От субкультуры к культурной идентичности: почему исчезли панки и скинхеды и что пришло им на замену?

Само понятие субкультуры в современной науке довольно размыто, и в ученых кругах его определение постоянно подвергается критике. Например, Оксфордский академический словарь определяет субкультуру как группу, нормы и ценности которой отличаются от доминирующего большинства.

Однако, по словам Елены Омельченко, под субкультурами обычно понимаются именно классические молодежные движения, возникшие в середине XX века в Британии, например моды, скинхеды, рудбои или панки. В этих случаях смыслом субкультурной принадлежности было не просто отличие, а политический протест и стремление нарушить социальный порядок.

При таком более узком подходе далеко не каждую группу, которая пытается как-то отличаться от большинства, корректно называть субкультурой в ее классическом понимании. В том числе из-за этого расхождения появились близкие по смыслу термины «молодежное движение», «молодежное течение», но и здесь единого общепринятого определения в науке нет.

Чтобы разобраться в сущности субкультур чуть лучше, стоит попробовать объяснить, почему они вообще появились. Бирмингемский центр культурных исследований объясняет происхождение субкультур через классовый подход.

Вместе с тем, подчеркивает Омельченко, желание найти своих и определить чужих для формирования устойчивой идентичности — объективная черта подросткового периода. На стыке двух этих факторов и появляются субкультуры.

Если ты родился на рабочей окраине маленького города, где на пять улиц приходится один паб, то жизненная траектория в целом предсказуема и вырваться за ее пределы достаточно трудно. В такой ситуации для некоторых молодых людей стремление сопротивляться обязательствам в этой системе и становилось поводом приобщения к субкультурам через культурный протест, как чаще всего единственный доступный ресурс. Иными словами, когда у человека нет ни денег, ни реальной возможности как-то изменить условия жизни, ему остается протестовать через внешний вид, стиль жизни, музыку, комьюнити.

Так постепенно формировался идеологический смысл субкультур, который предписывал участникам определенные модели поведения. Например, в случае со скинхедами это были ценности соседства, рабочего класса, агрессивная маскулинность, патриархат и мужское братство.

Желание стать частью субкультуры — это потребность в безопасности и защите от окружающего мира с предписанными ролями. В зависимости от ресурсов семьи подростки так или иначе оценивают свои шансы быть принятыми в разных сообществах, и субкультуры зачастую оказываются наиболее доступным вариантом после консервативного или равнодушного присоединения к большинству.

Рабочий класс в СССР не произвел такого разнообразия субкультур, как британский, в силу и повышенной идеологизации, и репрессивности законодательства, и многих других факторов. Зато субкультура возникла в городском сервисном классе. Стиляги по-своему протестовали против «родительского» класса, саботируя доминирующий дресс-код, слушая западную музыку в противовес советской эстраде и ведя нетипичный для молодежи образ жизни, что хоть и не выглядело агрессивным сопротивлением, но вызывало «моральные паники».

Впрочем, и в пролетарской среде субкультуры тоже возникали. Описанные Робертом Гараевым в «Слове пацана» криминальные движения в Татарстане — тоже пример субкультуры, протестовавшей против общего порядка. Ближе к перестройке в СССР появились панки, которые сначала возникли в странах Балтии, а оттуда, пусть и не слишком массово, распространились по РСФСР. В 1990-е барьеров для появления субкультур в России фактически не осталось, а запрос на протестность и самоидентификацию, наоборот, усилился, что привело к тому самому «ностальгическому» разнообразию уличной культуры.

В посткапиталистическом обществе классовая самоидентификация потеряла свою актуальность, уступив место множеству других идентичностей: городской, возрастной, поколенческой и т. д. Поведение, привычки, нормы и ценности стали в большей степени определяться стилем жизни, и субкультурный протест лишился своего первоначального смысла — бороться стало не с чем, а изменения внешнего вида или культурных предпочтений уже не вызывают тех самых моральных паник, кроме разве что откровенно маргинальных форм.

Впрочем, в исследовательской среде есть и другой взгляд. Некоторые ученые считают, что после кризиса 2008-2009 годов неравенство обострилось еще сильнее и проявилось в еще большей ограниченности доступа к ресурсам: образованию, жилью, доходам, инфраструктуре. И хотя классов в привычном понимании уже не осталось, неравенство воспроизводит различия в шансах на реализацию, что создает почву для появления субкультур. Однако они принимают другие формы.

В «Яме» в Китай-городе все еще можно встретить неформалов даже сейчас, среди них даже иногда попадаются аутентичные панки или другие «оригинальные» субкультуры, но это скорее «ошибка выжившего», чем признаки ренессанса. Куда более распространены сейчас «культуры выходного дня»: ситуации, когда люди регулярно меняют образы, имитируя ту или иную субкультуру, но только внешне. В сети это иногда называют «эстетиками», и их распространению способствуют тренды, рекомендательные системы, блогеры и не в последнюю очередь фэшн-индустрия. Все время существования субкультур она заимствовала их элементы и сначала внедряла в люксовые коллекции, а затем и в массовые. Можно вспомнить Вивьен Вествуд, которая фактически сделала карьеру на адаптации к миру высокой моды атрибутов панк-рок-культуры.

Границы субкультур сейчас, отмечает Елена Омельченко, настолько размыты, а тренды так быстротечны, что говорить именно о субкультурах в их классическом понимании в современном мире довольно трудно. Идеологические ядра субкультурной идентичности обычно крайне сильны за счет символического протеста, но сейчас желание выделиться не несет в себе протестного смысла, поэтому и идеология для «эстетик» не нужна. Пожизненных субкультур сейчас представить невозможно, и быстрое отмирание всех новых околосубкультурных течений это только подтверждает. Но само их появление говорит о другом: значимость публичной демонстрации принадлежности ничуть не уменьшилась и даже возросла благодаря соцсетям. Это может привести к несколько парадоксальному эффекту: течений, похожих на субкультуры, появится больше и они будут все разнообразнее, но вот реальными субкультурами они не станут — только их имитацией, пусть иногда и очень правдоподобной.