Видимо, тому виной образное мышление и детство, проведенное за чтением фантастики и изучением разного рода фольклора и хорроров, но в моей жизни есть два повторяющихся сна, один из которых целиком посвящен монстрам. Атмосфера в нем очень похожа (как я потом понял) на фильм «Ребенок Розмари», когда ты немного теряешь чувство реальности, а близкие люди не те, кем кажутся. Я просыпаюсь в своей детской и выхожу в гостиную, где завтракают мои родители. На долю секунды я становлюсь свидетелем того, как они существуют в своей изначальной форме — лавкрафтианских, не укладывающихся в сознании чудовищ. Буквально мгновение — и они, потревоженные моими шагами, обретают форму мамы и папы, и в итоге весь день я и они существуем в состоянии «знает ли он, что я знаю», и смотрим друг на друга подозрительно.
Сладких снов: самые жуткие ночные кошмары редакции «Правил жизни»
Второй повторяющийся сон касается более взрослой жизни: я оказываюсь в розыске, почти как обладатель «пяти звезд» в игре GTA. Меня ищут в лесах, на вокзалах и в аэропортах, за мной летают вертолеты и носятся оперативники. При этом я ума не приложу, что я такого натворил, но внутренне понимаю, что совершенно точно заслужил это.
Если первый сон когда-то должен стать сценарием, то со вторым мне в итоге удалось разобраться. Совсем недавно ко мне вернулась совершенно идиотская потребность писать стихи, благодаря которым я с этим странным преследованием во снах и разобрался.
За время моих отношений со страшными снами я научился разделять их на категории и узнавать. Многие из них повторялись из года в год, изо дня в день. Самым страшным был сон с отсутствующим злодеем. Мне 13. Я стою в темном коридоре. Передо мной только кухня со светящейся лампочкой у потолка. Я не делаю шаг вперед к спасительному свету, не делаю влево, вправо или назад, потому что знаю: я здесь не один. Этот сон познакомил меня с животным чувством страха. Когда ты буквально чувствуешь зло на расстоянии руки. Но оно невидимо. И его носитель глумится, не показывая своего лица. Каждое пробуждение давалось легко, мне хотелось избавиться от этого липкого ощущения. Но оно навсегда осталось со мной. Как и осознание прячущегося зла. Только потом я понял, что оно может быть не только в темноте, а за яркой вывеской или за услужливой улыбкой собеседника. И даже в потемках сердца.
Из тех, что хорошо помню, — это, конечно, сон, где я все проспала. Вообще, я часто не слышу будильники, поэтому такие сны выглядят довольно реалистично, а оттого еще более страшно. В одном из последних я проснулась около четырех часов дня и обнаружила, что пропустила все дедлайны и встречи. Хорошо, что это был сон, а будильник еще даже не прозвенел.
Я обожаю рассказывать друзьям о своих снах — зачастую они настолько абсурдные и странные, будто их режиссировал сам Дэвид Линч. Есть среди них один любимый — он одновременно страшный и смешной, все как мне нравится. Несколько лет назад мне приснилось, как будто я лечу на вертолете вместе со своей командой по спасению мира (что это за команда и какая у нас миссия, к сожалению или к счастью, не помню). В какой-то момент я прошу сделать небольшую остановку, потому что очень хочу в туалет (в вертолете его, видимо, нет). Приземлиться мы решаем почему-то на крышу торгового центра. Я захожу внутрь и спускаюсь на самый нижний этаж. Только выглядит все там совсем не как в привычных моллах — больше обстановка напоминает какой-то район гетто. На пути к цели меня встречают несколько людей с автоматами — разумеется, направленными в мою сторону. Они угрожают убить меня, но каким-то чудом я умудряюсь с ними договориться и отправляюсь по своим делам. Казалось бы, теперь можно возвращаться в вертолет. Сначала я так и делаю, но потом вдруг понимаю, что оставила в туалете свою розовую сумочку от Карла Лагерфельда (в реальности у меня ее нет, но уже давным-давно давно о такой мечтаю). Это означает, что мне вновь придется пройти мимо людей с автоматами. Мне, конечно же, страшно. Но желание вернуть сумочку сильнее страха. Набравшись смелости, я вновь спускаюсь на злосчастный этаж — и не могу поверить своим глазам. Те самые люди, которые только что угрожали мне смертью, теперь встречают меня совсем с другим настроением: у них гавайская вечеринка и мне с радостью предлагают присоединиться. Я вежливо отказываюсь, забираю сумочку и отправляюсь дальше спасать мир.
