гуру драматургии дает в своей главной книге вовсе не смехотворны. Да, далеко не факт, что проштудировав «Историю на миллион», читатель немедленно напишет сценарий для голливудского хита. Что можно гарантировать точно — так это формирование стройного, ясного представления о том, как рассказывать истории в принципе, вне зависимости от того, идет ли речь о кино, журналистике или элементарном анекдоте. Макки вдобавок ко всему еще и сыпет мудрейшими откровениями о работе человеческого сознания вообще — например, почти нечаянно замечает, что секс это единственное действие, бесконечные повторы которого не генерируют у нас скуку.

David Bordwell — «The Way Hollywood Tells It»

По учебникам, написанным профессором университета Висконсин-Мэдисон Дэвидом Бордуэллом, преподают теорию и историю кино во всем мире — а его персональный блог в принципе и сам способен заменить киношколу. Наиболее емкое и важное произведение Бордуэлла, впрочем, это монография «The Way Hollywood Tells It», исследующая язык, на котором с миром говорит самое популярное кино — современные голливудские фильмы. Причем для автора речь не о феномене поп-культуры — Бордуэлл, без всякого упрощения способный скрещивать академическую базу с талантом писать увлекательно и доступно, последовательно объясняет, почему стиль блокбастеров и оскаровских драм часто является не менее авангардным, чем у фестивальных экспериментаторов Апичатпона Верасетакуна или Альберта Серра. Не менее важно, что солидная теоретическая база не мешает киноведу в первую очередь выступать в своих размышлениях о кино голосом здравого смысла.