Знакомьтесь, Dequine — молодая певица из Казахстана и одно из главных открытий русскоязычной поп-музыки 2020 года

Знакомьтесь, Dequine — молодая певица из Казахстана и одно из главных открытий русскоязычной поп-музыки 2020 года

Данеля Садыкова родилась в Западном Казахстане в традиционной семье. Музыке она никогда не училась, зато окончила закрытый казахско-турецкий лицей для девочек, где прокачивали усидчивость и лидерские качества, но не особенно поощряли творческую экспрессию и общение в соцсетях. В стенах лицея Данеля корпела над книгами и участвовала в дебатах, а в свободное от учебы время вела блог и записывала каверы на известных зарубежных исполнителей; собрав свою первую аудиторию, она начала сочинять собственные песни.

В 18 лет Данеля выпустила свой первый EP «Пьяная вишня» — в эту динамичную пластинку из пяти песен, быстро преодолевшую отметку в миллион прослушиваний, вылился буйный период юности, с бунтом против родителей, травматичными отношениями с помощником Рамзана Кадырова и поиском себя через религию и паломничество в Мекку.

Потом была Москва — отбор в шоу «Песни», в котором Dequine передумала участвовать; первый концерт для столичной публики в клубе «16 Тонн»; громкий скандал с казахстанскими рэперами, которых Данеля обвинила в домогательствах; участие в проекте Хаски «Путестан». И наконец, выход дебютного альбома под незамысловатым названием labum — некоторые СМИ назвали его лучшим релизом на русском языке в 2020 году. Это пластинка на стыке жанров, где можно услышать и народные казахстанские мотивы, и классический r’n’b, и речитативы, и нежный соул; и надрывные песни о любви («Убью»), и ироничный трек — подражание современному рэпу («Жива»), и мощное политическое высказывание про назарбаевский режим («Фемида»).

Специально для Правила жизни Данеля записала собственную версию хита Леонида Агутина «Летний дождь», а также рассказала о новом альбоме, поиске себя и терапии через музыку, о переезде в Москву и скандале с харассментом.

Почему ты решила выпустить свой дебютный альбом в июне, в разгар пандемии, когда было понятно, что не будет никакого промо, никаких концертов и съемок? Только абсолютный вакуум.

На самом деле, альбом был готов полтора года назад и должен был выйти гораздо-гораздо раньше. Но я сама не была готова его выпускать. Мне хотелось немного походить со своим материалом — это был тот ребенок, которого я вынашивала в течение очень долгого времени, и, наверное, я не была готова делить его с кем-то еще, воспринимать чью-либо оценку, которая далеко не всегда бывает положительной. Хотелось побыть с материалом наедине и понять для самой себя, что это действительно хорошая работа.

Да, после выпуска альбома и правда осталось ощущение незаконченного действия — из-за того, что нет концертов. Вообще я отчасти начала заниматься музыкой, потому что мне хотелось выступать, хотелось иметь возможность делиться энергетикой со своими слушателями. Когда я выпустила EP «Пьяная вишня», я едва ли не сразу поехала на выступление в Астане. Помню, люди знали слова песен наизусть — это, наверное, момент, который я никогда не забуду. Это сумасшествие, просто сумасшествие. В момент выступления апатичная и одинокая часть меня уходит, и я ловлю вот это единение и целостность.

В твоем альбоме намешано очень много стилей. Какой тебе ближе и к чему ты хочешь идти в будущем?

Я хочу, чтобы моя музыка отражала мои чувства и мои состояния в тот момент, когда я ее пишу. Я не хочу, чтобы это была какая-то картинка, за которой я прячусь. Не хочу улыбаться и строить из себя поп-звезду, если мне хреново. Мне хочется, чтобы мое творчество отражало меня. Когда я писала «Пьяную вишню», я писала с позиции человека, который прошел через токсичные отношения. labum я писала с позиции человека, который переживает свое взросление и видит, как он меняется. Я вижу, что меня бросает в разные стили, но если мне комфортно с речитативом и с рэпом, то я буду там. Если мне комфортно быть в соул и r’n’b, то я буду там. Я вижу в этом свою честность. Я смотрю на свою музыку как на аудиоальбом с воспоминаниями, поэтому не очень придерживалась концептов. Сейчас я чувствую, что пришла к моменту, когда хочется сделать что-то однородное. Буду пробовать, посмотрим, как это выйдет.

