Смерть им к лицу: каково это — побывать на спиритическом сеансе начала XX века
Поздний вечер в Санкт-Петербурге. По Литейному проспекту среди фланирующих гуляк и туристов идут люди, объединенные в этот вечер общей тайной и целью. Они встречаются у дома Офицерского собрания, внушительного и несколько вычурного гиганта в неорусском стиле на углу Литейного и Кирочной. Все они относительно молоды и одеты в темные тона. Дождавшись условленного часа, они проникают внутрь. Швейцар смотрит на них с подозрением, но ему велено пропустить. На верхней ступеньке парадной лестницы неподвижно застыл со свечой в руке дворецкий в безупречной фрачной паре. Под сводчатыми потолками офицерского ресторана накрыт ужин: оливье, сосиски в соусе мадера, ананасовый крюшон, паштет «о гратен», холодный ростбиф с крокетами под соусом кумберленд, аспик с цыплятами и прочие изыски. Но гости в темном собрались сюда не только за этим. В курительной комнате Собрания, где днем за сигарой обсуждали свои дела полковники и капитаны, сегодня ночью будут вызывать духов — известный медиум проводит спиритический сеанс.
Прелесть этой картины, как и прелесть города Санкт-Петербурга в целом, в том, что ее невозможно точно датировать. Это может быть как май 1916 года, так и май 2023-го. Здание Офицерского собрания было достроено в 1898-м, при императоре Николае II, и с тех пор не меняло своего назначения. Литейный проспект ничуть не изменился. На границах неспокойно, и с фронта то и дело приходят тревожные новости. А петербургская богема все так же одевается в черное и вызывает по ночам духов — тем или иным способом.
Но в этом случае речь все же о мае 2023-го. Спиритические сеансы, разыгрывающиеся по ночам в Доме офицеров на Литейном, — плод совместных усилий режиссера Даниила Ведерникова, предводителя, и проекта «Петрополь», получившего в прошлом году специальную премию журнала «Собака» за лучший исторический журнал. У них получается трудноопределимое с точки зрения жанра, но захватывающее действо: немногочисленным (на билеты стоит длинная очередь) гостям, как это принято у Ведерникова, предлагается тщательно реконструированная кухня эпохи — ровно то, что могли приготовить и подать на подобном вечере чуть больше ста лет назад. Пока гости общаются и поглощают аспик, лекторы «Петрополя» в роли аутентичных мошенников-спиритов во всех подробностях рассказывают о разновидностях привидений, ссылаясь на дореволюционные журналы «Изида» и «Ребус». Хозяйка дома (здесь вступают в дело актеры) садится за рояль и восхитительно поет романс Апухтина. Потом является медиум, и грань между 1916-м и 2023-м, мало-помалу стиравшаяся с начала вечера, исчезает почти совсем — до самого конца спектакля.
Данил Ведерников — режиссер по профессии. В конце нулевых он увлекся барочным театром, увидев французскую постановку «Мещанина во дворянстве», воспроизводившую во всех деталях, насколько это было возможно, театр эпохи Мольера, включая произношение и свечное освещение. Ведерников стажировался во Франции у версальских специалистов, успел поработать в Большом, ставит модные показы для петербургских брендов, участвует в организации фестиваля барочной музыки Early Music. Но вторая его страсть после театра — кухня разных эпох, которую он восстанавливает с тщательностью, доходящей до фанатизма. Его проект Cookery Lost Club устраивает закрытые кулинарные опыты, где все правильно и все как надо: если старомосковский званый ужин в помещичьем доме гоголевского толка, то пенки с гурьевской каши для него будут снимать столько, сколько потребуется (а требуется бесконечно долго). Результат язык не поворачивается назвать ресторанным — это кулинарное священнодействие, высокий гастрономический театр.
Ведерников любит шутить, что двести лет назад был бы блестящим дворецким, и это чистая правда. Кухню он начал реконструировать сначала для себя и своих друзей: «В какой-то момент я понял, что Петербург, который нас окружает, — не совсем тот Петербург, которым мы восхищаемся. Скорее это некая оболочка, которая лишена того содержания и тех смыслов, которые были у города, когда он создавался. Мне захотелось собрать для себя некоторые артефакты того, прежнего Петербурга, пережить его. Кухня позволяет по крайней мере ощутить вкус эпохи. Я не занимаюсь исторической реконструкцией и не люблю слово "иммерсивный" — мы не можем вернуть ни людей прошлого, ни пространства, которые они населяли. Но кухня... Я понял, что как машина времени это работает». Ведерников готовит сам или с помощниками, что не всегда просто: «Раньше у людей было, конечно, другое чувство времени — в том смысле, что были крепостные, была прислуга. То, что я готовлю для клуба, я не станут готовить для себя в повседневной жизни, потому что это требует времени и усилий: варить бульоны, тушить, ставить тесто. Эта кухня требует многих и многих часов работы». Все это иногда ради нескольких нюансов, которые нужно распробовать.
