Чудо человеческого гения:
архитектурный диалог между Западом и Востоком
Примечательно, что величайшие творения человеческого духа, нашедшего себе одеяние из камня, не имеют отчетливого смысла. Вопрос об их целесообразности – один из основных в истории культуры. Гадательным остается назначение пирамид в Гизе. Возможно, они вовсе и не были последним пристанищем фараонов. Необъяснимо строительство Великой китайской стены, начатое бессмертным, пропитанным для акцента вечности ртутью Ши Хуан Ди. В фортификационном смысле стена была чисто декоративна, а предположения, что она посылала привет звезде Регулу, откуда на скоролетном Фе Юе когда-то прибыл Ши Хуан Ди, сменились разочарованием: стену из космоса не видно. Британская архитектура не создала произведения более значительного, чем неолитический Стоунхендж. Он – загадка с космическим оттенком предположения, что это – первобытная обсерватория. Можно дополнить – никудышная обсерватория.
Вопросы о причинах и целях монументальной архитектуры – единственные оставшиеся безответными и единственные, на которые хочется найти ответ. И великие памятники зодчества свидетельствуют об этом вечном поиске человечества – объяснить, почему мы тут, в этом мире, оказались и зачем, собственно, мы тут скоротечно существуем. Св. София в Константинополе (она же мечеть Айя-София в Стамбуле), ставшая музеем, ставшим мечетью, принадлежит всему миру – независимо от конфессий. Это был огромный исторический трофей Османской империи, но его влияние на архитектуру Востока куда больше, чем простое расширение молитвенного пространства.
Когда-то прежде прекраснейший из храмов раннего христианства, Святая София царила над городом, уподобляясь кораблю в море страстей человеческих. Теперь она теряется в разросшемся вширь и ввысь Стамбуле, приземистая, распластанная по земле, аляповато раскрашенная, похожая на диковинного краба, на фантастический танк – чужеватый и несколько агрессивный. Наружный облик храма искажен безвкусными эклектичными пристройками XVI–XVIII веков. Внутри его неумело отреставрировали, дешево и сердито, заменив недостающие мозаичные поверхности желтой масляной краской, на скорую руку прорисовав по трафарету орнаменты, некогда выложенные цветными кусками смальты.
Свято место не бывает пусто – эта пословица имеет и буквальный смысл. София появилась на освященном месте – его выбрал прежде сам Константин под большую церковь Мегала Экклезиа, а сама Мегала Экклезиа была отстроена для недолгой даже по человеческим меркам жизни: ее уничтожил пожар в 404 году.
Блаженный император Феодосий с одной стороны и зодчий Руфос с другой обетовались возвести церковь более устойчивую и жарокрепкую, на строительство которой было отведено 12, а на жизнь – 116 лет. Вспыхнуло восстание «Ника», вызванное налоговым гнетом, произволом чиновников, притеснением официальной церковью других вероисповеданий. Народная ненависть за два дня разметала церковь (символ тирании и жадности) в невосстановимые руины.
Тогда в пять лет и десять месяцев (рекордные сроки для раннего Средневековья) было возведено самое грандиозное купольное сооружение в истории православия. Его строительство император поручил анатолийским архитекторам – математику Анфимию из Тралл и зодчему Исидору из Милета. Четыре месяца ушли на чертежи. На Рождество 537 года работа была завершена, и прихожане посетили церковь.
Заметим во имя исторической справедливости, что первое поколение прихожан ненавидело Св. Софию. Ведь она строилась на их деньги... Роскошь царьградского храма вызывала некоторое недоумение в умах, буквалистски воспринявших христианский призыв к бедности. Интерьер был украшен цветным мрамором и мозаиками (впоследствии они были скрыты от глаз слоем турецкой штукатурки на половину тысячелетия, сейчас лишь часть мозаик VI–XII веков расчищена). Главным украшением храма была серебряная алтарная преграда, доходившая до центральной подкупольной зоны, украшенная изображениями Христа, Богоматери и апостолов. Мраморные плиты, использованные в строительстве церкви, были привезены в Константинополь главным образом из мраморных карьеров Анатолии, а также городов Средиземного бассейна. Неподалеку от главной строительной площади, по обе ее стороны, гордо высились множественные колонны зеленого гранита, заботливо выломанные из Эфесского портового гимнасия. С ними контрастировали столпы красного порфира – тоже вторичного использования, реквизированные у Аполлона в Баальбеке.
