Ни стыда, ни совести: каким получился второй сезон «Эйфории»
В реальной жизни пауза между сезонами составила два с половиной года, но на экране между ними прошла всего неделя: мы расстались с героями на Рождество и снова встречаем их на школьной вечеринке по случаю Нового года. Но 17-летняя Ру (Зендея) за это время успела снова подсесть на опиаты из-за того, что ее девушка Джулс (трансгендерная модель Хантер Шафер) уехала в Нью-Йорк одна, оставив ее в слезах и растрепанных чувствах куковать на вокзале. На новогодней вечеринке бесшабашная Ру — пацанка, «которая одевается как Сет Роген» в бесформенные штаны и худи — знакомится с пригожим свойским парнем Эллиотом (Доминик Файк). Он помогает ей очухаться после очередной дозы, и это становится началом прекрасной дружбы, которая скоро превратится в любовный треугольник с участием Джулс. Сама Джулс, как мы узнали из спецэпизода, под нажимом отца вернулась в провинциальный Ист-Хайленд. Теперь она даже думает бросить гормоны: Джулс поняла, что выстраивала свою женственность, исходя не из собственных потребностей, а из представлений о ней окружающих мужчин.
В спецэпизодах, вышедших между сезонами, шоураннер Сэм Левинсон изрядно нагрузил героинь психологией. В одном из них Ру вместе со своим куратором из общества анонимных наркоманов долго рассуждала о предназначении, преодолевшем зависимость Малкольме Х и своей тяге к суициду. Но в новом сезоне эти темы больше не развиваются, Левинсон теперь предпочитает совершенно другой подход, и вместо разговоров Ру просто надевает майку с портретом Малкольма Х. Можно сказать, что автор потакает тут зрительским ожиданиям, заставляя сюжет раскручиваться через любовную линию и насилие. В первом сезоне так и не был наказан негодяй и абьюзер — школьный красавчик Нейт (Джейкоб Элорди), избивший и посадивший в тюрьму ни в чем не повинного парня, втянувший свою девушку Мэдди (Алекса Дэми) в токсичные отношения и шантажировавший Джулс. Первый эпизод сразу устраняет эту несправедливость: вы ведь хотели, чтобы кто-нибудь размазал наконец сопли по красивому лицу Нейта? Получите, распишитесь: вечер перестает быть томным, когда наркоторговец Феско (Ангус Клауд) мстит за всех героев разом, отправляя Нейта на больничную койку.
Но даже сдобренный насилием, сериал не перестает быть томным, потому что его главной фишкой с самого начала была чувственность. Это и изумительно снятые в мерцающем неоновом свете эротические сцены, в которых от молодых красивых актеров просто не оторвать глаз. И эпизоды, в которых герои переживают ту самую эйфорию, от наркотиков или от близости — неважно. Важно лишь, что прошедший в юности через наркозависимость и рехабы Левинсон не просто сильный режиссер, но и главный нынешний специалист по эйфории, как никто умеющий воплотить ее на экране. Не менее важно и то, что он не собирается читать мораль — поэтому красивый подонок Нейт продолжает сиять романтическим светом: как Тайлер — придуманный им виртуальный персонаж, в которого без памяти влюблена Джулс, или как нераскаявшийся абьюзер, нежно обнимающий Мэдди в танце и на все ее упреки шепчущий: «Я знаю». Проникнутые чувственностью сцены вроде той, где он не раздевает, а, наоборот, одевает Кэсси (Сидни Суини), бережно поправляя ленточку в ее волосах, по-прежнему задают тон сериалу.
