«Мое искусство — ответная реакция на жизненные сюрпризы»: интервью с художником Олегом Хвостовым

В конце 1990-х годов вы были участником группы «Товарищество Новые Тупые» — что вам дал этот опыт?

Тогда я ощущал себя примерно как юнга на корабле: с «Новыми тупыми» я впервые стал выставляться в галереях Петербурга — участники этой группы были значительно старше меня, их все знали. Это старт моей художественной карьеры. Пару лет мы активно выставлялись, устраивали акции и перформансы, нас регулярно снимали местные телеканалы. Я тоже принимал участие в перформансах, но в основном писал картины специально для конкретных выставок. После распада группы продолжил карьеру самостоятельно, целиком сосредоточившись на живописи — по сей день ничем другим не занимался и не занимаюсь. Я считаю, что лучше делать что-то одно, но хорошо, чем заниматься сразу несколькими направлениями с неизбежной потерей качества.

Вы начинали свой путь как художник вне мейнстрима. Сегодня вы полноценный участник арт-рынка — как вы себя по этому поводу ощущаете?

Честно говоря, не понимаю, что такое мейнстрим в живописи сегодня, да и вчера тоже. Современное искусство — это не массовая культура, как кино или поп-музыка. Если имеется в виду раскрученность, высокие цены и востребованность у коллекционеров, то я точно себя такому никогда не противопоставлял.

Другое дело, что художник либо подстраивается, либо подстраивает под себя окружающий мир. Второй вариант гораздо интереснее, но надо пройти «тяжкий путь познания» — как у Лиона Фейхтвангера в книге про Франсиско Гойю. В роли участника арт-рынка чувствую себя прекрасно и считаю, что являюсь им закономерно, а не случайно. Про всеобщий арт-процесс думаю мало, а больше о своем: меня почти не интересует мнение других художников и прочих идеологов. Я никому не противостою, но ни с кем и не пляшу под одну дудку.

Вы не получили профессиональное образование в сфере искусства — вам как-то мешал этот факт на протяжении художественной карьеры?

Мне уже перевалило за 25 лет, когда я записался на курсы в Санкт-Петербургскую академию художеств. Позже я пришел к выводу, что жить запертым в классах шесть лет и рисовать чайники с гипсами, не получая никаких знаний по современному искусству, мне просто не нужно. Они ведь там до сих пор воюют с «Черным квадратом», и это уже даже не смешно. А для меня искусство всех эпох едино: нет никакого противоречия между современным искусством и искусством старых мастеров. Моя работа не требует академической подготовки в общепринятом смысле, поэтому я занялся самообразованием и узнаю только то, что мне нужно, не забивая голову лишней информацией. Я почти каждый день ходил в Эрмитаж и в Русский музей, всматривался в картины, а также впитывал как губка опыт живых художников старшего поколения, который они просто излучали в процессе нашего общения. За время своей художественной практики я создал тысячи автопортретов — это тоже способ познания искусства, мира и самого себя. Самообразование — это когда ты учишься новому не от зачета к зачету, а совершенствуешься всю жизнь безгранично.

Ваш художественный почерк значительно менялся на протяжении вашего творческого пути. С чем были связаны трансформации, что на них влияло?

Влияет жизнь и ее обстоятельства: окружение, новые полученные знания, быт, средства к существованию, личные приключения. Вообще, мое искусство — ответная реакция на жизненные сюрпризы. Оно как оружие, которым ты защищаешься, отмахиваешься, а порой и идешь в атаку. У меня никогда не было разделения, что жизнь сама по себе, а творчество как что-то отдельное.

Ваш стиль сегодня очень узнаваем. Как вы пришли именно к нему и что вы через него стремитесь выразить?

У каждого художника, заслуживающего внимания, есть своя узнаваемость. И к ней он приходит не иначе, как опытным путем. Удачные находки развиваются, а ненужные отбрасываются. Почему мое хозяйство выглядит именно так, я по большому счету никогда не задумывался. Не столь важно, какая перспектива — прямая или обратная, и вообще внешний вид. Подлинное искусство — оно про «быть самим собой». Главное, уловить правильную энергию.

