«Представьте, что это город» — первый выдающийся сериал 2021 года

Наверное, прежде чем смотреть «Представьте, что это город», стоит хотя бы примерно узнать, кто такая Фрэн Лейбовиц и почему Скорсезе решил посвятить ей три с половиной часа хронометража. Если попробовать вкратце охватить ее разнообразную биографию, то получится вот что: это 70-летняя нью-йоркская язва-еврейка-лесбиянка, писательница с непреходящим писательским блоком (то есть та, что годами не может выдавить из себя ни строчки), зарабатывающая себе на жизнь ничего не значащими, но чрезвычайно остроумными публичными выступлениями, переполненными сардоническим юмором. Любое описание ее карьеры будет изобиловать неймдроппингом: скажем лишь, что она подруга художника Энди Уорхола, который когда-то взял ее колумнисткой в журнал Interview, и лауреатки Нобелевской премии по литературе Тони Моррисон. По сути, Лейбовиц — типичный продукт своей среды, в которую она много лет назад попала благодаря собственному безусловному таланту, стала свидетельницей и даже соучастницей (в качестве соглядатая и комментатора) эпохальных изменений в стране и в мире. У нас немало аналогичных публичных персон, от Евгении Альбац до Татьяны Толстой. Время Лейбовиц ушло, что она сама понимает и даже рада этому — прижизненный статус архетипической недовольной горожанки, к которой все неизбежно прислушиваются. Жить ей, как она неоднократно и торжествующе заявляет, осталось недолго — и слава богу.

Может, это неочевидно по синопсису, но личность для своего кинозастолья Скорсезе выбрал крайне незаурядную. Причем заседает он с ней не впервые: десять лет назад он снял аналогичный документальный фильм Public Speaking для канала HBO. Вот и получается, что перед нами очень длинный и, скорее всего, неприлично дорогой видеоподкаст с недопустимой для современного YouTube периодичностью выхода в десять лет — и это с радостью берет себе в качестве одного из важнейших посленовогодних релизов Netflix. Зачем же им это?

Все сомнения и вопросы отпадают, когда перестаешь говорить о «Представьте, что это город» и начинаешь его смотреть. Допустим, здесь не найдешь вдохновленной визуальности, и вплоть до последней серии вообще кажется, что можно было и слушать этот сериал, а не смотреть его. Даже вопросы Скорсезе (и других интервьюеров — среди них режиссер Спайк Ли, актеры Алек Болдуин и Оливия Уайлд, в архивных записях, которые здесь тоже использованы, есть и уже упоминавшаяся Тони Моррисон), по сути, не так важны, потому что Фрэн все равно будет говорить о том, о чем хочет. Со своей неизменно наигранной интонацией человека, который на самом деле вовсе не желает стоять за трибуной или в студии и отвечать на эти дурацкие вопросы — хотя она явно наслаждается каждой из этих ситуаций, когда она может безапелляционно донести до аудитории свое мнение по любому поводу.

Скорсезе ненавязчиво раскладывает разные темы монологов Лейбовиц по отдельным сериям. Таким образом, у «Представьте, что это город» одновременно появляется работающая сериальная структура и при просмотре вовсе исчезает ощущение времени — хочется смотреть это и узнать, что же будет дальше, хотя сюжета как такового здесь, понятно, нет вовсе. Фрэн говорит о Нью-Йорке и о том, как он чудовищно мутировал на ее глазах и в то же время совершенно не изменился, о постыдных удовольствиях (одно это выражение Лейбовиц разносит в пух и прах — как удовольствие вообще может быть постыдным, недоумевает она), о том, как Леонардо ДиКаприо на съемках «Волка с Уолл-стрит» (писательница там сыграла судью) предлагает ей прикурить электронную сигарету. Наконец, в финальных сериях она говорит и о том, что по-настоящему любит: вечеринки и вообще публичное веселье, а также книги, в выдуманном мире которых она поселилась еще девочкой и с тех пор не собирается оттуда съезжать обратно в реальность. Она пещерная луддитка, отказывается пользоваться не то что смартфоном или компьютером, а даже пишущей машинкой — до сих пор у нее в арсенале только ручка с бумагой и городской телефон.

Все свои взгляды она аргументирует, но не так, чтобы за ней хотелось последовать в уютное для нее прошлое, и это важный нюанс. Фрэн Лейбовиц — вовсе не пример для подражания и не какой-нибудь вам мотивационный тренер, она не учит жизни, как это стало модно в чуждые для нее времена новой псевдоискренности. Но к ней невозможно не прислушаться: выбирая для себя в любой ситуации позицию «над схваткой», она стала живым воплощением новейшей истории последнего полувека, которую, как известно, стоит знать досконально, чтобы не повторять ее ошибок.

Остается лишь понять, зачем для всего этого понадобился Скорсезе. Нет, понятно, что он один из друзей Лейбовиц, но она, кажется, дружит со всем Нью-Йорком. Казалось бы, чтобы снять несколько старперских разговоров за столом с вином (как в известном русском меме: «Дед с бабкой сцепились по пьяни»), не требуется столь именитый постановщик. И Мартин в данном случае совершенно осознанно отстраняется. До поры до времени он всего лишь истерически смеется за кадром почти над каждой шуткой Лейбовиц. Окончательно концепция кинопортрета за авторством Скорсезе становится понятна только в последней серии, где впервые меняется основное место действия — библиотека и старый книжный магазин. Это локация для совсем иного диалога, очень личного — вечной дискуссии Лейбовиц с книгами, ее всегдашними избавителями. Вовсе не факт, как известно, что любовь спасет мир — как и секс, и это тоже важная тема творчества Лейбовиц — феминизм, она также вспоминает о #MeToo и множестве харассеров, которых «откенселлили» на ее глазах. Но зато искусство позволяет нам спастись от мира, и это, пожалуй, даже ценнее. Лейбовиц одним своим примером доказывает, что пусть количество гомо сапиенсов на Земле стало уже совсем катастрофически гигантским, все равно один человек может стать больше целого города и мира. Этой мысли посвящена важная лирическая вставка от Скорсезе, которую он поставил уже после титров седьмого эпизода, там, где Netflix его не найдет и не вырежет, — и именно там дает настоящего большого кино. Фрэн в умилительных бахилах разгуливает по гигантской модели Нью-Йорка, возвышаясь даже над Эмпайр-стейт-билдингом. Затем свет над «величайшим городом планеты» понемногу выключается, и остается только ночной Нью-Йорк — вечный символ светлой надежды для Скорсезе. Мало что в этом мире вечно, как доказывает нам рассказ Лейбовиц о себе и вселенной вокруг себя, — разве что небо над головой, нравственный закон внутри нас и бесконечное удовольствие, которое можно получить от наблюдения за встречей гениального документалиста и его не менее выдающейся героини.