Все песни только про зайцев: краткий путеводитель по кроликам и зайцам в культуре

Главный герой нынешних предновогодних мемов — зайчишка-убийца, выскочивший из маргиналий средневековых рукописей. Эти макабрические зайцы рубят людям головы, охотятся на охотников, скачут верхом на получеловеке-полуулитке — в общем, пускаются во все тяжкие, что, казалось бы, зайцам совсем не в пору. Куратор Британской библиотеки Элеонора Джексон объясняет заячью кровожадность абсурдистским юмором средневековых авторов, изображавших в маргиналиях «мир наоборот»: «Кролики и зайцы — в жизни послушные животные-жертвы — менялись местами со своими преследователями и мстили: вот группа гигантских упитанных кроликов подстреливает охотника из лука, связывает его, тащит в суд, где кролик-судья выносит обвинительный приговор, и обезглавливает. А затем идет за охотничьей собакой». Неудивительно, что уморительных — во всех смыслах — средневековых зайцев первыми вспомнили «Монти Пайтон» — большие знатоки классической культуры (все участники труппы, кроме американца Терри Гиллиама, учились кто в Кембридже, кто в Оксфорде) и главные адепты политической сатиры в ее абсурдистском изводе. В «Монти Пайтон и священный Грааль» именно Кролик-убийца из Кербаннога положил чуть не всех воинов короля Артура. Если б не Святая ручная граната Антиохийская, пущенная в ход королем, белый и пушистый зайчик оставил бы круглый стол совсем без рыцарей.

Если не главного, то уж точно самого известного зайца в истории западного искусства написал Альбрехт Дюрер в 1502 году. У других художников Ренессанса (и до него) многочисленные зайчики и кролики непременно что-то символизировали: где плодородие, где похоть, а где целомудрие — как у Тициана на «Мадонне с кроликом». Дюреровский «Заяц» оказался первым просто зайцем — ни много ни мало — и тем самым произвел фурор. Почти фотографическая детализация рисунка настолько впечатлила и продолжает впечатлять зрителей, что Дюрер стал одной из главных жертв плагиата: уже при жизни художника было создано 12 копий зайца, который со временем заполонил все возможные поверхности, от стен гостиных в немецкой провинции до кофейных кружек, брелков и футболок. Над статусом дюреровского зайца как эдакой поп-культурной иконы художники давно посмеиваются: пионер немецкого постмодерна Зигмар Польке в 1970-м редуцировал «Зайца» до заячьего силуэта из изоленты, закрепленной гвоздями, а немец Дитер Рот — отец так называемого биоразлагаемого искусства — по мотивам Дюрера и вовсе вылепил натурально «Зайца из кроличьего помета» (1972–1987 годы).

Первыми зайцами русской литературы были державинские («В опушке заяц быстроногий, / Как колпик поседев, лежит»), самыми известными — пожалуй, некрасовские, те самые, которых, к тоске нескольких поколений советских и российских школьников, так заунывно спасал дед Мазай. Но главный заяц в русской литературе — тот, который перебежал дорогу Пушкину. Свое неучастие в декабристском восстании 14 декабря 1825 года сам Пушкин, по воспоминаниям современников, объяснял вмешательством рока — а точнее, тем, что по дороге из Михайловского в Санкт-Петербург заяц несколько раз перебежал ему дорогу, что считалось плохой приметой. Эту историю, со временем превратившуюся в анекдот, лучше всех пересказал как раз главный по абсурдистским анекдотам — Даниил Хармс: «Пушкин был маленького роста и очень боялся зайцев. Однажды зимой он решил посетить декабрьское восстание декабристов в Петербурге. Сел и поехал. Только спустился с горы, видит, на верстовом столбе сидит заяц. Пушкин очень испугался, и тотчас повернул восвояси, и вернулся назад в Великую Русскую Литературу».

Как бы в продолжение Хармса судьбоносному зайцу даже открыли памятник в Михайловском в 2000 году, аккурат к 175-летию и Декабристского восстания, и встречи писателя со зверьком. Правда, организаторы мероприятия — писатель Андрей Битов и художник и сценарист Резо Габриадзе — после торжеств скульптуру тут же забрали, а то еще кто украдет — не из-за любви к Пушкину, а из-за стоимости бронзы.