А на кого из российских и зарубежных артистов ты ориентируешься в плане музыки, звучания, самопрезентации?

Я слушаю очень много музыки, и, как результат, я по наитию очень много в себя впитала, но чтобы на кого-то ориентироваться — такого нет. Я могу восхищаться, удивляться, находить свое отражение в чьем-то творчестве, но не больше.

labum некоторые СМИ назвали одним из лучших русскоязычных релизов 2020 года. Что ты почувствовала, получив такие щедрые отзывы?

Сначала я подумала: странно, что это вообще такое? Безусловно, мне было приятно, но одновременно казалось, что это сюр, мне не верилось, что это действительно происходит со мной. У меня нет ощущения того, что «о, молодец, ты все сделала правильно!», нужно работать еще больше, нужно находить какой-то свой дзен и не отвлекаться на вещи, которые просто выбивают тебя из колеи.

О каких таких вещах ты говоришь?

Когда я писала labum, я переживала очень сложную потерю очень близкого человека и ушла в затяжную депрессию, которая до сих пор не отпустила, и я пока не совсем понимаю, как из этого выходить. Я терапевтируюсь через музыку, творчество помогло мне пройти самый, наверное, сложный и жесткий этап эмоционального состояния, помогло мне ничего с собой не сделать.

Процесс создания музыки — это единственное действие, которое помогает мне забыть абсолютно обо всем. То есть моменты, когда я сижу в студии, когда я брожу по городу в наушниках и пишу свой текст, — в эти моменты вообще ничего не существует, кроме музыки. И я очень хочу прийти к тому, чтобы как можно чаще оказываться в этом состоянии и не отвлекаться на какие-то вещи, которые у меня до сих пор болят, связанные с какими-то травмами или просто сложными ситуациями.

Насколько я понимаю, ты музыкальный самородок. Как ты научилась так хорошо петь?

Я не считаю, что очень хорошо пою. Возможно, я хорошо чувствую. Мне помогает заниматься музыкой моя чувствительность. И я очень благодарна людям, которые поддержали меня, когда я решила делать каверы и заниматься собственной музыкой. Они заставили меня поверить, что у меня все получится. Сейчас я прощупываю грани того, что могу в музыке. Конечно, я чувствую, что навыков иногда не хватает, — но, к счастью, мне в эти моменты помогает команда талантливейших ребят.

А с какой командой ты делала labum?

Мне помогали делать labum Батаар и Батху, Nick Rouze, M’Dee, Али Есимов. Все песни были написаны в Казахстане. Это место моей энергии, место моей силы. Я не знаю почему, но я когда приезжаю туда, у меня открывается поток вдохновения и я пишу.

Ты относительно недавно переехала в Москву на более-менее постоянной основе. Какие у тебя были первые впечатления от города?

Темп, очень-очень быстрый темп: люди конвейерно работают, люди конвейерно общаются друг с другом. Для меня это было тяжело, потому что в Алматы все очень размеренно, люди — я их называю казахскими итальянцами — делают свою работу и живут неспешно и с удовольствием. А в Москве несколько другая атмосфера, она давила на меня: бывало, что я решала один день отдохнуть и испытывала чувство вины, что я не работаю, а весь город бежит. Москва научила меня больше трудиться и ни на кого не надеяться. Раньше я считала себя очень крутой и самостоятельной, так как не беру деньги у родителей с 16 лет, но на самом деле по-настоящему я начала нащупывать «взрослую себя» в 19-20, когда я переехала в Москву. Здесь меня накрыло очень сильно: долго привыкала к нехватке общения и друзей, к отсутствию «подушки безопасности» в лице родных и близких, к которым можно поехать, если что-то не сложится.

Сталкивалась ли ты с каким-то предвзятым отношением на национальной почве?

Когда квартиру искала. Мне отказались сдать жилье раза четыре. В конечном итоге мне пришлось взять своего друга и сказать, что я живу в гражданском браке с русским парнем. И тогда сняла квартиру с первого раза, вообще никаких проблем не было, и меня это тогда шокировало. С другой стороны, я понимаю, почему это происходит: стоит какая-то азиатка с временной регистрацией, которая говорит: «Можно я заеду к вам?» Конечно, они выбирают более надежного, как им кажется, человека. Но такой момент был, и для меня это было достаточно тяжело.