Сложно быть впечатлительной женщиной. Собственно, по этой причине я никогда не смотрю фильмы ужасов (удивительно, главный кошмар моего детства «Звонок» не отвратил меня от журналистики), избегаю тру-крайма в любом виде (прости меня, блистательная Саша Сулим!) и не читаю плохих текстов («хорошее кофе» или «одетое платье» пугают меня сильнее всякой хтони). По сути, я создала вокруг себя такой кокон — комфортную и совершенно нетревожную атмосферу, исключающую редакторские травмы и всякую потусторонщину. Спать я, по логике, тоже должна хорошо, особенно если не сильно завалила очередной дедлайн. А вот поди ж ты. Часто мне снится один и тот же кошмар, от которого я буквально просыпаюсь в холодном поту. Начинается все буднично: стою перед стажерами и, поправляя очки, готовлюсь рассказать, как писать тексты. Нет, не так — ТЕКСТЫ. В какой-то момент до меня доходит, что я не могу произнести ни слова: вокруг вязкая, неестественная, гробовая тишина, которая поглощает все звуки. Стучу кулаком по столу — никакого результата. Хватаюсь за ручку в попытке что-то нацарапать на листах, валяющихся там же, — коряво выведенные буквы моментально впитываются в бумагу. А на меня все так же смотрят 30 человек в переговорке: ну когда, когда же мы начнем? Не выдержав напряжения, просыпаюсь. Как все же хорошо, что голос меня подводит не очень часто.
Утром мне нужно поехать в горную европейскую деревушку на свадьбу к друзьям. Накануне вечером они пишут мне SOS-сообщение — что-то случилось, нужно срочно приехать и помочь. Я выбегаю из дома и сажусь за руль красного блестящего кабриолета. Эта часть сна как в кино: еду по горному серпантину на классной машине, играет музыка, закат плавно переходит в сумерки, ветер в волосах — и вообще все самое романтичное, что вы можете себе представить, есть в этот момент. Про то, что на самом деле я спешу на помощь, на это время мы забываем. Остается последний поворот, уже вижу теплый свет огней деревушки за ним — и я вспоминаю, что не умею водить. Становится жутко страшно, мне хочется затормозить, но я не знаю, тормоз справа или слева или у меня вообще машина с тремя педалями и мне еще и передачи нужно переключать. В панике решаю, что при повороте направо руль нужно крутить влево, — вылетаю с серпантина и разбиваюсь.
Помню, в одном ночном кошмаре я спокойно наблюдала, как у меня выпадают зубы. Я пыталась собрать их у себя в руках, но в этот момент пришли друзья. Они не начали меня успокаивать, а стали играть с моими окровавленным зубами. Я просила отдать мне их, но они убегали и прятались. Это зрелище заставило меня проснуться, подскочить к зеркалу и убедиться, что с моей улыбкой все в порядке.
Наша редакция перманентно находится в процессе сдачи номеров, поэтому я очень сильно переживаю за сроки сдачи материалов. Видимо, на нервной почве мне недавно приснилось, что у нас через день сдача номера, а в журнале десять пустых разворотов. Весь сон я судорожно перебирала, чем заткнуть эти дыры, придумывала материалы, которые можно оперативно написать. Одним словом, проснулась еще более уставшей, чем засыпала. Лучше бы зомби-апокалипсис приснился, честное слово.
Мне часто снится один и тот же кошмар: в нем за мной гонится тираннозавр. Я бегу по каким-то улицам, прячусь от него в домах, стараюсь не шуметь, но каждый раз чувствую, что он где-то рядом. Прямо как в «Парке юрского периода» — вдруг вижу его огромный глаз в окне или за дверью. Сердце замирает, но я продолжаю убегать. Только тираннозавр обязательно догоняет. В этот момент я всегда просыпаюсь.
Мои кошмары всегда реалистичные, почти бытовые. В одном я долго откладывала поход к стоматологу — и у меня выпали передние зубы. В другом — волосы начали выпадать клочками, как в фильмах ужасов. Еще иногда снится, что меня сажают за руль без прав и я тут же попадаю в аварию.