Из пены морской: путеводитель по русалкам в фольклоре

Шумеры дали миру не только первую письменность, календарь и свод законов, но и первую русалку. Вернее, русала — бога Еа (Енки). Именно его примерно четыре тысячи лет назад первым изобразили в виде человека с рыбьим хвостом ниже пояса. В Месопотамии Еа отвечал, понятное дело, за моря, океаны и прочую водицу, но еще инициировал ни много ни мало создание человеческого рода — по его методе другие боги слепили из глины первого человека. Но не по его образу и подобию — в отличие от Еа, новослепленные люди оказались без хвоста. Поэтому когда другие небожители, как часто бывает, решили истребить людей к чертовой матери и устроили великий потоп, Еа предупредил одного своего бесхвостого любимчика из людей заранее, чтобы тот построил ковчег. Чем закончилось дело, догадаться несложно. Но интересно еще и другое: на некоторых изображениях Ноева ковчега уже в Средние века нет-нет да всплывает русалка.

А вот классический женский — и мизогинный — образ непременно коварной и непременно соблазнительной особи с хвостом появился уже и в Древней Греции. Все помнят сирен, которые чуть не свели с ума Одиссея своим пением. Правда, изначально они изображались в виде птиц с женскими головами, но уже в Средние века превратились в рыбообразных монстров: конвенционально прекрасное женское тело переходило в жуткий зеленый хвост. Если сирены — кровожадные нимфоманки, которые своим пением усыпляли моряков, насиловали спящих, а затем топили, то их родственницы нереиды — существа относительно безобидные. О них в своей монументальной «Естественной истории» писал древнеримский летописец Плиний Старший. Причем, утверждал он, морские жители — вовсе не мифы и легенды Древнего Рима, а вполне реальность: «У нереид только тело шероховатое и чешуйчатое, облик же они имеют еще человеческий. Умирая, нереида издавала печальные стоны, и жившие поблизости слышали эти стоны в течение длительного времени. Я имею весьма надежных свидетелей из числа конников, утверждавших, что они видели в океане вблизи Гадеса морского человека, всем телом абсолютно похожего на людей; по ночам он подымался на корабли, причем та сторона, на которой он находился, тотчас же опускалась, а если он оставался на ней дольше, то даже погружалась в воду». Понятно, что плиниевская «Естественная история» была эдаким древнеримским сборником фейк-ньюс, но это совершенно не умаляет ее влияния на многочисленных научных мужей — от Колумба, который описывал уродливых русалок у берегов Южной Америки, до шведского картографа Олафа Магнуса, который в XVI веке предостерегал моряков ловить русалок в сети: «Если не отпустишь их тотчас, поднимется буря и такой стон, что покажется, будто небо рухнуло».

Христианская церковь, с одной стороны, выносила по поводу русалок вполне предсказуемый вердикт: хвостатые профурсетки с распущенными волосами, которые почем зря губят почтенных мужей. Так, по крайней мере, писал в XIII веке один французский клирик.

Но были и другие как бы русалки, эдакие наместники бога под водой. В XVI веке в сети рыбаков в Балтийском море попал целый морской епископ — натурально рыба с человеческой головой в рясе. Чудо-юдо преподнесли польскому королю Сигизмунду I, который, как писали в Gazeta Lwowska, заполучив странное создание, «выпустил его в море, поскольку оно питало явную склонность к морской воде».

Похожую русалку примерно в то же время встретили голландские моряки: их епископ выпрыгнул на палубу прямо из моря, выкурил с моряками трубку и, попрощавшись на идеальном голландском, отправился восвояси, вильнув хвостом и тряхнув рясой.

Строго говоря, никакая это не русалка. Точнее, даже так: все остальные в этом списке не русалки. Те, кого принято называть русалкой — хоть древнегреческие полубогини, хоть диснеевская Ариэль, — на самом деле mermaids, то есть «морские девы». Буквально русалкой изначально назывались героини в основном украинского и белорусского фольклора — молодые утопленницы, которые возвращаются на сушу во время праздников. И главное: у восточнославянских русалок не было хвоста! Они бегали голышом по полям, воровали всякую мелочь, щекотали встречных людей до смерти — в общем, не отказывали себе ни в чем. Примерно как пушкинская русалка: будь у нее хвост, как бы она забралась сидеть на ветвях лукоморского дуба?