Ты из традиционной казахской семьи. Как родители отпустили тебя в Москву?

У нас очень доверительные отношения, я впервые уехала от родителей в 13 лет — училась в Алматы в казахско-турецком лицее, так скажем, рано покинула отчий дом.

Расскажи подробнее про учебу в казахско-турецком лицее. Это же довольно консервативное учебное заведение. Каково было там учиться?

В казахско-турецком лицее было много спорных историй, которые наложили какой-то отпечаток, заложили в голову какие-то личные предубеждения, с которыми я до сих пор борюсь. Но, с другой стороны, учеба там дала мне возможность сфокусироваться на себе и на саморазвитии. Моя классный руководитель открытым текстом говорила: «Слушай, ты думаешь, что ты такая красивая, что все на тебя смотрят, но знаешь что: это не имеет никакого значения, если в голове твоей ничего нет. Если останешься тупицей, то кому ты вообще сдалась со своей внешностью, красота рано или поздно уходит». Это очень засело в моей голове. Я начала участвовать в дебатах, активно изучать английский язык, в свободное время занималась спортом и читала книги каждый день, ставя таймер на 40 минут. Плюс там была в целом положительная атмосфера: ты учишься среди девочек, все носят школьную форму, никакого соперничества. Ты фокусируешься именно на том, чтобы узнать что-то новое.

Правильно я понимаю, что после школы ты не стала поступать в университет?

Я планировала. В десятом классе я поставила себе цель поступить в Америку на маркетинг или на режиссуру и начала собирать всякие дипломы, готовиться к экзаменам, развернула общественную деятельность. И к моменту выпуска из школы у меня были очень хорошие шансы поступить практически в любое учебное заведение — если не на грант, то с очень хорошей скидкой. Но в какой-то момент я села и задала себе вопросы: «А для кого я это делаю? Действительно ли я хочу работать в маркетинге или хочу быть режиссером?» И я поняла, что нет, позвонила родителям и сказала, что никуда не поступаю. Для них это было шоком, разумеется, они пытались меня переубедить. Но я впервые за эти годы захотела очень жестко очертить свои границы, дать себе шанс просто попробовать. Получится — супер, не получится — я хотя бы сделала попытку.

Какой была реакция родителей?

Они считали мое поведение проявлением подросткового максимализма. Но если бы не подростковый максимализм, я бы не начала бы свой блог, не начала бы делать каверы. Я помню, первое время мне все писали: «ужасно поет», «голос дрожит», ты плохая, харам, харам. Если бы я бы просто успокоилась и прекратила... Без этого подросткового максимализма многого бы не случилось, и я отчасти благодарна своему внутреннему безумию. Противодействие, наоборот, дает мне поток энергии, а не гасит желание. По крайней мере, в моем случае желание было гораздо сильнее, чем все остальное.

А что касается родителей: мы просто закрылись друг от друга и я на какое-то время перестала с ними общаться. Сказала им: «Давайте я выпущу альбом, а потом будем разговаривать». И спустя полтора года после выпуска «Пьяной вишни», которую я выпустила в августе 2018-го, они мне сказали: «Слушай, мы гордимся тобой». Сейчас у нас совершенно другие взаимоотношения, они меня очень сильно поддерживают.

Задам довольно личный вопрос. А какого социального статуса твои родители? Почему спрашиваю: в своих интервью ты рассказывала про отношения с помощником Рамзана Кадырова. Ты сказала, что вас познакомили родители. У меня сразу возник вопрос: кто твои родители, какого они статуса, если к ним на новогодний огонек захаживает такой человек.

Окей, давайте соединим сюжетные линии. Я учусь в казахско-турецком лицее, где так или иначе тонкой линией проходит тема ислама. Мои родители — верующие люди, которые читают намаз, не пьют. И в 17 лет меня знакомят с мужчиной, который занимается молодежной культурой в Чечне, советником Рамзана Кадырова. Это было время пика моей буйности. Я отвратительно себя вела, ужасно разговаривала с родителями, они вообще не справлялись со мной. Когда нас познакомили, у нас сразу произошла ментальная связь. Но это не было знакомство с «будущим мужем» — нас просто потянуло друг к другу. Я не могла подумать, что человек такого статуса может посмотреть на такого буйного ребенка, как я, он же, в свою очередь, не думал, что мне с ним будет интересно. Родителям было классно и спокойно, потому что для них это был проверенный человек, с которым их дочь почему-то стала очень покорная. Это был первый и единственный человек, на которого я смотрела с открытым ртом, как завороженная. Мне было очень-очень интересно с ним. Это исключительный мужчина, и я до сих пор так считаю.

