Argumentum e silentio

Рене Шару

Посажена на цепь

между золотом и забвением:

ночь.

Оба ловили её.

Обоим она досталась.

Посади,

Посади и ты на цепь там, что воз-

брезжить хочет вместе с рассветами:

звёздами-облетаемое,

морем-омываемое слово.

Каждому — слово.

Каждому — слово, певшее ему,

когда свора напала на него сзади —

Каждому слово, певшее ему и закоченевшее.

Ей, ночи, —

звёздами-облетаемое, морем-обливаемое,

ей — умолчанное слово,

у которого не запекалась кровь, когда ядовитый зуб

насквозь прокусывал слоги.

Ей — умолчанное слово.

Оно будет свидетельствовать

против других, скоро

соблазнённых живодёрами,

оседлавших время и времена,

оно будет в конце концов,

в конце концов, когда только цепи звенят,

свидетельствовать о ней, лежащей в цепях

между золотом и забвением,

сестрой обоих с незапамятных пор —

Потому что где

брезжит-то, скажи, как не у неё,

являющей тонущим солнцам всходы

в речной долине своих слëз

ещё, ещё и ещё?

Поля

Этот вечный тополь,

на краю мысли.

Вечно этот палец, указующий вверх,

на опушке.

Задолго уже до него

медлит на закате борозда.

Но туча:

туча плывёт.

Вечно Око.

Вечно Око, чьё веко

ты поднимешь при свете

его закрывшегося брата.

Вечно Око.

Вечно Око, чей взгляд

свивает тополь в кокон.

Бретонский пляж

Всё собрано, что мы видали,

к прощанью с тобой и со мной:

катившее ночи к нам море,

песок, вместе с нами летевший,

и вереск вверху ржаво-красный,

где мир наш случился для нас.

И то прекрасное…

И то прекрасное, взлохмаченное тобой, и волосы,

которые ты взлохмачиваешь:

какой гребень

вновь гладко расчёсывает вас, прекрасные волосы?

Какой гребень,

в чьей руке?

И камни, складывавшиеся тобой в кучу,

и ты их складываешь всё,

куда бросают они тени,

и как далеко?

И ветер, что сверху гладит,

и ветер:

подберёт ли он тень какую,

отмерит ли её тебе?

Какой ни поднимешь камень…

Какой ни поднимешь камень —

оголишь

тех, кто нуждается в его защите:

нагие,

они снова бросаются в хитросплетения.

Какое ни срубишь дерево —

мастеришь из него

ложе, на котором

снова собираются души,

как будто не сотрясён был

и этот

эон.

Какое ни скажешь слово —

ты обязан за него

погибели.