До и после получки
Чтобы попасть в Кологрив, нужно доехать на поезде до станции Мантурово, затем 50 километров ехать по плохой дороге, а потом еще 40 километров — по отвратительной. Это место в буквальном смысле на краю земли. Из самого города ведет только одна дорога — в деревню Черменино, которая настолько глуха, что сейчас там строят психиатрическую больницу: убежишь, и сам будешь не рад.
Традиционные законы рынка в этом «медвежьем углу» уступили место принципам «моральной экономики». Термин еще в середине 1970-х предложили антрополог Джеймс Скотт и историк Эдвард Палмер: они показали, что в плотных сообществах все экономические взаимодействия связаны с нравственными аргументами, а цена, формирование спроса и предложения второстепенны. Вся экономика в таких сообществах — сложная моральная игра, в которой побеждают не принципы чистого рынка, а сила аргумента.
ИЗ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ
ИНТЕРВЬЮ:
«Раньше у нас мясные цеха были, молоко, сметану, хлеб делали, лен обрабатывали. Все развалили. Сейчас здесь даже токарей нету. Болт какой-нибудь, гайку выточить едут в Мантурово».
«Это как бы массовое гулянье получается. Как бы праздник в четверг — выйти в город, в люди, даже не купить что-то, а просто пообщаться».
«Везде, в каждом магазине есть тетрадочки. Я не представляю, как бы мы без этого выживали вообще. Тебе зарплату выдают, ты с нее отдаешь эти деньги, но у тебя же чуть-чуть остается, а вот это чуть-чуть нужно распределить на газ, на свет, на коммунальные услуги. Остается буквально на неделю, на две. И ты опять идешь в магазин и занимаешь».
«Придут, ноют: "Есть нечего". Жалко. Конечно, алкоголя не даю — потому что это еще хуже. Клянутся, божатся: "Отдам!" Но знаешь, что это с концами. Так, чисто пожалел... Но я не скажу, что я благотворительностью занимаюсь. Я не миллионер, я сама эту копейку зарабатывала».
«Вот пример: молодая пара, поженились. Четыре магазина — во всех записаны были. Он работал в лесу, получал хорошо. Рассчитаются — опять берут. Вдруг в один определенный момент расходятся. Она уезжает к маме, он резко уходит с работы, начинает пить — и долги повисли. В соседнем магазине записали 36 тысяч, а он говорит: "Это она писала, я платить ничего не буду". А с чем ты в суд пойдешь? С тетрадкой?»
«Плохо то, что здесь деревня, здесь нельзя оступиться, надо следить за каждым словом, за каждым шагом. Если ты попал впросак, то обязательно об этом узнает половина города, и ты уже не в доверии будешь».
«Всех жалеешь, входишь в положение. Здесь друг друга все знают, все друг про друга знают».
«У пенсионеров бытует такое мнение: магазин нас прокормит. Пришел, взял — а отдал, может, через месяц, а может, через полгода. Ой, вот я пенсию получила. Ну ты, милок, мне позаписывай. Я тебе сейчас тысячи две отдам, а то, понимаешь, ко мне внуки скоро приедут, надо им дать с собой, или холодильник сломался, или на рынок собираюсь идти».
На самом деле это утверждение справедливо для всей России и проявляется в самых разных вопросах, от помощи заемщикам, взявшим ипотеку в валюте, до спасения главы «Роснефти» Игоря Сечина. В кризис элементы моральной экономики проступают отчетливее, но в большой экономической системе типа Российской Федерации наблюдать за ними куда сложнее, чем в маленьком замкнутом сообществе вроде Кологрива.
В Кологриве по официальной статистике около трех тысяч жителей. Дома в основном деревянные, только в центре изредка встречаются каменные, и есть один микрорайон с панельными домами. Кологрив давно ничего не производит, градообразующее предприятие по обработке древесины закрылось в девяностые, большинство жителей заняты в бюджетной сфере. Часть экономически активного населения занимается лесом: люди берут делянки, валят лес и пилят его на доски. Самые успешные предприниматели открывают свои пилорамы. Тем не менее эта работа не в особом почете, да и ближайшие делянки уже вырубили, а из дальних лес вывозить все труднее. В 2014 году средняя пенсия в городе была 7 тысяч рублей, приличной считалась зарплата в 20 тысяч.
По четвергам в центре Кологрива — прямо под окнами районной администрации, где памятник Ленину удачно соседствует с крошечной часовней — устраивается рынок. Он работает по системе каравана и объезжает за неделю несколько окрестных городов. Возят в основном одежду. Несмотря на рабочий день, туда всегда приходит много людей, хотя мало кто реально покупает. Рынок, или, как в Кологриве говорят, базар, выполняет ритуальную функцию: сюда ходят ради демонстративного потребления. Не считая бара «Телец», публичных мест в городе больше нет, и собираться просто негде. Люди смотрят друг на друга, здороваются, что-то примеряют: «Здрасьте, Татьяна Ивановна, как вы? А вот посмотрите, идет мне или не идет». Это способ продемонстрировать себя и одновременно установить коммуникацию с другими. Тут формируется идентичность города, происходит его «сборка».
Для кологривцев торговцы с каравана — чужаки, тот самый «другой», которому необходимо себя противопоставлять. Долговых отношений с ними почти не бывает. В отличие от владельцев магазинов, которые и отвечают за снабжение города продуктами. Сейчас в Кологриве около 30 торговых точек, принадлежащих в основном местным жителям, сетевых супермаркетов среди них нет, за прилавками по старинке стоят продавцы. Но именно они — сердце моральной экономики города, а материальным ее выражением служат долговые книги.