А сколько длились ваши отношения?

Два года.

Была ли какая-то близость?

Нет. Мусульманские традиции, никакой близости до свадьбы.

Но все шло к свадьбе, я так понимаю?

Вполне могло. И я его любила, и он очень сильно любил меня, просто делал это по-своему, а я не знала как.

И отношения распались, потому что...

Мне было очень сложно. Меня заставляли носить платок, я не виделась со своими друзьями, безобидные прогулки могли закончиться сообщениями «Ты где *** [шляешься], шлюха?». Запросто могла подъехать машина и его друзья могли забрать меня со словами «Аян сказал ехать домой». На мое пение мне могли сказать: «Замолчи, это просто отвратительно». До встречи с ним я думала, что у меня есть понимание, что мне нравится, а что нет, что есть черное, а что — белое. И тут появляется человек, который целиком захватывает твое внимание, он тебя восхищает, он тебя так понимает. И этот человек потихоньку начинает тебе говорить: «Слушай, вот это — вот так, а это надо делать так». И ты не замечаешь, как от незначительных вещей вы переходите к совсем радикальным и у тебя в голове уже подменяют понятия. И ты просто в какой-то момент садишься и думаешь: кто я? во что я верю? что для меня важно? где моя опора? Я даже не могла толком пожаловаться родителям, потому что они действительно ему доверяли и считали, что он положительно на меня влияет.

В конечном итоге расстались мы очень жестко. И я просто обрезала все связи. Перестала общаться с родителями, с сестрами, с которыми я была очень близка. Меня перекосило в радикализм — я восемь месяцев ходила в хиджабе, перестала общаться со всеми друзьями, съездила в Мекку.

Зачем?

Мне хотелось обрести спокойствие, найти опору. А что обычно делает человек, когда все вокруг рассыпается? Обращается к поиску духовности. На тот момент мне это действительно очень помогло прийти себя, залатать свое ментальное состояние и двигаться дальше. Даже несмотря на то, что я впоследствии сняла хиджаб и начала жить абсолютно контрастной жизнью, я очень ценю этот опыт.

И закрывая эту тему: я изначально спросила про социальный статус твоих родителей. Откуда у них в близких друзьях помощник Рамзана Кадырова?

Ну, казахи очень коммуникабельный народ. (Смеется.)

Понятно, хорошо. Дальше я хотела обсудить историю с харассментом: этой весной ты рассказала о домогательствах со стороны популярных казахстанских рэперов Кисло-Cладкий и Bonah, и в ответ тебя обвинили в хайпе перед выходом альбома. Расскажи, какие выводы ты сделала из этой ситуации.

Эта ситуация повлияла в принципе на мое восприятие дружбы, оно очень сильно подкосилось. Наверное, розовые очки слетели с меня. Потому что очень много моих хороших знакомых и друзей начали недвусмысленно намекать, что я вру и пиарюсь. Они сказали: «Дан, прости, но это мои друзья». Я говорю: «А я, что, меньший друг для тебя? Почему ты не можешь заступиться? Я не прошу тебя врать, я прошу тебя рассказать о том, что ты видел». Но этого не произошло. Единственное, чего я добилась от этих ребят, — это сообщение в директе на следующий день после мероприятия: «Дан, я был пьяный, х*** пойми, что я там делал, ну, как Моргенштерн, могу себе позволить ха-ха-ха». Мне стало очень сильно обидно. Я вижу, что эта ситуация поставила на мне определенный маркер. Люди не смотрят на меня как на Данелю, которая делает музыку, у которой есть свои чувства. Они смотрят на меня как на жертву домогательств. Это трудно. Я недавно ходила на мероприятие, где один известный артист из России начал задавать какие-то вопросы, травить шутки про харассмент. И я стояла, слушала все это и думала: а ведь людям кажется, что это смешно, они не понимают, насколько на первый взгляд безобидные слова могут сильно ранить. Полушутливые вопросы из серии «Ну, а что, ты не получила ничего с этой ситуации? Много людей о тебе узнали?» и так далее. И я просто в этот момент начала реветь, мне очень стыдно за себя стало, что я такая чувствительная.

