Роберто Бениньи («Пиноккио»): «Моя семья была настолько бедна, что мы с родителями спали в одной кровати. Но нам словно принадлежал весь мир»
Роберто Бениньи больше семи лет не снимался в кино — в последний раз появлялся у Вуди Аллена в «Римских приключениях» в 2012 году. Хотя в начале XXI века назад он был, наверное, самым известным кинематографистом в мире: срежиссированная им «Жизнь прекрасна» с ним же в главной роли унесла три «Оскара», что само по себе чрезвычайная редкость для иностранных фильмов (а он итальянский). Себя лично Бениньи тоже порадовал, забрав статуэтку за лучшую мужскую роль и каннское Гран-при. Незаслуженно проиграла картина, по-хорошему, только в главной номинации «Оскара», и сегодня особенно очевидно, что проигрыш этот был грандиозной ошибкой Американской киноакадемии: выиграл-то безнадежный «Влюбленный Шекспир» благодаря хитроумной стратегии тогда еще не опального, а находившегося в зените славы Харви Вайнштейна.
Карьера Бениньи вообще хорошо показывает, насколько жестоко время и как несправедливо мироздание распределяет между людьми киношную славу. Став звездой комедии в Италии, он снялся у Феллини в его последнем фильме «Голос луны», у Джармуша в «Кофе и сигаретах» и «Вне закона», лично снял один из известнейших фильмов в принципе (до сих пор «Жизнь прекрасна» в топе всех пользовательских рейтингов). Единственный его категорический провал, который его, видимо, и добил, — это лично срежиссированный и вышедший в 2002 году «Пиноккио» с Бениньи в главной роли деревянного мальчика. Эта картина задумана была с самим Феллини, но в результате оказалась настолько странной, что была номинирована аж на «Золотую малину».
Видимо, чтобы закрыть гештальт, он вернулся к той же истории, но с другом режиссером. Маттео Гарроне более славен криминальными драмами, чем детским кино, и «Пиноккио» с эксцентричным Бениньи получился у него куда более суровым, чем можно было предположить. Некоторые дети после просмотра наверняка не будут спать неделю, наглядевшись на рыб с человеческими лицами, и мир, где жестоко мучают настоящего мальчика, в которого волшебным образом превратилась деревянная кукла.
Бениньи, которого единожды в жизни чествовали всем Голливудом, а потом так коварно о нем забыли, возможно, сам лучше всех подошел бы на роль грустного Пиноккио. Поэтому он рад любому вниманию — как дядюшка, с которым редко видишься. Он тут же начинает вспоминать все те десять английских слов, что когда-то знал (в результате чего его чрезвычайно трудно понимать), размахивает руками, как в стереотипных анекдотах про итальянцев, и заводит одну из долгоиграющих баек о тех временах, когда он был главным актером не только в памяти итальянских зрителей, но и в Голливуде.
Правда, что у вас было прозвище Пиноккио? Видимо, потому что вы были в детстве непослушным ребенком?
Я родился в небольшой коммуне, всего в 20 километрах от того места, где, как считается, родился Пиноккио — городке Коллоди, в честь которого взял себе псевдоним писатель, автор оригинальной сказки. Все это недалеко от Тосканы, Флоренции. Поэтому моя мать называла меня Пиноккетто вплоть до пятилетнего возраста.
Потом великий Федерико Феллини собирался снимать своего «Пиноккио» со мной в главной роли, постоянно рисовал меня в этом образе — у меня есть множество его рисунков.
Вся моя жизнь построилась вокруг этой сказки. И мне выпала редчайшая возможность сыграть сначала Пиноккио, потом Джепетто — это как сначала Гамлета, а потом тень его отца. Это ли не мечта.
Я думал о герое Джепетто как о таком рубаха-парне, думал разыграть в кадре множество шуток. Но Гарроне предпочел другой вариант, и я согласился с ним. Джепетто — любящий отец, без которого его странный сын потерялся бы в жизни.
Я уже играл отца в фильме «Жизнь прекрасна». Вообще там мой герой был словно наполовину Джепетто, наполовину Пиноккио — и отец, и лжец, но ложь его была во благо.
Да и вообще я был словно рожден для этой роли. Семья моя была бедной, отец был плотником, как Джепетто. Так что я был Пиноккио с тех самых пор, как родился.
Вам какая картина о деревянном мальчике больше нравится — ваша или новая, снятая Маттео Гарроне?
Мой «Пиноккио» мне как сын. Фильмы — они вообще как дети. Но «Пиноккио» Гарроне все же моя любимая экранизация Коллоди за все время.
Насколько сложно рассказывать сказки сегодня? В мире со всеми этими его коронавирусами.
Да уж, дела в мире идут не очень хорошо, и Италия — часть этого мира. Хотя вирус появился все же не у нас. Поэтому нам и нужны сказки — потому что жизнь непостижима, мы ведь ничего не знаем о том, как устроен мир и как устроены мы сами. И «Пиноккио» — книжка не только для детей, но для всех вообще, она тоже непостижима, есть в ней что-то от шаманизма, что-то очень странное. Может, поэтому она так и завораживает до сих пор.
