Журнал как искусство: Покрас Лампас — о том, как он разрисовал сентябрьский номер

В 2020 году наш журнал отмечает 15 лет в России. Год не назовешь спокойным, но мы решили использовать это смутное время для экспериментов и поисков новых углов, с которых медиа стоит сейчас на себя посмотреть. Одним из таких новых для нас проектов стал сентябрьский номер с Канье Уэстом на обложке — он целиком и полностью расписан современным художником и каллиграфом Покрасом Лампасом. Настя Полетаева поговорила с Покрасом о том, как он работал над журналом и почему выбрал iPad вместо аналоговых инструментов вроде бумаги и маркера.
T

Журнал как искусство: Покрас Лампас о том, как он разрисовал сентябрьский номер

В 2020 году наш журнал отмечает 15 лет в России. Год не назовешь спокойным, но мы решили использовать это смутное время для экспериментов и поисков новых углов, с которых медиа стоит сейчас на себя посмотреть. Одним из таких новых для нас проектов стал сентябрьский номер с Канье Уэстом на обложке — он целиком и полностью расписан современным художником и каллиграфом Покрасом Лампасом. Настя Полетаева поговорила с Покрасом о том, как он работал над журналом и почему выбрал iPad вместо аналоговых инструментов вроде бумаги и маркера.

Как все начиналось

Весной у нас с Сергеем Минаевым был прямой эфир в инстаграме. После эфира мы болтали в ZOOM, и зашел разговор о том, что было бы круто сделать что-то вместе для Esquire — например, расписать весь журнал. Тогда был карантин, поэтому Сергей сказал, что пока не надо, но самый важный номер выходит осенью и к этому моменту мы как раз поймем, что и как мы будем делать.

У нас была возможность за лето собраться с мыслями. Я составлял мудборд, продумывал техническую сторону, которая в случае с журналом реально суперсложная. В итоге, когда Сергей сказал, что все круто и мы с этой идеей готовы работать, я очень оперативно все мысли собрал в четкий концепт и в план действий.

О сложностях и темпах работы

Основная сложность в том, что у редакции есть жесткие сроки: сначала материал готовят, потом верстают, а потом номер уходит в печать. Например, финальный дедлайн был 11 августа. Это значит, что я должен был сдать весь материал, например, к 10-му. Допустим, к 3 августа редакция начинает уже потихоньку сдавать основные материалы — кавер-стори и так далее. Получается, что я мог начинать работать с текстами только с 3-го числа.

У меня был прописан объем, который я обязательно должен был выполнять каждый день, потому что на следующий день сдавались уже новые материалы. Я даже специально из-за этого приехал в Москву, потому что понимал, что если я буду находиться в Петербурге без возможности оперативно приехать в редакцию, ничего не получится. Мы обсудили, какие рубрики мы можем переделать и насколько (какие-то имеют свой узнаваемый стиль, у них законченный образ — например, у «Правил жизни», — и это надо учитывать). В итоге у нас во флэт-плане (так называется план номера. — Правила жизни) были прописаны даты вплоть до часов, когда и что лучше сдать.

Мой рабочий день начинался около 10 утра. Я просыпался, пил кофе и начинал работать: сначала концепт на весь материал, а потом уже детали.

О логике верстки

В июле я приезжал к Сергею Минаеву, показывал материалы, которые получаются. Я продумывал не только иллюстрации, но и то, как будет работать общая верстка, в зависимости от сюжетов. Например, в кавер-стори о Канье Уэсте был прикольный разворот, где я поместил на одну сторону сердце (здесь зашифрована его любовь к самому себе из трека My love, и текст был об этом). А справа говорилось о том, что он в какой-то момент перестал любить себя и начал говорить, что он раб Божий, — здесь я сделал всю верстку текста в форме креста и поместил четыре фотографии по углам. Я Сергею как раз рассказывал о логике верстки, объяснил, что мы не просто набор картинок делаем, а связываем ее с сюжетом по образам, по герою.

О том, как и чем все было нарисовано

Представьте себе 100–120 страниц, которые вам надо расписать за неделю, — это такой объем, что ты в день их десятками делаешь. Я понимал, что если буду сначала отрисовывать все на бумаге, а потом сканировать каждый блок и приводить в программе в порядок, я не успею эти сканы превратить в диджитальный материал. Если что-то не туда ляжет по текстурам, все тоже развалится. Тогда у меня появилась довольно жесткая идея: я у себя на iPad Pro сделал специальную библиотеку кистей в программе
ProCreate. Получилось 20 штук.