Знаменитый трикстер братец Кролик, переехавший из африканского фольклора в устные сказки темнокожих рабов в США, долгое время был эдаким символом угнетенного — расового — меньшинства: как хитроумный Кролик, который из раза в раз одолевал превосходящих его по силе, но туповатых Лиса, Волка и Медведя, так и темнокожие американцы всячески дурили белых рабовладельцев-плантаторов и бежали на свободу. Сказки о приключениях братца Кролика, которые передавались из уст в уста среди темнокожих американцев, первым издал, разумеется, белый журналист — и немало на том заработал. Справедливости ради надо сказать, что Джоэль Чандлер Харрис, автор «Сказок дядюшки Римуса» (1881 год), в которых как раз пересказывались истории о братце Кролике, был вполне прогрессивным для своего времени — осуждал суды Линча и даже призывал дать темнокожим избирательное право. Что, впрочем, не сильно повлияло на его патерналистский тон по отношению к темнокожим, за который «Сказки дядюшки Римуса» впоследствии называли чуть ли не расистскими: чего стоит только тот самый дядюшка Римус — выдуманный Харрисом бывший раб, который после Гражданской войны и освобождения остался на родной плантации, чтобы бесплатно работать на бывших хозяев и рассказывать их детям сказки о братце Кролике.

Несмотря на читавшуюся между строк романтизацию рабовладельческого американского Юга, «Сказки дядюшки Римуса» стали супербестселлером и вдохновили Киплинга, Милна и советских мультипликаторов. Со временем, впрочем, появились призывы отмежевать свободолюбивого братца Кролика от покорного дядюшки Римуса. Элис Уокер, автор романа «Цветы лиловые полей» и первая темнокожая лауреат Пулитцера, которая родом из одного с Харрисом города Итонтона в Джорджии, в эссе «Дядя Римус мне не друг» (1981) писала: «Дядя Римус наплевал на собственных детей и внуков, чтобы передать наше наследие детям его белых покровителей, которые смотрят на него как на говорящего плюшевого мишку. Харрис взял и украл добрую часть моей культуры: введя дядю Римуса, совершенно чуждого нашему фольклору, он построил забор между мной и братцем Кроликом». Забор был успешно сломан: в мультфильме «Приключения братца Кролика» 2006 года, где все роли озвучивали темнокожие актеры, уже никакого дяди Римуса нет.

О приключениях — и символизме — Алисы в Стране чудес и Зазеркалье написаны сотни книг, а героев новелл Льюиса Кэрролла интерпретировали на свой вкус, страх и риск и фрейдисты, и шахматисты, и богословы. Поэтому с уверенностью о представителях отряда зайцеобразных у Кэрролла можно сказать только, что один из них — Белый кролик, а второй — Мартовский заяц.

Впрочем, о первом герое, в погоне за которым Алиса юркнула в нору — а дальше началось всякое, — однозначно писал сам автор: «А Белый кролик? Похож ли он на Алису — или создан скорее для контраста? Конечно, для контраста. Там, где, создавая Алису, я имел в виду "юность", "целенаправленность", здесь появляются "преклонный возраст", "боязливость" — "слабоумие" и "нервная суетливость". Представьте себе все это, и вы получите какое-то представление о том, что я имел в виду. Мне кажется, что Белый кролик должен носить очки, и я уверен, что голос у него должен быть неуверенный, колени — дрожать, а весь облик — бесконечно робкий». О Мартовском зайце Кэрролл комментариев не оставил, так что про него точно известно, что он сумасшедший. Его Кэрролл придумал из английской поговорки Mad as a March hare («Безумен как мартовский заяц»): в Англии считалось, что зайцы в начале долгого сезон размножения — с февраля по сентябрь — сходят с ума.

В начале был именно кролик, а The Walt Disney Studios, теперь известная, как империя, которую построил Микки, могла быть империей Освальда. Уолт Дисней был главным апологетом концепции «анимационной личности», когда мультяшный герой не только внешне напоминает человека, но еще и имеет характер — то есть не очередной смешной или милый заяц, а вполне конкретный счастливый кролик Освальд, храбрый авантюрист, похожий на звезд немого кино. Как раз Освальд стал первым героем, созданным Диснеем по образу и подобию человеческому, когда тот работал еще на Universal Pictures в конце 1920-х. Ставка Диснея на индивидуальность героя сработала — Освальд быстро стал чуть не главной звездой Universal. Дисней в итоге ушел со студии основывать собственную: права на Освальда ему не принадлежали, поэтому надо было придумывать нового, но максимально похожего на Освальда героя — им стал Микки-Маус. Впрочем, с большим успехом герои Диснея становились все более универсальными, а мультфильмы все более обезжиренными — теперь важна была не индивидуальность персонажа, а чтобы он понравился максимальному количеству людей.