В первую очередь Ведерников вдохновлялся Гоголем («когда читаешь Гоголя, видно, насколько хорошо он знал французскую гастрономическую литературу своего времени»), потом занялся эпохой барокко и Серебряным веком («две ключевые эпохи, очень между собой похожие, когда культура от каких-то основных страстей переходит к изучению тонкостей, чувств души и тому подобных вещей»). Затея оказалась невероятно увлекательной и настолько же трудоемкой в исполнении, масштабы увеличивались, режиссер в Ведерникове теснил кулинара, и обеды превращались в спектакли. В конце концов билеты на ведерниковские ужины, не особенно (а проще сказать, «нигде и никак, кроме как среди своих») рекламируемые, начали разлетаться за день или два после анонса; в Петербурге за этими билетами охотятся, а из Москвы приезжают специально.
«Петрополь» Семена Попова и Артемия Пигарева в этой конкретной коллаборации отвечает за историческую фактуру. Артемий — профессиональный историк, Семен — морской юрист, увлеченный историей. Слово «краеведение», вызывающее в памяти пыль провинциального музея, к «Петрополю» подходит плохо. Можно было бы сказать, что это проект по восстановлению исторической преемственности и вообще отношений с великим городом, сильно потрепанным войнами и революциями, сменившим почти целиком население, выбитое катастрофами, но все еще живым. «Петрополь» начался с истории о семье швейцарских экспатов Конради — Конради-старший основал в Петербурге шоколадную фабрику, а его внук волею судеб оказался убийцей советского посла Воровского. Раскапывая историю семейного бизнеса Конради, Семен и Артемий обнаружили столько нетронутого исторического материала, что решили сделать журнал про дореволюционную городскую жизнь. У Семена есть на эту тему любимый пример: на дореволюционных фотографиях бывшего легендарного ресторана «Медведь» видно, что водосточные трубы выведены сразу в ливневую канализацию. Здание, где располагался «Медведь», сохранилось, но вода с крыши теперь льется на тротуар: городские коммунальные службы оказались не в силах воспроизвести утраченную технологию «древних». Историческое в причудливой оппозиции с современным часто выступает в Петербурге просто из-под старой краски.
Семен и Артемий много работают в архивах и устраивают экскурсии, посвященные, например, барам дореволюционного Петербурга, возвращая современной барной культуре города историческую родословную: у «Петрополя» можно выяснить, где и как кутили гвардейские офицеры. «Сейчас большой спрос на преемственность, — говорит Семен. — К нам стали обращаться и рестораторы, и производители, которые хотят, чтобы у их продукта была идентичность, связанная с историей города. Мы очень тесно, например, сотрудничаем с командой бара El Copitas, который входит в мировые рейтинги». Тема спиритизма похожим образом перекликается с новейшей модой на инстаграмную эзотерику. Семен объясняет: «Рубеж веков — предыдущий пик увлечения оккультизмом. Выходил десяток журналов на эту тему, где на серьезном научном уровне пытались изучать мир духов: "Изида", "Ребус", "Менталист", "Спиритуалист" и прочие. В городской прессе тоже регулярно мелькают сюжеты, хотя и скептические. Медиумы-гастролеры были своего рода инфлюенсерами».
Вызовом духов развлекались и мещане, и верхушка светского общества — дипломаты, великие князья. Результаты потом появлялись в светской хронике — в «Биржевых ведомостях», например». Были популярные духи, например, дух графа Шварценберга, с которым однажды произошел громкий скандал: дух на одном из великосветских салонов через медиума выдал австрийского шпиона. Сооснователь «Петрополя» Артемий Пигарев добавляет, что спириты попроще вызывали в основном персонажей массовой культуры — Пушкина, Достоевского и прочих. «Был даже в ходу гострайтинг. То есть назывался он не так, но считалось, что да, призрак Пушкина может надиктовать за гробом новое стихотворение. Правда, зачастую очень плохое». У духов спрашивали, как жить, как устроено мироздание, иногда — во что вкладываться на бирже. В одном скандальном случае девица-медиум чуть было не вышла замуж за пожилого князя: всякий раз, когда она погружалась в транс, вещавшие через нее духи почему-то начинали советовать князю на ней жениться.
«Одним из источников при подготовке нашего сеанса был юношеский дневник Валерия Брюсова, — говорит Артемий, — в котором он описывает, как, пользуясь темнотой декадентских спиритических сеансов, щупает свою пассию за разные места, постепенно наглея». Второй серьезный источник — брошюра Менделеева, который, помимо занятий химией, возглавил в какой-то момент еще официальную Комиссию для рассмотрения медиумических явлений. Комиссия пришла к выводу, что спиритизм — чушь и шарлатанство, что ничуть не повлияло на модное увлечение.
Под слоем пошловатого мифа о наркотиках, рюмочных, «культурной столице», вебкамщицах с каре и прочей атрибутики сериала «1703» по-прежнему существует эстетский Петербург — хочется сказать, «предназначенный для ценителей», но, вообще-то говоря, просто подлинный. На сеансах Ведерникова и «Петрополя» духов не вызывают — по крайней мере не всерьез. Если не считать дух старого Петербурга, который благодаря кулинарному и театральному ритуалу является во всем своем блеске.