Из-за коллапса с типографиями (что-то сломалось, что-то потеряли, что-то не выдержало большого заказа издательства «Просвещение) все сроки выхода книг в печать стали очень приблизительными: если раньше на печать закладывали две-три недели, то теперь можно ждать книгу из типографии примерно два-три месяца. Поэтому этой осенью до нас доберется несколько относительных уже новинок, которые должны были появиться гораздо раньше. Например, только что вышел и добрался до книжных почти самый свежий роман Стивена Кинга «Позже» — о мальчике, чье умение разговаривать с покойниками будет не раз использовано против него. В сентябре появится наконец-то давно обещанный нам «Голландский дом» Энн Пэтчетт — просто нормальный роман о семье, подточенной драмой и ядовитой, обсессивной любовью к утраченному дому. В октябре-ноябре «Астрель» обещает наконец выпустить «2666» Роберто Боланьо в переводе Марины Осиповой — со всех сторон огромную, культовую вещь, приятно сложный пятичастный образчик постмодернизма здорового человека. В сентябре в издательстве Ad Marginem также выйдет «Контур» Рейчел Каск, первая часть знаковой трилогии этой отъявленно немейнстримной писательницы, и к ноябрю (а скорее всего, к ярмарке Non/Fiction) до нас доберется букеровский лауреат прошлого года, роман «Шагги Бейн» Дугласа Стюарта, который лично я бы в ноябре читать не советовала. Это прекрасный роман, разумеется, но там рассказывается о детстве, в котором, как и в ноябре, слишком рано темнеет, а весна и еле заметная надежда появляются там только в самом-самом его конце, когда читатель уже успевает несколько раз внутренне умереть от безнадеги.

Кроме этого в издательстве «Текст» выйдет огромная семейная «Сага о Бельфлерах» Джойс Кэрол Оутс, очень разносторонней и очень изобильной писательницы — на ее счету уже 58 романов (как знать, когда выйдет эта статья, может, их будет уже 59). В издательстве «Синдбад» в переводе Сергея Кумыша выйдет чрезвычайно важная для понимания современной американской литературы повесть Дениса Джонсона «Сны поездов», сгущенный эпос в тоненькой стопке страниц. Ну и в издательстве «Лимбус Пресс» выйдет добротная итальянская классика, которую продают и в том числе как любимую книгу мамочки Дамиано из Måneskin, но в принципе «Грех» Паскуале Феста-Кампаниле — это еще и сам по себе заслуживающий внимания роман о том, как перед лицом войны и ужаса душа обнажается до сокрытого в ней Бога — как, впрочем, и перед любовью.

И еще 10 новых и очень хороших (или нет) книг.

Джон Престон, «Раскопки»

(«Эксмо», перевод Н. Ударовой, сентябрь)

Маленький и аккуратный британский роман о том, как в 1939 году в Саффолке одна женщина решила раскопать могильные курганы на своих землях и это привело к величайшему археологическому открытию в истории Великобритании. Есть свежая экранизация этого романа с бесконечно талантливым Рейфом Файнсом в роли терьера-археолога, но там, где фильм стремится к золотой нарративной формуле «рыли яму — откопали драму», книга куда тише, суше, незаметнее, а сам текст вытянут в тоненькую чеховскую струнку, дребезжащую в грозовом предвоенном воздухе.

Энтони Горовиц, «Сороки-убийцы»

(«Азбука-Аттикус», перевод А. Яковлева, сентябрь)

Горовиц, конечно, во многом занимается жанровым скрапбукингом, составляет новые книжки из читательских воспоминаний об идеальном. Его детективы — это очень вежливый оммаж детективам золотого века (внимательный читатель может даже отыскать в его текстах кое-какие сюжетные приемы Кристи, но это не плагиат, а скорее, пасхалка для настоящих сыщиков), и на выходе у него получается милое, понятное чтение, сделанное строго по законам жанра — не менее и, слава богу, не более. В «Сороках-убийцах» редакторесса читает роман о расследовании убийства в тихой британской глубинке, которое ведет сыщик по имени Аттикус Пюнд (в оригинале чужеродность его имени подчеркивается вопиюще небританским умлаутом), и вдруг выясняет, что в романе нет развязки, а его автора, кажется, только что убили. (А читатель выясняет, что это просто идеальный детектив.)

Исмаиль Кадарэ, «Дворец сновидений»

(Polyandria No Age, перевод В. Тюхина, сентябрь)

В черном-черном тоталитарном городе стоит Табир-Сарай, Дворец Сновидений, практически оруэлловское по уровню будничного безумия министерство слежки за снами. Туда и устраивается работать главный герой романа Марк-Алем, а устроившись, обнаруживает, что превратился в мутного бюрократа. Кадаре, живой классик албанской литературы, всегда состоял в непростых, неоднозначных отношениях с государственным режимом, и, видимо, от этого его липкий, неуютный роман, отдающий двадцатым веком, как дурным нафталином, и читается временами не как роман, а как хроника.

