Мир согласно Когонаде: как видеоэссеист стал одним из самых интересных режиссеров современности

Когонада — псевдоним, заимствованный у японского сценариста по имени Кого Нода. Легендарная «Токийская история», перед которой преклоняются мэтры, в том числе западного мира, написана им. Свое настоящее имя, а также подробности происхождения Когонада скрывает, но известно, что он был рожден в Южной Корее и в детстве вместе с семьей перебрался в США. А потому творческий псевдоним нужен ему не просто как кулиса от мира, но и как часть личной айдентики: «Он подразумевает, что я американец азиатского происхождения. Есть что-то в том, чтобы быть иммигрантом в Америке и самому выбрать себе имя».

Карьеру в кино он начал с создания видеоэссе, принесших ему первую известность. В 2011 году он выпустил ролик с разбором визуального ряда сериала «Во все тяжкие». Следом разбирал видение Тарантино и Кубрика: как один работает со взглядом снизу, а второму важна односторонняя перспектива. Двумя годами позже Когонада на коммерческой основе стал сотрудничать с индустриальным изданием Sight & Sound, а также с Британским институтом кино. По их заказу он выпустил довольно известные для всех поклонников видеоэссеистики ролики «Руки Брессона», «Глаза Хичкока», «Зеркала Бергмана». Работы Когонады с оценкой других кинематографистов отличались точной сдержанностью и внимательностью: он не брался охватить весь творческий метод того или иного режиссера, но старался уловить их уникальный стиль и подход, умение работать с деталями так, как не делает никто другой.

Этот же метод стал отличительной чертой самого Когонады — режиссера неспешного, вдумчивого, предпочитающего долгие паузы, умеренный темп и глубокое погружение в ту область человеческих чувств и размышлений, в которую не допускаются посторонние. Когонада исследует человека в его обособленности от других, от окружающего мира, с которым герои фильмов постановщика часто не совпадают внутренним ритмом, а еще он противопоставляет человека природе — медитативной и отчужденной.

«С детства мне прививали внимательность к форме. Отец воспитывал меня таким образом, чтобы я был внимателен к малейшим деталям (например, к тому, как выглядят камни и ветви деревьев), умел рассмотреть их в их уникальности», — делится Когонада.

В своем дебютном полном метре «Колумбус» Когонада рассказал историю потерянных героев, разобщенных со своими возрастными и уже не вполне здоровыми родителями, случайно встретившихся в Колумбусе (Индиана, город, который считается Меккой современной архитектуры). Оба они, приезжий кореец Чжин (Джон Чо) и местная сотрудница библиотеки Кейси (Хейли Лу Ричардсон), одиноки и потеряны. Бродя между любимыми объектами архитектуры (отец Чжина тоже архитектор), они говорят о жизни, нереализованных мечтах и о себе так откровенно и честно, как это возможно между двумя малознакомыми людьми, чье общение может так же стремительно оборваться.

Архитектура становится частью их языка и самовыражения, а урбанистика со своей симметрией и тем, как заполняет окружающее пространство, превращается в важную черту стиля Когонады. Его кино немногословно лишь на первый взгляд — самое главное оно произносит через образы: неживые, но очень наполненные, самобытные. В этом же дебюте сформировалась симпатия постановщика к неореализму (к которому он тяготеет и эссе о котором тоже выпускал) — строгой сдержанности и изучению человека в декорациях мира, который намного больше него самого. Фигуры Чжина и Кейси будто бы не вписываются в один ряд с большими зданиями и конструкциями, которыми они любуются. Но без них, как наблюдателей результата чужого таланта, всякая красота остается невидимой. Человек в кадре — одновременно зритель и соучастник представленных на экране событий.

«Как режиссер я стремлюсь отыскать баланс между формальным и эмоциональным наполнением. Так уж получилось, что я очарован формой, тем, чем она наполнена и чего лишена. Пустая комната может сломить меня. Но может и заворожить этой пустотой. Мое стремление заключается в том, чтобы быть также внимательным к миру эмоций. Когда я посещаю театр, я хочу, чтобы он меня потряс на чувственном уровне. Мне не интересен один лишь интеллектуальный опыт. Я хочу чувствовать», — объясняет свое видение Когонада, признаваясь, что когда-то был намного циничнее.

