Как зарабатывают музыканты: отрывок из книги «Кратчайшая история музыки: От Древнего мира до наших дней»

«Я стала профессиональным музыкантом в три года. Ходила по церкви с кружечкой, куда мне кидали монетки, и распевала песни вроде "This Little Light of Mine". Уже тогда я понимала, что играю музыку за деньги», — Карла Блей (1936–2023), американская джазовая исполнительница, пианистка, бэндлидер и композитор.

Сейчас некоторые считают, что музыка должна быть бесплатной для всех, а от авторских прав нужно избавиться. Мы ищем музыку в интернете, слушаем ее когда заблагорассудится и хотим иметь возможность делиться любимыми песнями в соцсетях. Разве тем самым мы не делаем одолжение артистам? Такие взгляды не новы, даже если что-то в них присуще лишь нашему времени. Все мы так или иначе имеем отношение к музыке — как минимум в качестве слушателей, — и большинство людей смотрят на нее как на хобби. Поэтому нам кажется, что музыканты тоже просто занимаются любимым хобби. Попробуйте, однако, сказать это таким, как Блайнд Бой Фуллер.

Бродячие музыканты — яркий пример людей, зарабатывающих музыкой. Мы слушаем их и бросаем деньги в знак благодарности. Чтобы не утомить кормящую их публику одними и теми же песнями, такие артисты должны постоянно переезжать с места на место. Этот порядок вещей установился много веков назад во многих мировых культурах. Кстати, нередко бродячие музыканты были слепыми.

Происхождение музыкальной культуры годзэ покрыто завесой тайны, но считается, что она существует в Японии как минимум с периода Муромати (XIV‒XVI вв.). Ансамбли слепых женщин годзэ постоянно (даже суровой зимой) кочевали между городами, где они играли на сямисэнах, пели народные песни и рассказывали истории за деньги. В XVII в. появилась официальная гильдия годзэ. Примерно в то же время в Войске Запорожском за музыку отвечали кобзари, тоже слепые музыканты, сопровождавшие игрой на кобзе — еще одном инструменте, похожем на лютню, — декламацию эпических поэм, восхвалявших военные победы казаков. В Ирландии были странствующие слепые арфисты, самым известным и успешным из которых считается Торла О’Каролан, живший в 1670–1738 гг. О’Каролан пользовался такой популярностью, что его произведения, которые могли бы считаться народными, остались авторскими и впоследствии были записаны и опубликованы как квазиклассические пьесы.

Слепые бродячие музыканты фигурируют в целом ряде баллад народов Северной Европы. Так, в «Балладе о двух сестрах» — разные версии которой известны в Скандинавии, Шотландии и Англии — слепой музыкант находит тело девушки, утопленной ее сестрой, и делает из ее костей корпус арфы, а из волос — струны. Затем этот слепой арфист попадает на свадьбу сестры этой девушки, где его арфа внезапно обретает дар речи и обличает невесту в убийстве.

Что-то наподобие слепоты имитировали монахи одного из нищенствующих монашеских орденов в Японии. С начала XVII по середину XIX в. комусо (это слово с японского буквально переводится как «монахи пустоты»), монахи из буддийской школы Фукэ, надевали на головы плетеные корзины и ходили по городам, где играли на флейтах сякухати. Музыканты были зрячими, а их корзины и музыка были родом послушания, уничтожающего эго. Со временем корзины увеличились в размерах и начали полностью скрывать лица музыкантов, что позволило им найти «подработку» в виде шпионажа на правительство. В период Эдо японцам было запрещено путешествовать по стране, но «монахам пустоты» позволили и дальше бродить по деревням и просить подаяние (в виде денег или риса) в обмен на информацию о подозри-
тельных действиях местных.

В современном языке под словом «трубадур» стали понимать «странствующего музыканта», хотя реальные трубадуры средневекового Прованса избегали кочевой жизни. Как, впрочем, и их окситанские коллеги — поэтессы-трубадуры, сотоварищи с севера — французские труверы и немецкие собратья — миннезингеры. Эти поэты-композиторы — а точнее, поэты-певцы — писали о куртуазной любви. А где еще о ней петь, как не при дворе какого-нибудь феодала? Конечно, трубадуры могли кочевать из замка в замок, но в основном стремились как можно дольше остаться в одном
месте и получать соответствующее содержание. В начале XIII в. смертельную рану трубадурам нанес Альбигойский крестовый поход, а через 100 лет их добила Черная смерть. Но за время своего существования эта музыкальная традиция дала жизнь сотням произведений лирической поэзии на староокситанском языке и, во многих случаях, музыке,
которая их сопровождала.

Шестью веками позже, в Мексике XIX в., появились кочующие ансамбли мариачи, которые находили пристанище в асьендах. Освоив музыкальные инструменты своих европейских господ — скрипки, арфы и гитары (трубы появились чуть позже), мариачи начали развлекать обитателей загородных резиденций. Как и трубадуры, они иногда меняли свои пристанища, но в основном стремились найти постоянное место работы. В 1920-х, когда Мексиканская революция положила конец феодализму и асьендам, мариачи были вынуждены перейти к бродячему образу жизни и в итоге стали стекаться в Мехико. Изначально музыка мариачи не подразумевала
текста, но после революции пение начало играть все более значительную роль — тексты песен обычно были злободневными (так же как калипсо, которые пели на Тринидаде и Тобаго).

Автор-исполнитель, совмещающий роли рассказчика и репортера, встречается во всех музыкальных традициях, хотя если говорить о гриотах или джали из Мали, Сенегала и других частей Западной Африки, то это лишь часть их функций. Эта наследственная профессия также включает в себя сохранение истории, поэтому гриоты — обычно бродячие музыканты — имеют глубокие связи со своими общинами, а в прошлом были важными фигурами при дворе, где в их обязанности входило исполнение характерных для многих африканских культур хвалебных песен, превозносящих королей и богов. Действительно, кажется, что без вмешательства духа-наставника они не смогли бы стать певцами и музыкантами. Королевское покровительство гриотам уже можно считать пережитком прошлого, и сегодня эти музыканты выступают в основном на свадьбах и похоронах или, в редких случаях, на международных фестивалях, которые принесли славу таким исполнителям, как Салиф Кейта из Мали, а также Юссу Н’Дур и Бааба Маал из Сенегала. И все же эта традиция не умирает.

«Люди каждый день имеют дело с музыкой, — сказал Бааба Маал в 1999 г. — Музыка в обществе служит своего рода ориентиром. Музыканты, историки, рассказчики — все они по-прежнему очень, очень важны, поскольку многие
не ходили в школу и не умеют читать».