А как ты относишься к сексуализации женского тела в современной поп-индустрии? Билли Айлиш, например, выступила с мощным месседжем на эту тему.

Конечно, тексты из серии «Я возьму твой член и засуну его себе в рот», как в последнем треке Cardi B и Megan Thee Stallion, могут показаться слишком радикальными, можно посчитать, что они таким образом продают свое тело, спекулируют на теме секса. С другой стороны, это их личное дело и они имеют на это право. Почему нет? Почему ни у кого не вызывает вопросов, что парни десятилетиями читают тексты про «шлюх»? А стоит девушке выступить с посылом «слушай, сегодня мы переспим, а завтра вызови такси себе, пожалуйста», так это сразу сексуализация. В мой адрес тоже сыпятся подобные претензии, и я этого не понимаю. Для меня тело и образ — это тоже часть того, как я взаимодействую со своим творчеством. Захочу я чуть-чуть оголиться — значит, так я себе представляю визуализацию той или иной песни, значит, так мне комфортно.

Вот ты сейчас говоришь, что после скандала тебя воспринимают не как Данелю-артиста, а как Данелю — жертву харассмента. Жалеешь ли ты сейчас, что выступила с этой темой? Что это прилипло к тебе?

Когда я начинаю испытывать сожаление, я вспоминаю о том, как много девушек заговорили о собственных историях. Парни начали тактичнее вести себя, даже на себе это чувствую. Они стали тактичнее к какой-то телесности, пониманию личных границ. В мой директ до сих пор приходят сотни историй девушек, которые сталкивались с самыми разными ситуациями — от домогательств до изнасилований, с участием абсолютно незнакомых людей и вплоть до близких родственников. Девушки, одевающиеся смело, и девушки, которые носят мешковатую одежду. Я все это читала, ревела и понимала, что девушка, написавшая мне, тоже плачет. И я уверена, что ей становилось чуть легче от осознания, что она не ненормальная и не одна такая. Я своим примером показала, что то, что сделали с тобой, — сколько бы лет тебе ни было, как бы ты ни была одета и где бы ты ни находилась, — это несправедливо, неправильно и нельзя так с тобой поступать. Я не ожидала, что мой пост вызовет такой резонанс. Помню, что написала пост, а через два часа зашла в инстаграм и подумала: «*** твою мать». Это обсуждали во всем Казахстане и дошло даже до России. И это, на хрен, очень страшно. И я здорово огребла. За всех жертв насилия, домогательств, изнасилования. Я столкнулась со всеми предрассудками из серии «В чем ты была одета», «Ты неправильно себя вела», «Почему ты пришла на мероприятие, почему ты была в клубе». Мне пришлось пойти на психотерапию, прорабатывать чувство вины за то, что это произошло.

Повлияла ли как-то пандемия коронавируса на твое эмоциональное состояние?

Мне кажется, так или иначе это повлияло на всех. Не так, что все было хорошо и в один момент стало резко плохо. Хорошее стало еще лучшим, а что имело раскол — оно и раскололось. Мы просто остались наедине с собой, наедине с тем, что у нас живет внутри. И увидели это в зеркало настолько отчетливо, что стало больно. Или кто-то увидел, что все охренительно круто. У кого как.

А что ты увидела?

Я увидела, что я ответственна за то, что происходит со мной. В прошлом было много всяких вещей, которые до сих пор дают о себе знать, но в конечном итоге мне нужно сфокусироваться на настоящем и на своем будущем. Как бы сильно я ни улыбалась, ни красила свои волосы и ни делала вид, что у меня все супер, сейчас это не так, и я работаю над этим. Хочется стать счастливым человеком.

Интервью: Жанель Куандыкова

Фотографии и видео: Женя Труфанов

Дизайн и верстка: Анна Сбитнева

Видео:

Композиция «Летний дождь». Слова и музыка: Леонид Агутин © по лицензии АО «Юнайтед Мьюзик Групп», 2020

Аранжировка: Александра Будникова

Запись трека: DTH Studios

Сведение трека: 26Studio

Менеджмент: mgmt.run

Идея: Настя Полетаева

Продюсер: Таня Кобец

Визажист: Маша Ворслав

Видео, монтаж и цветокоррекция: Женя Труфанов

Второй оператор: Кристина Биткулова

Благодарим «Simach в Недальнем» за помощь в организации съемки