Элизабет фон Арним, «Колдовской апрель»

(«Лайвбук», перевод Н. Рудницкой, сентябрь-октябрь)

Донельзя милая и очень британская книжка 1922 года о том, как две женщины решили уехать из сырого и серого лондонского февраля в итальянский апрель, сняв вскладчину старинный замок и оставив мужей все в том же феврале, после чего выясняется, что всего-то и надо было уехать в Италию, чтобы жизнь наладилась (и мужья тоже значительно улучшились).

Кнут Гамсун, Мартин Эрнстсен, «Голод» (графический роман)

(«Городец», перевод Е. Воробьевой и Е. Рачинской, сентябрь)

«Голод» Гамсуна, пожалуй, самый отвратительно прекрасный из всех его романов, превосходящий и нутряную красоту слога «Пана», и идеальную ритмичность «Виктории». Это каким-то невероятным образом сконструированный текст, в котором все самое ужасное — голодное существование, темное равнодушие большого города, медленное растворение разума в отчаянии — сопряжено с дивной, надмирной красотой подступающего безумия и голодных галлюцинаций. И эту невозможность, сплетенное существование ужаса и света, и вытащил на поверхность художник Мартин Эрнстсен, заново создав для нас этот великий классический роман.

Филип Хеншер, «Дружелюбные»

(«Астрель», перевод А. Логиновой, сентябрь-октябрь)

Филип Хеншер — во всех смыслах большой британский писатель, в том числе и потому, что, кажется, физически неспособен написать роман менее 500 страниц. Но каждый раз это хорошие 500 страниц. Хеншер работает в технике, которую так ценит не менее великая писательница А. С. Байетт, (которая, кстати, во многом и открыла Хеншера для читателей) — он пишет так, будто времени и границ не существует, позволяет себе подолгу задерживаться на деталях, предметах, самой текстуре времени, отчего его романы кажутся окнами в другую, воспроизведенную с фотографической точностью реальность. В «Дружелюбных» Хеншер надолго задерживается на жизни двух семей, одной — посконно британской, другой — из «понаехавших», — которые вдруг, по воле случая, оказываются связаны на всю жизнь, но это не семейная сага, а скорее роман, который мог бы написать добрый, осознанный Франзен, — о том, как обычные, во многом хорошие люди пытаются оставаться людьми.

Ричард Осман, «Клуб убийств по четвергам»

(«МИФ. Проза», перевод Г. Соловьевой, сентябрь)

Когда небрежно структурированный жанровый роман, более того, очень плохой детектив становится всеобщей издательской сенсацией и продается тиражами, сравнимыми только с тиражами Роулинг и Дэна Брауна, это говорит о том, что дело тут не в детективе. И в самом деле, «Клуб убийств по четвергам» — это, с одной стороны, такой бесконечный, самообновляющийся мемасик для жителей Британии. Тут тебе и шутки про Tesco и Sainsbury’s, и вдвойне полезный после Брекзита польский прораб, и сладенькие старички, вовсю косплеящие мисс Марпл, — в общем, Британия, которую мы еще не потеряли. Но, с другой стороны, популярность этой книги объясняется, скорее, тем, что это ловко переобувшийся иронический детектив, где теперь есть и инклюзивность, и новая этика, и старики в роли людей, и шутки про русских (на которых политкорректность удачно кончается) — но нет ничего, что было бы по‑настоящему новым. Это махровый консерватизм, упакованный в обертку из 2020 года, хорошо забытое старое, у которого оказалась долгая память (и талантливые промоутеры).

Амитав Гош, «Маковое море»

(«Фантом Пресс», перевод А. Сафронова, октябрь-ноябрь)

Накануне Первой опиумной войны на торговом корабле, плывущем из Калькутты на Маврикий, по воле случая оказываются несколько невероятно разных людей — от обанкротившегося раджи-заминдара до сироты-француженки, бегущей от неравного брака. Приключения, которые начались у каждого из героев задолго до этого, теперь начинаются еще сильнее.

Катя Петровская, «Кажется Эстер»

(«Издательство Ивана Лимбаха», перевод М. Рудницкого, сентябрь)

Важный, объемный, донельзя призовой роман Петровской производит неожиданное впечатление — он весь полон воздуха и какой-то мастерски сохраненной в переводе прозрачности, и, видимо, поэтому тяжелая тема (холокост и общий ужас XX века, вписанные в семейную историю) не тянет его на самое дно читательской души. Петровская точно понравится тем, кто ценит книги, документализирующие, фиксирующие память и ее бесконечные метаморфозы, от работ Зебальда до, разумеется, Степановой.

Никлас Натт-о-Даг, «1795»

(«Рипол», перевод С. Штерна, сентябрь-октябрь)

Благодаря дружбе, завязавшейся между автором романа и его переводчиком, Сергеем Штерном, заключительная часть нуарной исторической трилогии выйдет на русском языке практически одновременно с оригиналом. «1795» не подведет — и опять моча станет красной от крови, которая вновь рекой потечет по темным улицам Стокгольма, а Микель Кардель приложит свою деревянную руку к расследованию убийств (и носам, черепам и челюстям злодеев). Однако в самой мрачности этой трилогии, в ее беззастенчивом упоении тленом, адом и ужасом есть что-то сказочное, до приятного ненастоящее — в черном-черном городе все умерли, а мы еще поживем.