Книга «В чем виновато христианство перед человечеством» может быть пополнена этим фактом, но надо помнить и другое: для архитекторов и ценителей прекрасного VI века античность не была такой музейной древностью, как для нас. Храмы Баальбека (древнего Гелиополя) были всего на триста лет моложе Св. Софии – для древности это была не древность, это были старые постройки, но никак не драгоценная старина. К тому же без проку простаивающие драгоценные материалы в заброшенных храмах напоминали о враждебной идеологии – пережитки язычества были еще сильны, что ощущается даже в клерикальной литературе. Например, один красноречивый дьякон сравнивает прибытие иконы Богоматери с въездом Афины Паллады на колеснице. Так что разрушение храмового комплекса в Баальбеке не было серьезным проступком против прекрасного.
Внутренняя отделка храма продолжалась на протяжении нескольких столетий и отличалась особой роскошью. Необходимо было обосновать ее избыток. Логика церкви (по умолчанию будем считать, искренняя) заключалась в следующем. Что язычник поймет в духовном? Ничего. Как объяснить язычнику, что наш Бог куда лучше его кумирских богов? Через открытые его примитивному алчному уму понятия. Ибо что язычник ценит всего более? Известное дело, богатство. Неужели, увидев весь этот бренный блеск в мягчайших переливах, все это золото в прихотливых чеканках, не придет он своим неповоротливым умом к простой мысли: «О! Коли их бог делает их такими богатыми, то и мне стоит поменять убеждения». Вот придет он в храм, выучит греческий, вкусит от мудрости Писания и, понятное дело, поймет, в чем ценность бедности. Разве не логично? Что и требовалось доказать.
В период иконоборчества, в 726 году, храм изрядно пощипали в идеологических целях. Мраморные плиты с изображениями святых были повреждены, заменены примитивными крестовыми орнаментами. Соблазнительны были богатства храма и крестоносцам. В апреле 1204 года Константинополь был и разграблен участниками 4-го крестового похода, и стал столицей созданной крестоносцами в 1204-м Латинской империи более чем на 60 лет. Драгоценные реликвии из храма, включая Спаса Нерукотворного, были сначала растащены, затем собраны со всей строгостью, присущей Средним векам, когда они хотели быть строгими. От строгости взысканий казна даже некоторым образом увеличилась: если изначально выкрали одну голову Иоанна Предтечи, то вернулось в храм две. Впрочем, принимая во внимание постулат о всесилии Творца, можно не сомневаться, что обе головы были истинными, если была Его воля на то. В любом случае ценности погрузили на корабль, который благополучно затонул, не выходя за пределы Золотого Рога.
В XIII веке начался упадок ремесла и торговли Константинополя, чему способствовало проникновение в город итальянских купцов, оккупировавших при помощи обаяния, обходительности и интриганства Галату – престижный район города. В июле 1261-го византийцы, поддержанные генуэзцами, отвоевали Царьград у Латинской империи, и до середины XIV века Константинополь оставался крупным торговым центром, затем постепенно пришел в запустение, уныние и бездвижность: ключевые позиции в экономике захватили венецианцы и генуэзцы, соревновавшиеся в беспримерной жадности. Впрочем, туркам было безразлично, чье золото намекало на слабость рук, его держащих. В мае 1453 года после длительной осады турецкие войска заняли город, с того дня ставший Стамбулом, а до 1923-го – столицей Турции.
А свято место опять не пустовало: 3 июня 1453 года султан Фатих Мехмед совершил первый большой пятничный намаз в новой мечети Айя-София, еще вчера бывшей старой церковью Св. Софии. С 1934 года храм был отдан третьей силе, наименее сильной и наиболее заботливой в отношении прекрасного, – представителям светской культуры. Музей Айя-София в равной степени принадлежал всем конфессиям за умеренную входную плату (студентам, инвалидам и сопровождающим лицам в составе группы школьников предоставлялись скидки).
