На пятничной вечеринке одного известного культурного проекта я  встречаю коллегу из  пиара.Какое-то время мы  болтаем о  пустяках, но  неизбежно переходим к  обсуждению 24 февраля. «Я  вообще перестала читать какие-либо новости», — замечает моя собеседница, я  одобрительно киваю и  поддерживаю ее решение уже стандартной для таких разговоров фразой: «Ну, ты  же понимаешь, надо как-то сохраниться, вот и  не  читай, раз можешь себе это позволить».

Информационная гигиена и  правда выбор каждого, вряд ли кому-то станет лучше от  разрушенной психики двадцатилетней девушки, с  трудом распознающей фейк-ньюс. Еще через сорок минут в  диалоге со  мной знакомый недоумевает по  поводу разгульного веселья ночной Москвы, нового китчевого клуба, эпатаж которого кажется неуместным в  контексте эпохи. Его недоумение перетекает и  на  нас, мол, как это мы, так привыкшие стоять в  белом пальто, оказались замазаны кутежом в  столь неспокойное время. А  уже после пары бокалов признается, что сам не  знает, где взять индульгенцию на  привычную жизнь — то  ли перевести деньги на  счета благотворительных фондов, то  ли сходить на  исповедь.

После февраля перед многими встал сложный моральный вопрос: тусоваться или нет, и  если да, то  как? Долго не  приходящая весна подтолкнула людей к  непростому выбору. Многие москвичи все-таки отказались от  вечеринок, было ли это решение продиктовано моралью или погодой — вопрос риторический. Но  уже к  маю молодые московские модники начали выползать на  вечеринки.

Так или иначе фраза «после 24-го» звучала так часто, что этому может позавидовать любой пиарщик или маркетолог, у  которого стоит KPI по  упоминанию подопечного бренда. Москва — город больших надежд — превратилась в  пространство потерянных смыслов.

Нет, конечно же, все продолжают тусоваться, выпивать (кстати, гораздо больше), и, на  первый взгляд, может показаться, что город живет как прежде: шумные вечеринки, забитые людьми рестораны, концерты классической музыки. Но  на  самом деле нас не  покидает ощущение нелегитимности происходящего. Пиарщики зовут на  события с  оговорками, владельцы площадок стараются не  отсвечивать, а  гости встречают друг друга понимающими взглядами, находя оправдание и  поддержку своему участию в  кутеже. Сегодня это важное понимание — я  такой не  один, жизнь как-то идет дальше. Раньше похожие взгляды одобрения и  поддержки ты  ловил на  митингах против блокировки телеграма, а  теперь — на  открытии нового модного заведения или на  теа­тральной премьере.

В  лексиконе москвичей слово «событие» занимает не  последнее место. За  прошедшее десятилетие Москва производила огромное количество событий: открытия музеев современного искусства, театров, большие премьеры, громкие музыкальные фестивали и  гастроли выставок-блокбастеров — все это стало привычным и  где-то даже рутинным фоном для прогрессивных москвичей. Бесконечное развлекательное шоу погрузило горожан в  сладкий сон, пробуждение от  которого сопровождается тяжелым похмельем. Высокой морали тут искать не  надо, ее и  нет, а  вот подмена событий симулякрами очевидна.

Если вы  живете в  Москве, то  не  могли не  заметить набравшие в  какой-то момент популярность выставки репродукций известных художников вроде Босха, то  есть абсолютную подмену оригинала суррогатом. О  том, как произведение искусства от  бесконечного тиражирования утрачивает уникальную ауру, немецкий философ Вальтер Беньямин писал еще в  1936 году. Таким образом, замена ожидаемого события в  связи с  санкциями диктует пафос — он  неизбежно девальвируется, а  гости такого мероприятия присутствуют на  нем по  остаточному принципу.

Очевидно, что в  городе изменилась энергетика. Если раньше мы  бежали от  внешних проблем, которые и  проблемами-то сложно назвать, то  сейчас бежим от  проблем внутренних.

В  этом смысле иногда кажется, что вечеринки посещают не  столько сами люди, сколько их  аватары, вроде бы человек есть, а  энергии — ноль. Побегом от  себя дело не  ограничивается, многие уезжают. Заведения изменили режим работы, что заметно уже в  пятницу — к  двум ночи привычные места теперь закрыты.

Странным образом сегодня в  городе уживается несколько метавселенных: в  одних пространствах люди жалуются на  разбитую жизнь, в  других — пытаются показать, что пришел удивительный новый мир (понять бы еще какой), а  в  третьих вообще старательно изображают, что ничего не  изменилось. Слева модные хипстерские пространства, справа — нарочито дорогие рестораны на  условных Патриках, а между ними реконструкции исторических сражений на  Покровском бульваре. Выглядит это все довольно странно.

Но  главное — все это никак не  отвечает на  вопросы, которыми сейчас действительно многие задаются — что происходит, кто мы  и  куда идем?

Эти вопросы застали растерянных москвичей врасплох, и кажется, только пара старух в  метро с  красными гвоздиками в  петлицах точно знают, куда идет их  вагон.