Не думали снять что-нибудь чуть менее сказочное, имеющее в своей основе некое политическое высказывание?
Ой, я не умею. Любой мой фильм — сказка, даже хотя бы немного реалистические вроде «Вне закона», или «Джонни-Зубочистка», или та же «Жизнь прекрасна» — никакая не документалистика.
Что вас сегодня удивляет?
Меня? Да, к примеру, сидеть здесь, в Берлине, давать эти интервью. Меня вообще до сих пор все удивляет.
А правда, что Френсис Форд Коппола тоже хотел снимать своего «Пиноккио» — и опять же с вашим участием?
Да, правда, я встречался с Копполой после выхода фильма «Жизнь прекрасна» в 2000 году, на ужине с Робином Уильямсом, который был, как говорят, большим моим поклонником, а я, конечно, был его поклонником — он же правда был гением, очень его не хватает. Мы сидим в его доме в Сан-Франциско, прямо перед мостом Голден-Гейт, поразительно красивом поместье — на стенах картины, чуть ли не Пикассо, Жорж Брак. Словно не дом, а музей, опера. И в конце ужина Коппола предложил сыграть Джепетто в его версии «Пиноккио». Но это так и не вышло за пределы разговоров.
Почему у Феллини не получилось снять «Пиноккио» с вами?
Он очень хотел, просто заболел. В те дни он сказал мне: «Робертино — а он звал меня так, Робертино — Пиноккетто, сними, пожалуйста, "Пиноккио" за меня». Это было что-то типа завещания.
В общем смысле «Пиноккио» — это история о тотальной бедности. Что вы помните о своем совсем не обеспеченном детстве?
В свой оскаровский вечер, когда я получил приз, я сказал, что благодарю родителей за величайший дар — бедность. И тогда люди в зале смеялись, но я был серьезен, это не была шутка. Моя семья была настолько бедна, что я вместе с тремя сестрами и родителями спал в одной кровати.
Но наша бедность была вовсе не печальной. Мы жили как принцы, аристократы. В моей памяти детство было самым счастливым периодом моей жизни. Да, не было денег, но мы были словно владельцами всего мира. Мы были как святой Франциск — такая бедность делает тебя богачом.
Мои отец и мать не умели ни читать, ни писать. Но мои чудесные родители научили меня множеству других вещей и продолжали учить всю жизнь.
Тяжело ли вам тогда сегодня быть богатым?
Нет, нет. Обычно богачи становятся жадными до денег. Для меня деньги — не самая важная вещь в жизни. Что я теперь могу себе позволить, чего раньше не мог? Заказать две чашки кофе, а не одну? Моя жизнь осталась простой, прямо как когда я был бедным.
А у вас есть палаццо, поместье, какое было у Робина Уильямса?
Нет, не дворец, обычный дом.
Что мне вспоминается в связи с этим вопросом — перед тем, как познакомиться с Уильямсом, я однажды отправился на ужин по приглашению моего друга, с которым снимался во «Вне закона» у Джима Джармуша, певца Тома Уэйтса. Но выяснилось, что Том живет в лесу, в доме с дырой в крыше. На том ужине в комнату заливал дождь, бегали крысы.
В общем, вы рады, что больше не живете с крысами?
Да, в детстве даже мечтать не мог о том, что мне стало сегодня доступно.
Вспоминаю, как Робин Уильямс давал нам попользоваться своим самолетом. Мне с моей женой Николеттой Браски нужно было в Лос-Анджелес, и Робин отправил нас туда на ланч с Лиз Тейлор и ее последним мужем. Он сказал мне: «Роберто, а может, ты бы мог где-нибудь снять Лиз, потому что у нее сейчас нет проектов?» Я никогда и мечтать не мог, чтобы хотя бы встретиться с Лиз Тейлор, не говоря уже о том, чтобы кто-то хотел меня привлечь в качестве сценариста или режиссера фильма с ней.
Синьор Бениньи, пришлось ли вам для этой роли стать менее буйным, сумасшедшим, стать потише?
Нет, я не сумасшедший, я именно что буйный! Потому что буйство — это красота, сказал поэт. Мы должны быть в жизни буйными. Но я не очень понял вопрос, что вы имели в виду?
От вопроса, почему он перестал сам режиссировать кино, Бениньи так же ловко уходит:
Хотите вернуться в режиссуру?
Да, конечно, мне очень нравилось. В Италии я был сильно занят театром и телевидением: играл по всему миру в «Божественной комедии» по Данте Алигьери, тур длился целых 19 лет; много ТВ, но тоже в Италии. А с кино я на время завязал, только у Вуди Аллена сыграл, и вот теперь «Пиноккио».
Думаю, что займусь новым фильмом в следующем году, почему нет.
Какой будет сюжет?
Сюжет... Что ж, если у вас есть для меня идея, я с радостью позаимствую. Может, именно в течение этого интервью все и придумаем?
Вот вам идея: может, вам снять что-то автобиографическое, как «Амаркорд» у того самого Феллини? Вашему образу бы вполне подошло.
Я не люблю говорить о себе, так что нет. В мире существует столько вещей интереснее, чем я.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: