Я уже двенадцать лет работаю на Ибице — сначала матросом, потом капитаном, потом брокером. Море меня зацепило и не отпускает — лучше любой психоделии. И все эти двенадцать лет я боялся упасть с яхты.

Иногда такое случается. Ситуация глупая и опасная. Иногда людей смывает с яхты в шторм, иногда они падают сами. Если на яхте есть другие члены экипажа, за тобой могут вернуться. Если нет, то все, что тебе остается, — наблюдать, как твоя лодка стремительно уходит вдаль. Открытое море для одиночки чаще всего означает гибель.

Был восхитительный день. Я понаблюдал с палубы за восходом солнца и отправился в путь — перегонять яхту из одного порта Ибицы в другой. Меня ждали клиенты. Лазурная вода, голубое небо — идиллия. Я ставлю яхту на автопилот, довольный, осматриваю лодку, которую за ночь отдраили до блеска для клиентов. Мне осталось только смыть с палубы разводы от влаги. Набираю морской воды, ополаскиваю палубу — а потом поскальзываюсь и падаю за борт. Я даже не успел ничего понять: вот я на палубе, наслаждаюсь солнцем, морем и видом на побережье, а вот уже за бортом, смотрю, как моя лодка удаляется от меня со скоростью тридцать узлов в час.

День из восхитительного мгновенно становится чудовищным. В первую секунду я изо всех сил кричу: «Стой, стой!» Еще секунда уходит на то, чтобы осознать, насколько это бесполезно — на лодке я был один. До берега — четыре километра. Из вещей у меня только шорты, темные очки и часы. Я заставляю себя успокоиться — обычно люди тонут, когда паникуют, — и чтобы чем-то занять голову, начинаю подсчитывать риски.

Самое опасное: здесь оживленный участок, много паромов и лодок. Яхта может во что-нибудь врезаться. Может случиться авария, погибнут люди. С другой стороны, именно потому, что участок оживленный, все привыкли смотреть по сторонам. Вероятность катастрофы — полтора-два процента.

Что еще? Яхта может налететь на скалы, на какой-нибудь маленький островок и разбиться. Но, во‑первых, она застрахована, во‑вторых — уже конец сезона, ей требуется ремонт, и по страховке владелец получит за нее больше фактической стоимости.

Я хорошо плаваю, проплыть четыре километра до берега — не проблема. Так что из потерь только документы и компьютер, оставшиеся в каюте, профессиональная репутация и чувство собственного достоинства. Капитаном меня после такого никуда не возьмут, но мой основной бизнес — все равно брокерский. Обидно, но не смертельно.

Под эти размышления следующие 45 минут я гребу в сторону пляжа, на котором есть гостиница, откуда я смогу позвонить, и стараюсь думать о приятном. Вода, например, теплая, и это приятно. Дело происходит в Средиземном море у берегов Ибицы, а не в открытом море на ледяной Балтике, где мне быстро пришел бы конец. Я то и дело машу проходящим мимо лодкам, но волна высокая, и меня не видно даже с пятидесяти метров.

Наконец, меня подбирает моторка, полная чрезвычайно удивленных английских туристов. Когда я объясняю, что я из России, они начинают снимать меня на телефон. Я звоню своему партнеру: «Фернандо! Есть проблема: я потерял лодку». И ровно в тот момент, когда партнер начинает паниковать и взволнованно задавать вопросы, я вижу свою яхту — автопилот отключился, и она на довольно большой скорости ходит кругами по маленькому радиусу, примерно как машина во время дрифта.

«Фернандо, — говорю я, — проблема решена. Я нашел лодку. Я тебе перезвоню».

Англичане, все еще чрезвычайно удивленные, пытаются на своей моторке подойти поближе к кружащей яхте. Я на глаз оцениваю расстояние, благодарю своих спасителей на прощание и на полной скорости перепрыгиваю на свою лодку. На ней все ровно так, как я оставил. Палуба чистая. Автопилот автоматически выключился через десять минут — я, кажется, сам выставил эту настройку, чтобы не расслабляться.

Я снова звоню своему партнеру. «Фернандо, — говорю я, — все нормально. Но предупреди, пожалуйста, клиентов, что я задержусь на час».