Выпущенный пятью годами позже «После Янга» еще сильнее раскрыл Когонаду как медитативного автора-созерцателя. Это фантастическая драма про мир недалекого будущего. В семье главных героев (супругов сыграли Колин Фаррелл и Джоди Тернер-Смит, а их дочь — Малеа Эмма Тьяндравиджая) ломается домашний андроид Янг. Внешне он неотличим от живого человека, но, как и последний, при сильной поломке не подлежит гарантии и восстановлению. Тяжелее всего утрату робота переживает ребенок, для которого он успел стать близким другом. Желая угодить дочери, Джейк в исполнении Фаррелла отчаянно ищет возможность спасти Янга, оказавшегося куда человечнее, чем многие люди.

«После Янга» — философское размышление об утрате и о неготовности ее принять. Это красивое, поэтическое кино о технологии, созданной человеком-творцом, а значит, наделенной им чем-то очень человечным, живым.

Точно так же, как в «Колумбусе» Когонада исследовал пустые пространства между людьми как между отдельными конструкциями, в «После Янга» он изучает социальные связи в пространстве между живым и тем, что не способно быть живым по определению. Люди привязываются к андроиду, прожившему, как оказалось, свою очень наполненную и ценную жизнь. Неодушевленный предмет будоражит что-то важное в душах и сердцах своих владельцев.

Если большая часть современных картин про развитие технологий испытывает тревогу о возможных последствиях прогресса, Когонада, напротив, видит в нем новый для человека способ познания любви. Это особенно интересно в контексте существующего противоречия: призванные объединить нас технологии часто, напротив, разъединяют людей, лишая ценного контакта друг с другом. Похожим образом с этой темой декадой ранее обошелся коллега Когонады Спайк Джонс в своей лирической техно-драме «Она» с Хоакином Фениксом и Скарлетт Йоханссон.

«Это кино — не история про отца-героя, пытающегося починить андроида, но история про то, как он сам спасен роботом. Этот опыт заставляет его самого увидеть себя и жизнь в другом контексте и с новой перспективы» — так оценивает свою картину режиссер.

После приглашения к участию в сериалах для стримингов — «Дорога в тысячу ли» и «Аколит» — Когонада вернулся к полнометражному авторскому кино.

Его новая работа «Большое смелое красивое путешествие» с Марго Робби и Колином Фарреллом — это фантастическая история любви про Сару и Дэвида, познакомившихся на свадьбе общего приятеля. Чтобы лучше узнать друг друга, влюбленные отправляются в необычное путешествие сквозь время, заново переживая ценные моменты своего прошлого. Кажется, что на этот раз Когонада работает не только с пространством, но и со временем, лишая человеческие чувства конечной точки: герои Робби и Фаррелла могут перемещаться из прошлого в настоящее, ломая временную последовательность.

Еще шесть лет назад, размышляя о самом светлом чувстве на Земле, Когонада заявлял следующее: «Я ценю истории любви, в которых герои необязательно получают то, что хотят, но обретают что-то иное взамен».

Любовь и правда важная составляющая его историй, но часто намеренно отклоняющаяся от общего стандарта. Персонажи «Колумбуса» учатся признавать свои чувства в их многообразии: приятные и ранящие, красивые и не очень. А еще они обретают любовь как контакт с собой через тех, кого решаются наконец отпустить. Героям «После Янга», вопреки всем личным открытиям, все же приходится принять болезненный опыт утраты. Вероятно, и влюбленных из «Большого смелого красивого путешествия» тоже ждет не тот итог, на который они рассчитывают, пускаясь в эту волшебную одиссею во времени. Но какое-то свое вознаграждение в проживаемом опыте они точно обретут.

Мир, согласно Когонаде, часто так же чарующе красив, как и отталкивающе безучастен. Наблюдательность отдельного человека вознаграждается многообразием раскрывающейся красоты — вокруг и в себе. Но этот опыт обретения чего-то важного не терпит спешки, он медитативен и требует терпения. Неодушевленные предметы способны пробуждать чувства, а не ковать их в бетон и мрамор. Время — условность, а эмоции непостижимы. Они рождаются в самых неожиданных местах и моментах, а всякая внешняя конструкция способна в себя эти эмоции вместить, как сосуд.

Неспешный мир, согласно Когонаде, противопоставлен суете человека, встревоженного и потерянного. Но любовь — несущая конструкция, на которой держится все: счастье, горе, утрата, поиск себя и точки опоры. Жизнь, если верить режиссеру, дарит не всегда тот опыт, который мы ищем, но одаривает нас чем-то иным, не менее важным взамен.