Эти кисти имитировали все: карандаш, ручку, ручку гелевую, маркеры всех видов. Короче, все художественные инструменты, какие только можно, вплоть до баллончика. Когда у меня были готовы эскизы, я просто собирал всю верстку по страницам в ProCreate, постил все это к себе в Photoshop и уже с ноутбука спокойно верстал страницу, смотрел, как это будет работать в дизайне, и отправлял это в макет. Когда ты все кидаешь по AirDrop, у тебя нет потери качества и нет замедления по скорости, то есть ты сразу видишь готовый результат.

Сделать аналоговый (отрисованный от руки на бумаге. — Правила жизни) номер было практически нереально. Для меня это был вызов — сделать диджитальными инструментами работу, которую зритель воспринимает, как аналоговую. Все видят картинку и думают, что она нарисована карандашами, что это сделано на бумаге, но это не так. Я хотел сыграть со зрителем шутку — ты не знаешь, как это сделано, но тебе кажется, что знаешь.

О разнице между работой дизайнера и художника



Я, как художник, беру все свои инструменты и начинаю делать с журналом то, что обычно с ним не делают, — добавляю надписи, переписываю тексты от руки, делаю заметки на полях, задаю вопросы читателям от себя, играю вообще с самой логикой номера. Я сделал много художественной работы, которая, на мой взгляд, и отличает работу дизайнера от художника. Дизайнер следует поставленным заданиям, а художник сам себе эти задачи ставит, сам их раскрывает.

Например, промышленный дизайнер сделает кресло так, чтобы на нем было удобно сидеть, чтобы оно долго тебе служило. Художник может сделать это кресло из пластиковых бутылок и рассказать таким образом о том, как мы относимся к пластику. Или художник может сделать это кресло из бетона — ты там тоже сможешь сидеть, но это будет не так удобно. Или ты можешь сделать половину кресла из бетона, а половину отрезать от пластикового стула, который в кафе стоит, — форма останется, но месседж будет совсем другой.

То же самое с номером. У него есть тонкая визуальная составляющая — это шрифты, верстка, работа черного и белого пространств, с которыми обычно в журнале работают очень аккуратно. Правила жизни — это взрослый журнал, он визуально красиво сделан. А я прихожу и все это начинаю превращать в какой-то ад. Текст от руки, который читатели, возможно, не смогут прочесть: пишу одну колонку прямо, потом продолжаю писать этот текст по вертикали слева направо с переносом на следующую страницу. Часть текста зачеркиваю. В фотографии поверх добавляю какие-то детали. Или пишу, например, свой манифест на разворотах, где идут полурекламные материалы — часы, духи, машины. Таким образом, я поиграл еще и с контекстом: если тут разместил рекламу своего продукта, почему я не могу сделать промо своего манифеста на том же самом развороте?

Еще пример: я взял и закрасил баллончиком все пустое белое пространство между перечислением адресов магазинов в конце журнала и превратил его в красное. Это никак не влияет на читаемость текста или восприятие его смысла, но полностью меняет ощущение от страницы. То есть страница, которую все пролистывают, внезапно становится страницей, на которую все смотрят.

Это не работа дизайнера. Это всегда игра: как художник увидел журнал, который он очень любит и постоянно читает, и сделал то, что этому журналу в общем-то не положено. Поэтому это интересно.

О том, как в журнале появился камень



Когда я готовился к работе над номером, я пошел в московский отель «Рихтер», нашел там какой-то камень, который отломился от ступенек, принес его в свою мини-студию, где я работаю, расписал, сфотографировал с двух сторон на телефон — и эти айфоновские снимки поставил как иллюстрации к рассказу писателя Евгения Бабушкина.

Об ограничениях

Я сам себе поставил условие, что не хочу превратить результат очень крутой работы редактора, писателя и так далее в нечто, которое человек не сможет прочесть. Я старался сохранить этот баланс. Но я это воспринимаю не как ограничение, а скорее как челлендж. Все-таки я работал с журналом, с его первопричиной и задачей.

{"width»:1290,"column_width»:89,"columns_n»:12,"gutter»:20,"line»:20}
default
true
960
1290
false
true
true
{"mode»:"page»,"transition_type»:"slide»,"transition_direction»:"horizontal»,"transition_look»:"belt»,"slides_form»:{}}
{"css»:».editor {font-family: EsqDiadema; font-size: 19px; font-weight: 400; line-height: 26px;}"}