«Дивный новый мир»: каким получился первый сериал по антиутопии Олдоса Хаксли

На новом сервисе Peacock Original вышел сериал «Дивный новый мир» по роману Олдоса Хаксли. Данил Леховицер разбирался, удалось ли авторам осовременить слегка устаревший литературный первоисточник и что сериал позаимствовал у «Черного зеркала», «Мира Дикого Запада» и «Камасутры».
«Дивный новый мир»: каким получился первый сериал по антиутопии Олдоса Хаксли
Peacock/Steve Schofield

В городе Нью-Лондон, похожем на шестизвездочный отель, длится бесконечное лето промискуитета. Там женщина и мужчина глотают увеселительные таблетки. В тысяче километров от них в постапокалиптической глубинке на камеру хандрит и пьет что-то коричневое растрепанный парень. Таблетки действуют, что-то коричневое — тоже, в Нью-Лондоне льется Dom Pérignon будущего, в глубинке парень пачкается машинным маслом. Все это странно, все это напоминает лакшери-рейв и попойку одинокого забулдыги — пока не появляются титры.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Напоминать в общем-то зазубренный каждым третьим сюжет одновременно главной антиутопии столетия и расширителя сознания нескольких поколений кажется излишним. У «Дивного нового мира» — фанклуб размером с Китай, репутация антагониста «1984» и приз за лучшую догадку о том, что глобальный контроль будет осуществляться посредством пряника с подслащенной пилюлей (за исключением Беларуси и нескольких стран, где главы государств по-прежнему зачитываются Оруэллом). Мир Хаксли, по правде, совсем уж музейное чучело, выпотрошенное не одним десятком авторов: его классовое устройство плюс контролирующее подопечных транквилизаторами государство не крал только очень хороший человек.

В этом смысле новый сериал от Peacock Original (сервис от NBC) тащит из прадедушкиного шкафа все то же самое: у верхней кормушки сидят доминантные альфы; ниже — секс-эскортники бета (эти не жалуются); в совсем уж подвальном зверинце — прислуживающие гаммы, дельты и эпсилоны. Высшие чины — оживший фантик от «Аленки»: здоровая кожа, румяные и улыбающиеся; низшие — в правах чуть круче мебели. Все сидят на таблетках «сома», разложенных в карманные колбочки, напоминающие детские погремушки со жвачкой, людей выводят в бутылке, полигамия — это модно, беты и альфы в промышленных масштабах трутся друг о друга слизистыми, где-то по старым законам живет пара сотен похожих на нас людей.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

В тысячах километров от Нью-Лондона расположена земля дикарей, заключающих браки, рожающих детей и смотрящих волком на тех, кто может подкатить к возлюбленной. Туда, как на сафари, приезжают столичные штучки Ленина и Бернард, захватив на обратном пути в новый мир естественно рожденного дикаря Джона. Добрые три четверти сериала все можно свести к следующему спору: по Джону — как ньюлондонцы нормальные люди вообще-то не живут, ньюлондонцы же отвечают риторикой полиамора, так что в глазах дикаря-пуританина все явственней проступает «хочу к маме» (ее, кстати, две серии играет неузнаваемая Деми Мур). Все девять серий Джон (Олден Эренрайк) вдумчиво играет замешательство, считает, что пришельцы увязли в несчастливой, но удобной фармакологической иллюзии, и подбивает нижние касты на лейбористский бунт.

Peacock/Steve Schofield

Что интереснее — он влюбляется в бету Ленину Краун (Джессика Браун-Финдли), учит ее моногамии, но сколько волка ни корми... За зло отвечает Гарри Ллойд, до этого строивший заговоры в «Игре престолов» и «По ту сторону», — его герой Бернард Маркс считает недопустимым уединение с одним партнером, а еще начинает ревновать Ленину к дикарю (эмоция в их мире абсолютно инородная). Джон супится, думает, как привнести моногамию в массы, и вообще слегка похож на расстроенный пожарный гидрант, Ленина немного заражается собственничеством, Маркс ревнует, обычаи старого и нового сплетаются, все самоубийственно грустят.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Для сравнения, вот какое веселье творилось у Хаксли: дети из пробирки приучались ко всяческим фрикциям с пеленок, весело совокупляясь под столом на глазах родителей, а нейроотличные эпсилоны были еще и карликами. Примерно девяносто лет назад на этот сюр смотрели как на неизвестное науке животное. А в 2020 году на ТВ-адаптацию от Peacock Original — как на потерявшую половину ироничной интонации первоисточника. Снять этот густой и вязкий психоделически-сатирический кисель сегодня — задача, казалось, довольно простая, если подпустить к ней кого-то занятного и остроумного. Что-то подобное — с его-то любовью к карликам — мог выставить на свой порог один седовласый старец, живущий в Черном Вигваме (к слову, к экранизации подбирался Ридли Скотт, но после фильмов «Советник» и «Прометей» Голливуд и кинокритика немного поубавили кредит доверия к мастеру).

