Красота меланхолии: 5 причин, почему мы все еще одержимы Radiohead

Ярлык депрессивной группы навесили на Radiohead еще во время релиза их дебютного сингла Creep, когда под предлогом мрачности (и, конечно, нецензурной лексики) радиостанции отказались принимать в ротацию нынешний суперхит. Песня и правда невеселая — взять хотя бы самоуничижительную лирику, в которой герой ощущает себя уродом в сравнении с «особенной» девушкой и утверждает, что ему не место рядом с ней.

Если выбраться за пределы жалостливого гранжа Creep, которую участники группы (как и ее пылкие поклонники) не любят, клеймя подростковым нытьем, градус «депрессивности» только нарастает. Вообще, победителем в исследовании на тему самой грустной песни Radiohead считается True Love Waits — последний трек с последнего на данный момент альбома команды, выпущенного в 2016 году, с его кровоточащими строками вроде «I'm not living, I’m just killing time» («Я не живу, я просто убиваю время») поверх потустороннего, пропитанного эхом фортепиано.

Безусловно, Radiohead не самая депрессивная группа в мире (вы слушали депрессивный блэк-метал?), однако ее вспоминают среди первых, когда речь заходит о печальной музыке. Но что делает именно радиохедовский минор столь соблазнительным? И чем отличается юношеское самовосприятие вокалиста Тома Йорка как «урода» от признания уже 47-летнего артиста, что его жизнь пуста?

Отвечая на оба вопроса: Radiohead научились, как никто, делать меланхолию (теперь будем использовать это, наиболее точное слово) красивой. Дальше сработал культурный шарм, традиционно связывающий ее с осознанностью и одухотворенностью. Мы действительно испытываем некое просветление, прослушивая балладу How to Disappear Completely (с ее возвышенными струнными) про дереализацию и желание исчезнуть. Или обращаясь к недавно завирусившейся в тиктоке (хоть и вышедшей почти 30 лет назад) Let Down, рисующей образ всеобщей разочарованности в окружении бесконечных транспортных узлов.

Radiohead поют о медленно убивающей работе и об экзистенциальной усталости (No Surprises), острой боли расставаний (Knives Out), изолированности в мире победившей компьютеризации (весь альбом OK Computer) и ужасе того, что все заканчивается смертью (Street Spirit), — и находят изящную форму для выражения меланхолии, знакомой большинству. Депрессия, как известно, главная болезнь XXI века. Вместе с тем Radiohead — одна из ключевых групп, которая позволяет чувствовать себя менее одиноким в собственных переживаниях.

Фронтмен Radiohead Том Йорк — антивоплощение рок-идола. Невысокий, нервный парень с полузакрытым веком и неодолимой социофобией — ему, казалось бы, больше подходит книга в руках, чем гитара и стадионные турне. Хотя Йорк давно наловчился выступать перед многотысячной толпой (и получать от этого зримое удовольствие — ломано танцуя и издавая между песнями забавные звуки), он все еще не в своей тарелке, когда дает интервью. Приходя на вечернее шоу, ерзает на стуле и застенчиво отвечает, а после обсуждения политики выдает самую интровертную фразу из возможных: «Мы живем в странное время. Это не моя вина».

Он совсем не каноничный рокер, но Том — рок-звезда, которая наиболее ярко отражает время: эпоху панических атак и депрессий, но также искренности и повышенной чувствительности. Йорк называет себя «параноидальным невротиком» и при этом подшучивает над своей неловкостью, нивелируя сформированный медиа образ угрюмого страдальца. Вспомнить хотя бы шок игроков британской телевикторины QI, когда на экране появился «верховный бог музыки» (так его представили) Том Йорк — прикалывающийся и заразительно смеющийся.

Став ролевой моделью для склонных к рефлексии, после выхода политически заряженного альбома Hail to the Thief он вдобавок оказался рупором протеста. Лидер Radiohead поддерживал экологические движения, резко выступал против войны в Ираке и критиковал транснациональные компании. Однако Йорк, в отличие от Боно из U2, никогда не стремился быть мессией и вообще полагает, что он слишком прямой, несдержанный и не умеет жать руку тем, кому лучше бы дал в морду. И это еще один фактор притягательности Тома Йорка: он не способен переступить через свою натуру даже ради благого дела. Остается неидеальным и потому настоящим.

Безусловно, Radiohead не добились бы и половины своего успеха, если б продолжили писать по стандартным схемам и в простых музыкальных размерах, как, например, в Creep. Тяга к сложности и изыскам заметна уже на втором альбоме группы — The Bends. Он среди прочего отметился треком Just, который родился из своеобразного спора между Томом Йорком и гитаристом Джонни Гринвудом насчет того, кто сможет втиснуть больше аккордов в одну песню. В итоге их набралось целых 15 — втрое больше, чем обычно в популярных рок- и поп-композициях.