Как раз на фоне таких усредненных диснеевских героев выстрелил в начале 1940-х кролик Багз Банни. Багз Банни — квинтэссенция англосаксонского кролика: трикстер, весельчак и добряк, он вобрал черты всех предыдущих кроликов и зайцев — от пройдохи братца Кролика до того же Освальда. Он разбирается в классической музыке (и обожает Вагнера), регулярно обводит вокруг пальца белого лысого мужика, который то и дело норовит пристрелить зайчишку, и даже расширяет представление о гендере, периодически без всякого стеснения щеголяя в платьях и макияже.

За свою 80-летнюю карьеру Багз стал рекордсменом среди мультяшек по количеству картин, в которых сыграл, получил «Оскар», звезду на голливудской «Аллее Славы и даже снялся в настоящем фильме — вместе со своим заклятым другом Микки-Маусом. Оба, правда, появились только в эпизоде неонуара "Кто подставил кролика Роджера" с другим зайцеобразным в заглавной роли. Не слишком удачливый актер Роджер, кстати, своих более известных коллег заткнул за пояс — не только очаровал фам фаталь Джессику Рэббит, но и остановил настоящий геноцид мультяшек.

Самый популярный советский мультик, по одной из версий, был сделан по госзаказу — якобы еще Никита Хрущев, побывав в американском Диснейленде, распорядился придумать советский мультответ США. За строительство Совьетленда, видимо, решили не браться, но вот зарубежную мультипликацию чиновники от культуры все-таки изучили. Как результат — «Ну, погоди!», практически калька многочисленных американских мультфильмов, в которых смышленый малыш — хоть мышонок Джерри, хоть тот же Багз Банни — обставляет глупого и довольно агрессивного здоровяка. С той разницей, что в «Ну, погоди!» Заяц — эдакий идеальный голубоглазый пионер, а волк — люмпен в тельняшке с гитарой и вечной папиросой в зубах. Как вспоминал один из сценаристов мультфильма Александр Курляндский, снимать историю о том, как волк почему-то гонится за зайцем, в СССР, где «все искусство было для чего-то, почему-то и ради чего-то», казалось гиблым делом, но неожиданная популярность короткометражки, показанной в мультжурнале «Веселая карусель» (1969), убедила даже чиновников, что бесконечные погони с минимумом идеологического напыления отлично заходят и детям, и взрослым. Впрочем, многие зрители предпочитали отличнику-зайцу хулигана-волка. Один из художников, работавших на мультфильме, вспоминал, как советские зрители трактовали героев: «Волк — это мы, работяги, а Заяц — это интеллигент. Как мы ни пробуем его схватить, он всегда выкручивается».

Другие зайцеобразные эпохи застоя — в притче Фазиля Искандера «Кролики и удавы», написанной в 1970-е годы после прочтения им «Архипелага ГУЛАГ» Солженицына. По сюжету, в далекие-предалекие времена в одной южной-преюжной стране живут два племени — удавов и кроликов: первые глотают вторых, делая вид, что гипнотизируют их, вторые делают вид, что гипнотизируются, лишь бы была стабильность и все оставалось как есть. Король кроликов, который втайне сдает своих непокорных соплеменников удавам, когда один из них предлагает прекратить добровольно идти на убой и устроить бунт, объясняет: то, что питоны едят кроликов — несправедливо, но сами кролики крадут капусту у туземцев, что тоже несправедливо. «Если отпала ужаснейшая несправедливость по отношению к кроликам, значит, и кролики должны прекратить приятную, разумеется, для нас несправедливость по отношению к огородам туземцев». Такая перспектива кроликов не слишком прельщает: решено соблюдать статус-кво.