Peacock/Steve Schofield

Но шоу досталось шотландскому дарованию Гранту Моррисону, много лет безумствовавшему в комикс-индустрии и понемногу уходящему в телевизор (это мы о сериале «Хэппи», поставленном им по собственному графическому роману). Моррисон — гигантский галлюциногенный кактус-пейотль, второй комиксист после Алана Мура, человек с мухомором вместо мозгов, превративший собственные шизоидные бэд-трипы в целый жанр и написавший лучшие психоделические комиксы вроде Kid Eternity и Filth, — казался подходящей фигурой: с дверьми восприятия у него, без сомнений, все в порядке. Но вместо того, чтобы наводить на психотропный текст свой еще более психотропный лоск, главный комикс-визионер планеты сгреб его в охапку и ушел конспектировать, поглядывая в Камасутру.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Зритель хочет секс, и Моррисон не просто дает это — он пытает им, топит в нем, лупит им по голове. И главное, если это попытка всерьез поговорить о природе разврата, было бы здорово, если бы автор каждые десять минут не пытался шокировать подсвеченными неоном ягодицами — будто бы это никакой не Моррисон, а Райан Мерфи с его пошловатым «Голливудом». Вместе с тем здесь есть — на две-три серии «Черного зеркала» — редкие удачи. Например, мысль о том, что мы и сами живем в антиутопии с так называемым эмоциональным капитализмом: нет любви, есть отношения; нет избранника, есть партнер; при попытке настоящей близости с его стороны всегда можно защититься напоминанием, что познакомились-то вы в Tinder, все несерьезно, парень. Или что стоит разбить коленку, как в фармакополитических США вам сразу пропишут «Ксанакс».

Peacock/Steve Schofield

Если на то пошло, пожалуй, главная находка Хаксли, которую на современный лад пытается адаптировать Моррисон, — пресловутая самоизоляция (напомним, в сериале пребывание одному больше двух часов запрещено). В романе Хаксли быть одному почти противозаконно и стигматизировано обществом — похоже на ХХI век одиночества, а написано вообще-то в 1932 году. Спустя 90 лет одиночество все так же живет в каждом доме, перебирается в дейтинг-сервисы и становится чем-то таким же несправедливо маргинализированным, как ВИЧ или клиническое отклонение, — мир сам по себе готовый сюжет сериала, просто добавь воды. В этом сугубо антиутопическом смысле ближайшим побратимом сериала, как ни удивительно, оказывается «Лобстер», где одиночек отправляли в пансионат, в котором можно либо найти партнера, либо умереть. Прозорливый грек Йоргос Лантимос, снимавший фильм при поддержке Ирландии и Англии, вдохновлялся лучшими неолибералами Британии, которые во времена Тони Блэра всерьез игрались в замеры уровня счастья подданных, пытались его как-то повысить, а потом объявили виновником депрессии одиночество. То, что что-то очень схожее с «Лобстером» происходит и в английском Нью-Лондоне, — показательно. Чуть докрути — и у Моррисона была бы полностью осовремененная редакция Хаксли; то, что заставляет фильмы Лантимоса (который на поверку оказывается важнейшим дистопичным мыслителем современности) тикать: что мир диктует, что быть одному, по сущности, мерзко и непродуктивно, что современному человеку Tinder должен являться вместо беса или черта и что все хотят быть с кем-то и никому не принадлежать.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
Peacock/Steve Schofield

Это ожидания, а от «Дивного нового мира» реальности остается именно то, что не очень хочется смотреть: цыканье на полиаморию и бунт работяг-эпсилонов (к слову, стянутый из «Мира Дикого Запада» и видеоигры Detroit: Become Human). Есть какое-то почти футурологическое ощущение: что шоураннеры застыли в криосне, будто бы с момента написания романа в мире не случилось никаких тектонических сдвигов в обществе. А еще — что коррекции первоисточника предпочли копирку, учитывая, что сериал отступает от книги за редким исключением, будто бы боясь повторить судьбу последнего сезона «Игры престолов». К несчастью, хорошие романы предпочитают растаскивать на золотые кирпичи: второму сезону быть, а Моррисону, несмотря на предположительное продление, предстоит беседа по душам с продюсерами сервиса, обеспокоенными не лучшими рейтингами. При всей любви к автору, чтобы они ни сказали, они будут правы.