«Мы живем из долги в долги» — так, с ударением на первый слог, говорят в Кологриве. Очевидный недостаток ликвидности с одной стороны и избыток морали с другой и приводят к появлению долговых книг. Когда это произошло и почему, никто не помнит: то ли в советское время, то ли в ранние девяностые, когда закончились деньги и включился бартерный механизм и взаимозачеты, — возможно, и в начале нулевых — как реакция на дополнительное потребление сверх прожиточного минимума.
Теперь долговые книги — простая школьная тетрадь или большой блокнот — есть во всех магазинах. В обычное время их прячут под прилавком, чтобы лишний раз не искушать покупателей, а заодно и контролеров: все-таки с бухгалтерской точки зрения — это сомнительная практика. В книгу записывают имя, фамилию покупателя и сумму долга, обязательно с копейками. А вот дата не проставляется, соответственно нет строгого временного промежутка, когда долг нужно вернуть, и процента. Четкого лимита тоже нет, высчитывают его условно, на глаз: четыре строчки плотным почерком — это уже серьезный разговор.
Когда долг возвращают, фамилия из книги вычеркивается, безнадежные долги перечеркивают крестами. Общая сумма в одной книге может достигать 300 тысяч рублей — хотя это, конечно, исключительный случай, когда богатый предприниматель позволил себе профинансировать в долг несколько свадеб. Чаще речь идет о меньших суммах, но все-таки сопоставимых с месячной выручкой магазина или даже превышающих ее. Как правило, в долг берут то, что не входит в минимальную потребительскую корзину: что называется, «порадовать себя или ребенка». Чипсы, газировка, сладости — только к концу месяца «записывать» начинают базовые товары. При этом алкоголь составляет небольшой процент, и просьба дать на водку может не сработать.
Покупатели «записываются» не в одном, а в нескольких магазинах сразу. Бывали случаи, когда совокупный долг достигал нескольких десятков тысяч рублей и даже превышал сто тысяч. Владельцы магазинов не обсуждают между собой долги покупателей, но если такие истории вскрываются, ситуация может стать непоправимой: иногда людям даже приходится из города уезжать. Но в обычное время система находится в динамическом равновесии: и магазины не прогорают, и должники не становятся банкротами.
Помимо долговых книг, в Кологриве кое-где используют чеки — пока человек не вернул деньги, неоплаченный чек с его подписью хранится у продавца. Есть и третий формат долговых обязательств — расписки. Он применяется для финансирования крупных мероприятий, например свадеб. Местные предприниматели уверены, что эти расписки имеют юридическую силу, хотя прецедентов судебного преследования пока не было. Долговая система держится прежде всего на моральных обязательствах, в которых отказ вернуть деньги значит потерю лица и чести.
«Когда долг уже приличный — приходишь к нему домой и спрашиваешь: "Дорогой, ты когда платить будешь?" В большинстве случаев платят. Они просто между несколькими магазинами бегают. Зачастую не оттого, что пьяницы, а просто денег мало. А было такое, что вывешиваю список. Прямо в магазине. Незаконно, конечно — а что делать? Вывешиваю список, чтобы все знали. И тогда уже в другом магазине не дадут».
«Вот есть женщина очень интересная. У нее, наверное, болезнь — как и у многих в городе. Если она в долг не взяла, ей плохо! Она ко мне придет, немножко в долг возьмет, в другом магазине, в третьем —и так каждый день».
«Кто-то ходит скромненько, себя ни в чем не проявляет, а денежек у них много».
Если пройтись по улицам Кологрива, окажется, что всего пара домов выглядят демонстративно хорошо — таким был, например, дом главы района, да и тот в конце концов погорел. Большинство фасадов ветхие, неухоженные, полуразрушенные. «Все плохо», — как бы сообщают они. У многих все действительно плохо, но в тоже время эти фасады служат своеобразной презентацией бедности, потому что важным элементом моральной экономики является утаивание. В Кологриве лучше не высовываться и не красоваться, чтобы не создавать ненужное представление о своих доходах — в противном случае это сузит пространство для манипуляции. Владелица одного магазина жаловалась, что люди сначала просят простить долги, а потом покупают машину. В условиях недостатка наличных денег люди берут в долг для того, чтобы скопить на серьезную покупку вроде телевизора или холодильника.
В дни выплат зарплат и пенсий в Кологриве заметное оживление. Для продавцов это удобный момент, чтобы предъявить должникам свои моральные аргументы. Человек приходит в магазин, снова просит «записать», а продавец, скривившись, отвечает: «Еще в прошлый раз обещали» или «В прошлый раз мать твоя приходила, что теперь не пришла?» Попытка пристыдить сопровождается отсылкой к предыдущим договоренностям. В редких случаях имя хронического неплательщика могут вывесить у входа в магазин — общественное порицание в замкнутых сообществах играет крайне важную роль. Еще один инструмент морального давления, который используют владельцы магазинов и продавцы, — это передача «приветов». При встрече со знакомыми или родственниками должников на улице они говорят: «Передай соседу привет» или «Передай свекру привет». Наконец мощным аргументом, который заставит человека платить, может стать обращение «от себя»: «У меня сейчас реальные проблемы». В этой системе продавец, который выдал под запись непринадлежащий ему товар, становится таким же должником перед владельцем магазина, что разворачивает ситуацию на 180 градусов: теперь он — в беде, и ему трудно отказать.