Те самые кровожадные древнегреческие сирены в романтическом изводе приобрели известную меланхоличность, не растеряв, однако, своей смертоносной силы. Квинтэссенцией образа стала речная дева Лорелея: по легенде, юную девушку бросил возлюбленный, она от горя бросилась в реку со скалы, потом воскресла и изловчилась бросать на камни целые корабли с моряками одной силой голоса. Самая известная Лорелея — из баллады Генриха Гейне 1823 года:

Там девушка, песнь распевая,

Сидит высоко над водой.

Одежка на ней золотая

И гребень в руке золотой.

И силой плененный могучей,

Гребец не глядит на волну.

Он рифов не видит под кручей,

Он смотрит туда, в вышину.

Я знаю, река, свирепея,

Навеки сомкнется над ним, —

И это все Лорелея

Сделала пеньем своим.

(Перевод Вильгельма Левика)

Стихотворение стало суперхитом XIX века — в течение нескольких лет появились десятки баллад-подражаний только на немецком, и это не считая сотен переводов («Лорелею» переводили чаще, чем «Фауста»), а на музыку текст перекладывали Лист и Мендельсон. Притом что Гейне сам вообще-то переделал балладу Клеменса Брентано, придумавшего как раз историю про трагическую любовь и самоубийство, которые исчезли в версии Гейне. Переделал Гейне настолько эффектно, что даже во времена Третьего рейха «Лорелея» оставалась в школьной программе, хоть другие произведения еврея Гейне были запрещены (впрочем, в нацистских учебниках баллада печаталась без указания автора).

«Русалочку» Ганс Христиан Андерсен написал, когда его старинный близкий друг Эдвард Коллин не ответил писателю взаимностью.

Эдвард был сыном Йонаса Коллина, финансового директора Королевского театра в Копенгагене и главного покровителя Андерсена, который разглядел литературный талант у бедного сына башмачника, дал ему образование и даже выбил для него пожизненную пенсию от датского короля. Ганс и Эдвард росли вместе. Уже будучи литературной суперзвездой своего времени — его сказки обожали Диккенс, Вильгельм Гримм и Максимилиан II Баварский, — Андерсен писал Коллину: «Я чахну по тебе, как по прекрасной девушке из Калабрии. Я чувствую к тебе то же, что могла бы испытывать женщина. Но женственность моей натуры и наша любовь должны оставаться в тайне». Коллин в ответ предложил остаться друзьями: «Для меня было невозможным ответить на эту любовь, что причиняло Андерсену немало страданий» — и вскоре женился. Как раз в качестве подарка новобрачным Андерсен, вместо празднования свадьбы сбежавший на малообитаемый остров, прислал первую версию «Русалочки».

Кстати, конец в первой версии был вовсе не тот известный странно-нравоучительный, где отвергнутая принцем русалочка вместо того, чтобы убить его и вернуть свой голос, жертвовала собой и превращалась в дочь воздуха. В первой версии русалочка, которой предпочли другую, прямо во время свадьбы принца бросалась в воду и просто погибала.

Андерсен ненавидел, когда его сказки называли детскими, говорил, что дети слишком глупы для его текстов и могут воспринять только поверхностные сюжетные конструкции. Когда на Walt Disney Animation решили пойти против завета писателя и переложить «Русалочку» для детей, Андерсен как будто проклял мультфильм с того света.

Диснеевская «Русалочка» и впрямь стала яблоком раздора, мультик ругали и продолжают ругать, кажется, все. Феминистки поносили сексистский образ главной героини, которая ради мужика готова буквально замолчать навеки. Борцы с расизмом разглядели в образе краба Себастьяна и его сольном номере Under the Sea, как на земле скучно и надо работать, а под водой — вечный праздник, стереотипное изображение темнокожих как лентяев, стремящихся во что бы то ни стало избегать ответственности (краба озвучивал актер с ямайским акцентом, сама песня была в стиле регги, а аккомпанировали Себастьяну рыбы с ярко выраженными, почти карикатурными губами). Консерваторы разглядели эрекцию у мультипликационного священника во время свадебной церемонии и призывали бойкотировать «Русалочку» за то, что она развращает детей.

Все это, однако, не сказалось на популярности диснеевской «Русалочки». Фильм собрал отличную кассу, вывел стагнирующую студию из кризиса и стал началом так называемого диснеевского ренессанса, а песни, написанные Говардом Эшманом, который вскоре после премьеры умер от осложнений, вызванных ВИЧ, стали гимном нескольких поколений и эталоном для всех последующих диснеевских композиторов. Нынешний ремейк мультфильма по степени скандальности, кажется, не уступает оригиналу, а вот с прибылью не очень — сейчас лучший сценарий для его создателей, если фильм выйдет в ноль. Проклятие Андерсена имело отложенный эффект и сработало только сейчас.