Для вас важно понятие энергии, которую излучает искусство. Что вы вкладываете в это понятие?

Я давно обратил внимание, что, несмотря на многообразие искусства разных эпох и даже цивилизаций, воздействие от шедевров, которые являются общепризнанными, примерно одинаковое. Его можно определить как «величие» и «совершенство». И вот эту самую общую энергию воздействия я и имею в виду. Плохое, слабое и ничем не выдающееся искусство так не воздействует. Потому оно и плохое. Как в природе происходит естественный отбор, так он происходит и в искусстве: ведь в музеях находятся определенные произведения, хотя в то время, когда они создавались, было много всего. Даже в музеях современного искусства мы видим что-то определенное; каковы критерии отбора, я знать не могу, но они, вероятно, есть. Любое искусство когда-то было современным: когда Екатерина II основала Эрмитаж, она собирала современное искусство.

Саму энергию я вряд ли смогу как-то описать словами, но я ее прекрасно ощущаю, когда она есть. Способность к такому восприятию вырабатывается долгой практикой, где важнейшим пунктом является насмотренность. Во время работы я сам пытаюсь поймать эту энергию и не упускать ее в дальнейшем. Когда упускаешь, значит, в процессе происходит что-то не то. Поэтому я всегда утвердительно отвечаю на вопрос, все ли мои картины мне самому нравятся. Если не нравятся, значит, с энергией что-то не то: картина тебя не отпустит, не может считаться законченной, пока с нужной энергией не будет все в полном порядке. А если картина закончена и отпустила тебя — значит, работа хорошая и может далее жить своей жизнью.

Где вы находите вдохновение для искусства, которое создаете? Кто из известных художников в истории искусства вас вдохновляет?

Кто-то из великих художников — возможно, Ренуар — сказал, что решение стать художником принимается, когда ты стоишь возле картины в музее, а не занимаешься созерцанием природы. Тебе хочется рисовать, когда ты видишь, что у кого-то это здорово получается. А лучше всех получается у самых великих. Поэтому вдохновляет то, что висит на стенах в музеях, и то, что я вижу на самых крутых выставках современного искусства.

Не столь важно, какой это стиль, направление или эпоха, ибо «правильная» энергия, повторяю, на мой взгляд, везде общая. Это могут быть даже произведения из разных видов искусства — например, кино, музыка, архитектура и т. д. А имена — длинный список, каждый интересен по-своему, но больше всего в истории искусства меня впечатляет задор и масштабность художника, нежели какие-то просто внешние манеры и стили. В XX веке это Пикассо, из современных — Дэмиен Херст, из прошлых эпох — самые классические классики: Рембрандт, Вермеер. И разумеется, наши отечественные обитатели Третьяковской галереи. Как ни странно, меньше всего меня интересуют те, на кого я якобы похож по стилю, которых я даже могу и не знать по именам. Внешняя похожесть еще не говорит о внутреннем родстве. Люблю также средневековое искусство и очень древнее. А художественные приемы в большей степени я подсматриваю у самого себя в процессе работы, методом проб и ошибок.

Как произошел переход от ипостаси андерграундного художника к автору, чьи работы сегодня одни из самых дорогих и желанных на рынке российского современного искусства?

Этот переход произошел точно не по мановению волшебной палочки. Это, как говорят, дело всей жизни, и я опять же, как и в случае понятия мейнстрима, никогда специально не нес знамя какого-то там андерграунда. Я занимался тем, что интересно, и стремился к успеху и признанию в этой области. Ни с кем не воюя и никому не противостоя.

Искусство, которое не очень похоже на фотографию, по определению не для всех. Хотя, сегодня — в контексте интернета и гаджетов — никакими картинками уже никого не удивишь. В 1990-е годы, конечно, не было интернета, как сейчас, и мы были почти невидимы для широкой аудитории. Но мы никому не противостояли (во всяком случае я), никакими «подпольщиками» не были. Просто делали то, что нравилось. За какие-то копейки постоянно что-то покупали, хотя прожить на это было невозможно. Мы не унывали, собирали бутылки, от сдачи которых денег было гораздо больше, чем от продаж произведений искусства, и неплохо себя чувствовали. Сегодняшний арт-рынок находится в совсем других жизненных реалиях. Из всех моих знакомых того времени мало кто в процессах арт-рынка теперь участвует, практически никто. Хотя творчеством занимаются. Почему я участвую? Потому что всегда очень сильно хотелось, и, что важно, прилагались соответствующие усилия. На протяжении более пяти лет все мои произведения попадают на арт-рынок исключительно через мою московскую галерею PA Gallery.