Также во времена The Bends к коллективу присоединился его бессменный продюсер (и, по сути, шестой участник) и виртуозный звуковой инженер Найджел Годрич, который привнес в саунд Radiohead пленительную многослойность. В их музыке с тех пор всегда имеется второй план: шелесты, завихрения электрического шума и далекое эхо, которые создают атмосферный звуковой пейзаж, обрамляющий основную мелодию. А еще британцы, подобно немецким краут-рокерам 1970-х, стали использовать помехи звукового оборудования в качестве музыкального инструмента (вспомните концовку Karma Police).

Экспериментам группы с тембром вторят эксперименты с гармониями и структурой, как в рок-симфонии Paranoid Android, состоящей из четырех разнородных частей и окрещенной «Богемской рапсодией» 1990-х. Песни Radiohead наполнялись тональными сдвигами, постоянными сменами размеров в рамках песни (особенно этим известна Sail to the Moon) и такими редкими вещами, как григорианский хорал, — и стали объектом бесчисленных обсуждений и интернет-разборов. От энтузиастов на форумах до профессиональных музыковедов, считающих, что Radiohead пишут как академисты: ценители разгадывают головоломки и пасхалки их треков, будь то складывающийся в пирамиду нотный рисунок Pyramid Song или «секретный ритм» фортепианной Videotape.

За изощренность Radiohead не в меньшей (а то и в большей) степени, чем Том Йорк, ответственен упомянутый ранее гитарист Джонни Гринвуд — мультиинструменталист и современный человек Ренессанса, жестко дисциплинированный интеллектуал, который вдохновляется авангардистами Кшиштофом Пендерецким и Оливье Мессианом, чьи приемы перенес в рок-контекст. А для записи A Moon Shaped Pool Гринвуд привлек целый струнный оркестр, превратив альбом, пожалуй, в самую красивую пластинку Radiohead — уже не просто рок, а высокое произведение искусства.

Пока большинство их коллег просаживали гонорары на рок-н-ролльный образ жизни, перфекционисты Radiohaed двигались в другую сторону. Одержимые погоней за радугой звуков, которые никто не слышал раньше, они потратили заработанное с The Bends на множество дорогих и футуристичных шумовых устройств. Так родился классический OK Computer — релиз, окончательно превративший Radiohead из перспективной команды в культурное явление и «спасителей рока».

Как они воспользовались новым (тяготившим их) статусом? Отказались выпускать предваряющие следующий альбом синглы и записали электронную пластинку Kid A — с минимумом гитар, абстрактным инопланетным звуком и голосом Йорка, который прячется за роботизированными эффектами. Журналисты строчили о «коммерческом суициде», но Kid A доказал, что рок-группа мирового уровня может просто взять и перестать играть рок — и после этого не только не потерять публику, а расширить ее.

Через несколько лет Radiohead снова шокировали индустрию — уже не звучанием, но способом распространения музыки. В 2007-м они выпустили на своем сайте альбом (внезапно теплый и нежный) In Rainbows без поддержки и лейбла и предложили слушателям самим решить, сколько они готовы за него заплатить — вплоть до нуля. Этот сообразный цифровой эре жест стал вызовом всему музыкальному бизнесу: миллионы скачивали In Rainbows легально и при этом многие добровольно перечисляли деньги.

Если другие артисты закрепляются в удобной нише и повторяют пройденное, исследовательская ментальность Radiohead не позволяет им сидеть на месте. От альбома к альбому они начинают с чистого листа, идя вразрез с ожиданиями и не боясь вызвать недоумение (каковое по-прежнему вызывает не имеющий однозначной репутации «коллажный» King of Limbs). Radiohead переизобретают себя непредсказуемым образом, и потому за ними ужасно интересно следить: это группа, которая находит свой баланс, когда выбивает из колеи всех остальных.

Хотя Radiohead и транслируют сплетенную с отчуждением тяжелую тоску, Том Йорк убежден, что главное в музыке — это чувство освобождения. Вопреки стереотипу, песни британских меланхоликов, в сущности, не про утопание в безысходности, а про попытку пройти сквозь нее, оказавшись на другом берегу.

Каждый из тройки «великих альбомов» группы пускается в эмоциональное путешествие, финальная точка которого неожиданно светла. В OK Computer таким моментом становится The Tourist — призыв «замедлиться» в хаосе технологического общества. Kid A завершает Motion Picture Soundtrack, где слышится вера в то, что в другой жизни можно обрести воссоединение с любимым. Последняя нота In Rainbows принадлежит Videotape, герой которой, оглядываясь на прошлое, признает: это был лучший день его жизни — и будто бы прощает самого себя.

Неавторизованная биография Radiohead символично называется «Музыка побега» — в честь композиции Exit Music (For a Film). Образ побега (и само слово escape) действительно часто встречаются в их лирике, однако побег необязательно сводится Radiohead к мрачному бегству от реальности. Возможно, как в случае с группой, это отказ играть по общепринятым правилам. Или экзистенциальный бунт против будничной серости и неизбежности конца — и неистребимая надежда, что (цитируем Radiohead) «однажды у меня вырастут крылья». Их философия при всей сложности формы довольно проста — принимать свою боль, но не страдать и не сдаваться. Том Йорк как-то сказал: «Жалким быть очень легко. Быть счастливым — сложнее и круче».