Одной из главных тем прошлого сезона были «дети как жертвы пороков взрослых». В новом сезоне она усложняется: подростки не просто изломаны юношескими травмами, а в точности воспроизводят модели поведения родителей. Наркоман в завязке Али, взявший шефство над Ру, с горечью говорил: «В детстве я мечтал убить своего папашу, который колотил мою мать. А потом понял, что сам превратился в такого же подонка, когда под кайфом избил жену». Во втором сезоне эти взрослые показаны во всей красе. Это бабуля (Кэтрин Нардуччи), торговавшая наркотиками и научившая этому внучка Феско. Это Кэл (Эрик Дейн) — отец Нейта, из-за рождения первенца похоронивший свой роман с одноклассником и тягу к парням. Нейт ненавидит отца, и это взаимно, но они ужасно похожи и действуют одинаково.
«Эйфория» — честный сериал, в котором — по крайней мере, пока — царит безысходность. Она, впрочем, выглядит завораживающе, потому что в эйфории спасаются все без исключения главные герои. Во втором сезоне Сэм Левинсон выкручивает громкость на полную и пришпоривает драму. Теперь персонажи через раз бьются в истерике, выедая печень тем, кого больше всего любят. Истерика становится формой жизни, как в пьесах Теннесси Уильямса в жанре южной готики, где все терзались тайными пороками и вымещали боль на близких. В прошлом году Левинсон снял со все той же Зендеей черно-белую камерную драму «Малкольм и Мари» про любовников, которые от избытка чувств хотят разорвать друг друга в клочья. Критики сравнивали фильм с классической пьесой «Кто боится Вирджинии Вульф?», где пережившие смерть ребенка супруги отчаянно гнобили друг друга до победного конца. Сериал едет по тем же рельсам: мысленно воткни нож в сердце тому, кого любишь больше всего, — может, тогда перестанет болеть твое.
Удивительно в новом сезоне другое: при таком накале страстей Левинсон будто занижает планку и перестает требовать развития от героев -— благодаря или вопреки их страстям и аддикциям. Из сюжета исчезает футболист Маккей (Элджи Смит), грезивший о профессиональной карьере. Кэт (Барби Феррейра) бросает вебкам, растворяясь в сюсюкающем романе с хорошим парнем. Джулс перестает искать собственную идентичность. Где ваша креативность, ребята, и куда подевалась дерзость? Горизонт схлопнулся для всех, кроме тихони Лекси (Мод Апатоу, дочь короля подростковой комедии Джадда Апатоу). Вместо надоевшей постановки классического мюзикла «Оклахома» в школьном театре она ставит спектакль по мотивам собственной жизни, который воспроизводит события первого сезона. Лекси становится зорким наблюдателем и видит все — тайные пороки и страсти подруг, родителей и парней. Остальные персонажи второго сезона заперты внутри своей чувственности — они смотрят лишь себе под ноги, боясь разорвать дурные привязанности. Лишь Лекси рефлексирует и осмысляет сюжет. Но никого не судит, для Левинсона это важно. Его герои — сплошь нераскаявшиеся грешники, и в этом главный шарм сериала. Он не будет вас воспитывать, а его герои не станут лучше. Его сериал проникнут социальным пессимизмом, который почти немыслим на фоне нынешних «правильных» шоу, стоящих на страже позитива и пуританской морали. «Эйфория» — совершенно бесстыжее зрелище, лишенное назидательности, — и в этом его сила и уникальность. Какой сюрприз приготовил зрителю Левинсон в последнем эпизоде, не знает никто, но первые семь бьют без промаха и подкупают без остатка.
Все это тем более любопытно, если вспомнить, что голливудский классик Барри Левинсон, отец Сэма, — типичный режиссер-моралист, в своих лучших фильмах («Человек дождя», «Спящие», «Хвост виляет собакой») расставляющий правильные акценты и дающий нужные оценки. Его прошлогодний сериал «Ломка» все о той же наркозависимости — история в стиле блюз про то, как хорошим людям бывает плохо. А вот его талантливейший отпрыск выбрал рок-н-ролл — историю о том, как не слишком хорошие и даже совсем плохие люди уходят в отрыв, переживают эйфорию и ничего не стыдятся.