Аллюзии на выученную беспомощность советского человека тут вряд ли требуют расшифровки. О желаемом эффекте своей притчи на читателя Искандер говорил так: «Некоторые люди, услышав эту историю кроликов и удавов, мрачнеют. А некоторые начинают горячиться и доказывать, что положение кроликов не так уж плохо, что у них есть немало интересных возможностей улучшить свою жизнь... В этой истории с кроликами я предпочитаю слушателя несколько помрачневшего».

Открыл зайцам дорогу в современное искусство Йозеф Бойс перформансом «Как объяснить картины мертвому зайцу» (1965): обмазанный медом и сусальным золотом художник ходил с тушкой зайца от картины к картине и что-то нашептывал, пока зрители стояли снаружи галереи и наблюдали за действием в окна. Сам Бойс объяснил акцию так: «Для меня заяц — символ воплощения: заяц делает то, о чем человек может только думать. Он зарывается в землю, он роет нору. Он воплощается в земле, и только это и важно. Естественно, с медом на голове я совершаю нечто, что связано с мышлением. Человек не дает мед, человек думает, дает идеи. Тем самым я возвращаю жизнь мертвой по своему характеру мысли. Потому что мед, без сомнения, живая субстанция. Человеческая мысль тоже может быть живой. Но она также может быть мертвой, интеллектуально мертвенной, проявлять свою смертоносность в политической сфере или в педагогике». Фотографию перформанса — Бойс с мертвым зайцем в руках — критики назвали Моной Лизой XX века.

Вслед за Бойсом зайцы заполонили совриск — от антиколониалистского кролика Ай Вэйвэя из серии «Зодиак» до китчевого «Кролика» Джеффа Кунса — одной из самых дорогих современных скульптур, проданной за $91,1 миллиона.

Кролики — не то, чем кажутся. Особенно у Дэвида Линча — над разгадкой его кроликов критики бьются до сих пор, называя их то оммажем Льюису Кэрроллу, то рассуждением о животной сущности человека, то критикой — или, наоборот, восхвалением — культуры американских ситкомов. Впервые кролики появились у Линча во «Внутренней империи» (2006), где одна из героинь смотрела по телевизору сериал про антропоморфных кроликов. Сам Линч говорил, что просто хотел дать какую-нибудь роль Наоми Уоттс, которая как раз и сыграла кролика, но так и не объяснил, почему собственно кролика: «Представления о животных, похожих на людей, стары как мир. Помню, как однажды я набросал на листе бумаги контур уютной комнаты с мебелью и обоями, напоминающими о сороковых годах, и там поселились эти кролики. А что они значат и откуда взялись, я и сам понятия не имею». В итоге Линч даже снял целый сериал про этих инфернальных кроликов, который выложил онлайн в 2020 году. Кстати, канадские психологи провели эксперимент — показывали сериал зрителям под наблюдением и обнаружили, что он провоцирует экзистенциальный кризис.

Собрат линчевских кроликов — кролик Фрэнк из культового «Донни Дарко» (2001), жуткий, грязный, зубастый заяц-пророк, который объявляет заглавному герою фильма о скором конце света. Тут без экзистенциального кризиса тоже не обошлось, показателен диалог:

Донни: Почему на тебе этот дурацкий костюм кролика?

Фрэнк: Почему на тебе этот дурацкий костюм человека?

Начатый Линор Горалик в 2003 году как онлайн-комикс «Заяц ПЦ» со временем превратился в настоящую энциклопедию русской жизни последних 20 лет — обо всем на свете примерно в четырехстах стрипах. Бывший алкоголик, бывший свингер, глубоко верующий «стихийный протестант», который с состраданием относится только к поэтам, Заяц ПЦ вместе со своими воображаемыми друзьями Ф, Щ, грелкой и свиной отбивной с горошком откровенно и не слишком комментирует всю общественную, политическую и культурную повестку так точно и тонко, как удается мало кому (даже Масяне). Горалик выпустила уже три тома комиксов про Зайца и продолжала каждую среду публиковать онлайн по новому стрипу до начала специальной военной операции, после которой заяц почти замолчал. Но иногда не выдерживает и раз в пару месяцев все-таки высказывается на темы исключительно политические. Горалик это объясняла так: «Политические взгляды Зайца ПЦ довольно очевидны, и один раз некая нервная дама на презентации книжки добралась до микрофона и задала вопрос: "За что вы так криво любите нашу родину?" Автор Зайца честно сказал, что такой вопрос ответом можно только испортить».