Храм Св. Софии легко узнать на картинке. Но картинки не впечатляют. Это один из шедевров, который нужно видеть воочию, чтобы убедиться в его величии, впрочем, как и в его уюте (чем больше постройка, тем труднее ей оставаться уютной). Разбросанные по учебникам, открыткам, туристическим гидам иллюстрации скорее портят репутацию храма.
В прежние века предметом восторга в архитектуре было, в частности, то, что это все стоит и не падает! Купольные сооружения мира – соборы Ватикана, Флоренции, Лондона, Стамбула – воспринимаются нами в синхронном времени с современными постройками. А в монструозных сооружениях современности нет ничего удивительного – небоскребы растут все выше и выше, но нам нет до этого дела. Современная пирамида – крупнейший мемориал Европы – в десять раз превысит объем пирамиды Хеопса, она будет поражать, но она не будет восхищать, так как при современных технологиях не составляет особого труда спроектировать и даже довольно скоро осуществить такую постройку.
В чем уникальность собора? С VI века появилось много больших предметов – и Св. София уже давно не самый большой храм этого мира. Появилось много роскошных предметов – а Св. София растеряла былое богатство. Но в храме Св. Софии выражена основная идея раннего христианства: вера в чудо Спасения.
Поднимаясь на языческий акрополь, мы шли по кривым горным дорожкам, ибо в природе не бывает прямых линий. Все дороги к эллинским храмам не повторяли направления друг друга, потому что параллельные прямые может прочертить только человеческий разум. Вкривь и вкось из каменистой земли торчат кипарисы, туи, можжевельники – в природе существуют все углы, кроме самого красивого и разумного – прямого, который для греческих математиков становится символом человеческого разума. И на вершине горы, возвышаясь над природой, такой несходный с ней, владычествует периптер – мраморный храм, поражающий четкостью невозможных в природе параллелей и перпендикуляров. И на наши вопросы к залитому светом храму «Кто ты? Как ты стоишь и не падаешь?» мы получали ответ: «Я чудо человеческого гения. А почему я не падаю – вы сами можете посмотреть, я ничего не скрываю. Вот колонны – они держат антаблемент. А вот антаблемент – его поддерживают колонны. Видите? Меня сделали люди, потому что они шли по пути разума и изучали числа».
Последние годы распоряжением президента Турции музей опять превратился в мечеть. Византийские мозаики скрылись за ширмами, и ценители искусства горестно вздыхают об утрате общедоступной светскости. Но, если вдуматься, в исторической ретроспективе это честный обмен. Когда-то христианство и ислам были в большей дружбе, чем ныне. Шедевр исламской архитектуры – соборная мечеть в Кордове («Мескита») строилась из камня, подаренного испанским маврам константинопольским басилевсом. По завершении испанской Реконкисты мечеть превратилась в собор, а некоторые детали интерьера вроде колонн и арок были стилистически заменены на византийский лад. В центр прекраснейшей мечети католики в острейшем припадке богопочитания вколотили довольно уродливый собор, о котором величайший из христианских монархов Карл V Габсбург печально сказал: «Разрушили то, что не мог построить никто, и построили то, что может построить каждый».
Примерно та же судьба постигла храм Св. Софии: мозаики закрыты арабской вязью, которая с XVI века сама стала памятником культуры. Вкус требует, чтобы с упорных столпов были сняты деревянные медальоны с сурами Корана, но религиозное чувство накладывает на соображения вкуса невозмутимое вето. Постепенно храм окружили минареты, павильоны, гражданские постройки. Но всей этой мишуре не скрыть величия Св. Софии. Великие произведения искусства имеют особенность прорастать» в веках. Великий архитектор Сулеймана Великолепного Синан, очарованный византийской церковью, создал шедевр купольной архитектуры – знаменитую Сулейманийе. Его ученики, продолжая архитектурную традицию византийских мастеров, сотворили еще одно чудо – стамбульскую Голубую мечеть, и западное искусство продолжило свою жизнь, обогатив Восток в той же степени, как отвоеванная у арабов Испания продолжила плести каменную вязь и кружева, продлевая жизнь Востока на Западе.
Так сквозь века, общественно-экономические формации, оголтелую фальшь ханжей Восток и Запад продолжают вести бессловесный диалог великих построек – как во славу Божию, так и свидетельство человеческого гения.