Я сотрудничаю с ней с самого момента ее основания. На тот момент я уже на протяжении шести лет сотрудничал с одной из будущих основательниц PA Gallery Надеждой Аванесовой. В 2012 году я опубликовал объявление в соцсетях о поиске арт-менеджера, нас с Надеждой познакомил общий друг, который прочитал это объявление. Мы сразу сработались, рассказ о подробностях нашей интересной и подчас непростой работы потянет на целую книгу, не меньше. Сотрудничество с галереей стало логическим продолжением нашего тандема, к которому присоединились новые замечательные люди — Елена Паршина и Александр Баландин (сооснователи PA Gallery. — Прим. ред.).

Расскажите о новых работах на выставке «Мягкие ландшафты» и об идее самой экспозиции. Что отражают ваши новые картины?

Получилось так, что моей персональной выставки, на которой были бы представлены новые работы, не было уже четыре года. Последняя персональная выставка проходила в 2022 году: экспозиция была обширная, но состояла из архивного материала — работ, созданных еще в XX веке. С производительностью свежих работ у меня все в порядке, но картины сразу попадали на аукционы, ярмарки или прямиком в коллекции и до предполагаемой выставки, таким образом, не доживали. Я решил, что это не совсем правильно, со мной все согласились, и мы запланировали выставку. Все работы я создал в течение весны.

О чем эта выставка? Сразу скажу, что я не занимаюсь специально иллюстрированием каких-то тем, а просто демонстрирую свое «актуальное состояние». То есть показываю некие «сливки» того, что делаю на данный момент творческого пути. Вещей на выставке всего три: монументальный пейзаж 2 × 3 метра, круглый, тоже пейзажный, триптих и автопортрет, который необычен еще тем, что в нем использованы натуральные волосы автора. Я уже 25 лет не выбрасываю волосы при стрижке, а использую их в автопортретах. Круглый триптих — это тоже новшество, опробованное мною впервые: под рукой оказались круглые холсты. Большие пейзажи я уже рисовал и считаю, что чем картина больше по размеру, тем лучше. При этом желательно поменьше деталей. Картины в экспозиции объединены скорее формально, чем некой идеей, о которой можно рассказать словами.

Какие тренды в современном искусстве вы наблюдаете сейчас как художник? Как, на ваш взгляд, искусство будет развиваться в дальнейшем?

Есть очевидные тренды, связанные с развитием цифровых технологий. Одним из самых ярких феноменов в искусстве в последние годы стало появление NFT — торгуют уже не вещами, а правом обладания цифровым изображением. Далее в искусство проник искусственный интеллект, который на самом деле пока еще никакой не интеллект, а некий алгоритм, который создает изображения, музыку, тексты и так далее посредством нейросети. Все это в конечном итоге редактируется живым человеком; и решение о результате принимает пока еще интеллект естественный. Как техническое подспорье это, безусловно, прогресс. Что будет дальше? Поживем — увидим. Кто из художников уже успел прославиться в данной области, я, честно говоря, не интересовался. На мой взгляд, технологии еще очень сырые и выдавать процесс за результат несколько преждевременно.

Понятие «качество» универсально вне зависимости от средств выражения, и хорошая, породистая, правильно выкормленная лошадь по-прежнему дороже плохого автомобиля. Искусство — не предмет первой необходимости; оно не удовлетворяет никакие бытовые нужды, поэтому технические новшества здесь далеко не самое главное. По-настоящему интересные современные художники — это по-прежнему все те же Херсты, Кунсы, Рихтеры, Киферы и т. п. Вообще, не сильно интересуюсь молодыми творцами, так как они больше про гормоны, чем про мозги, и мало кто из них дальше достойно развивается. А настоящее искусство как хорошее вино: чем оно выдержаннее, тем лучше.