Рубенс на природе: разбираемся, что скрывается за пейзажами одного из основоположников барокко

Голландский пейзаж прекрасен тем, что не является тем, чем кажется на первый взгляд. В нем всегда присутствует определенная доля символизма, разобраться в котором поможет лишь понимание контекста.

Здесь хотелось бы традиционно дать историческую справку о нидерландской революции, а о именно второй фазе Восьмидесятилетней войны, на которую пришлись последние годы Рубенса, и о том, что такие контрасты, как день-ночь, безоблачное небо и гроза в голландском пейзаже, связаны с переживаниями хрупкой границы между миром и войной. Но нет явных свидетельств, что на Рубенса хоть как-то повлияли эти события. Во всяком случае настолько, чтобы глубоко об этом переживать и сублимировать в работы. Будем честны, тяжелые приступы подагры в то время занимали мысли Рубенса явно больше, чем противоречия между Голландской республикой и Южными Нидерландами.

Мы также сознательно опустим влияние на Рубенса таких деятелей искусства, как немецкий художник Адам Эльсхаймер (1578–1610), известный реформатор европейского пейзажа в способе изображения времени суток, или Питер Брейгель Старший (1525–1569), один из любимейших художников Рубенса, с которым его объединяла любовь к «крестьянской» живописи и подход и изображению природной стихии. Понятно, что все художники вдохновлялись работами друг друга и многое заимствовали, в некоторых случаях буквально копировали отдельные элементы картин.

Вместо этого обратимся к так называемой философии нового времени — периоду развития философии в западной Европе в XVII-XVIII веках.

В данном случае то, как написана картина, объясняется влиянием барочной «хрупкости» мира, о котором мы говорили, когда разбирали картину Карла Рутхарта «История Товия».

Всё те же работы Коперника о движении планет, изобретение Галилео телескопа, объяснения Иоганном Кеплером лунных и солнечные затмений, открытия в оптике оказали огромное влияние на осознание человеком своего места в мире, который расширился до размеров вселенной. Темы сменяемости, движения, цикличности и в то же время единства находили свое отражение в философии, литературе, музыке и, безусловно, живописи. Особенный интерес в связи с таким количеством астрономических открытий вызывали ночное небо, созвездия, смена времен года и времени суток. Потому что Вселенная — непонятно где, а звезды — вот они. Такой бюджетный способ почувствовать себя частью вселенной.

Генрих Вёльфлин, швейцарский писатель и историк (1864–1965), говорил об искусстве того периода как о «пробуждении нового чувства красоты, чувства красоты того пронизывающего вселенную трепетного движения, которое было для нового поколения самой жизнью».

Возможно, звучит сложно, но мысль та же: человеку барокко хотелось видеть движение и перемены во всем.

Конечно, все это не могло обойти Рубенса стороной. Он был прекрасно образован, знал латынь, активно интересовался античными и современными научными работами, был знаком с ключевыми открытиями и идеями и состоял в переписке с многими учеными. В данной картине определенно нашли отражение идеи его современника, философа Джордано Бруно, который считал, что «природа есть не что иное, как Бог в вещах», а природа и вселенная есть «высшее благо, высший предмет устремления, высшее совершенство, высшее блаженство состоит в Единстве, охватывающем сложность всего».

Барочная «сложность всего» подразумевала единство противоположностей, поэтому на картине мы видим слева ночь, а справа день, сходящиеся в центре, где расположен грот и, собственно, тот самый возчик камней из названия полотна.

Другой современник Рубенса, Рене Декарт тоже говорил о дуализме, но души и тела, «мыслящей» и «протяженной» субстанции.

Декарт считал, что мировая материя может делиться до беспредельности, а время прерывается и каждый его момент представляет собой целостное явление. Идеи Декарта тоже побудили художников изображать на одном полотне разновременные события.

С несохранившегося варианта «Возчиков камней» Рубенса был создан офорт под названием «Возчики, толкающие повозку вброд». Не будем забывать, что Рубенс был мастером аллегорического сюжета, а вода всегда являлась символом времени. Вполне вероятно, что переправа в данном контексте — переломный момент. Таким образом, мы видим на картине два разных периода: прошлое и будущее, ночь и день, сходящиеся в центральной точке — настоящем, в котором находится человек.

Положение человека в центре тоже является отражением идей той эпохи и взглядов самого Рубенса, который нежно любил Античность и придерживался античного гуманизма и философии стоицизма. В его доме в Антверпене над замковым камнем боковых арок даже высечены две релевантные цитаты древнеримского поэта Ювенала, с работами которого Рубенс был прекрасно знаком (умер в 138 г. н. э.).: «Предоставим богам решать, что нам необходимо и полезно, ибо они любят человека больше, чем он сам себя» и «Помолимся за здоровый дух в здоровом теле, за мужественную душу, свободную от страха смерти, гнева и суетных желаний».

Я понимаю, что, если до этого вы знали Рубенса только по отдельным работам с голыми женщинами, информация о его философских познаниях вызывает диссонанс. Но да, судить о человеке по его картинам не стоит, могут быть вот такие сюрпризы.

Если вернуться к положению человека в центре разбираемой картины и созвучию этого композиционного решения философии стоиков, то, согласно их учению, ход всех мировых событий предустановлен. Цель человека заключается в том, чтобы невозмутимо (стойко) жить «в согласии с природой», которой управляет логос (др.-греч. «мысль», «слово», «смысл»).

«Будь подобен скале: волны беспрестанно разбиваются о нен, она же стоит недвижимо, и вокруг нее стихают взволнованные воды».

Марк Аврелий

Но при этом стоики не считали, что человек — заложник обстоятельств. Напротив, они считали, что человек обладает внутренней свободой и устанавливает истину исключительно в процессе познания, а значит, своими действиями может влиять на ход событий. Помещая возчика камней в центр метафоричной вселенной, Рубенс показывал, что своими действиями даже такой обычный человек может вызвать большие последствия.

Согласитесь, неплохая глубина мысли, казалось бы, для обычного пейзажа.