1959 год, Париж. Молодой и амбициозный Жан-Люк Годар (Гийом Марбек), сотрудник известнейшего издания о кино Cahiers du Cinema («Кинематографические тетради»), с грустью наблюдает, как его коллеги по перу перешли от теории к практике. Франсуа Трюффо (Адриен Руйяр) снял всколыхнувшие Канны, а следом и весь мир «Четыреста ударов», Клод Шаброль выпустил уже две картины. Годар же никак не может решиться оставить родную кинокритику — перестать осмысливать чужое кино и начать снимать собственное. Близкая подруга сурово наставляет, мол, хватит ждать удачного случая, просто возьми и сними дебютный фильм.
«Новая волна»: Ричард Линклейтер признается в любви к кино, какое больше не снимают

И Годар действует: находит продюсера в лице Жоржа де Борежара (Брюно Дрейфюрст), заманивает в проект американку Джин Сиберг (Зои Дойч) и молодого дебютанта Жан-Поля Бельмондо (Обри Дюллен), а сюжет «На последнем дыхании» придумывается по ходу съемок — хаотичных, спонтанных и лишенных всякой дисциплинированной стройности. Годар пытается снимать кино на ощупь: разрешает актерам импровизировать и отталкивается от них, а диалоги пишутся прямо в день съемок. Такой подход злит и тревожит продюсера, забавляет немногочисленную съемочную группу и кажется безнадежным для исполнителей главных ролей. Сиберг воспринимает данный опыт как что-то уникальное и неповторимое, но обреченное на провал. Никому не известный Бельмондо и вовсе полагает, что картина не выйдет, а если выйдет, то похоронит его даже не начавшуюся карьеру.

Но в этом беспорядке и спонтанности Годара все же родится чудо. Фильм не просто состоится, но станет революцией в кинематографе, предложив совершенно иной взгляд на то, как может сниматься кино. Споры о нем выйдут далеко за рамки родной Франции: пока Годар будет получать режиссерскую награду Берлинале, в Советском Союзе картина рассорит Данелию и Тарковского. Первый разозлится тому, с какой нахальностью Годар снял картину, наплевав на стандарты режиссуры. Тарковский, напротив, будет восхищен смелостью дебютанта, не испугавшегося нарушить существующие правила. «Помню, меня удивил монтаж фильма "На последнем дыхании", в котором все монтажные правила были нарушены. Из-за него, а точнее, из-за кадра, в котором Бельмондо целится в солнце, я поссорился с Тарковским, которому фильм очень нравился, а мне не очень. Мы с ним по-разному относились к тому, что надо показывать», — вспоминал Данелия позже.
Годар сделал «На последнем дыхании» с невероятным запасом воздуха в легких: экспериментировал с формой (много ручной камеры, монтажных джамп-катов, герои то и дело разрушают четвертую стену, обращаясь напрямую к зрителю) и содержанием, сделав артистов и аудиторию своими соавторами. Кстати, прием с джамп-катами был подсмотрен у Годара в том числе Жорой Крыжовниковым, для которого он стал фирменным. «Помню, когда первый раз увидел джамп-кат в "На последнем дыхании", я остановился. Перемотал, еще раз посмотрел, еще, еще раз», — признавался он. Географический и поколенческий разброс влияния фильма не кажется удивительным: Годар, как яркий представитель «новой волны», провозгласившей революционный подход к кино, снял фильм на века.

А потому интерес американского инди-режиссера Ричарда Линклейтера к творчеству его французского предшественника тоже понятен. Линклейтер отчасти представитель «новой волны», но другой, американской. Он начинал в одно время с Квентином Тарантино, Стивеном Содербергом, Полом Томасом Андерсоном и другими важными независимыми режиссерами своей эпохи. Они так же сильно повлияли на современное кино, продолжая видеть в нем искусство, а не безжизненные студийные суррогаты с прицелом на многомиллионные сборы. Это кино не обслуживает ожидания зрителя, но приглашает его к важной внутренней работе. А еще, как и упомянутый Тарантино, Линклейтер — настоящий синефил, обожающий теоретизировать о кинематографе.
«Новая волна», снятая на неродном для него французском языке, в Париже, без больших звезд и в черно-белом, полностью аутентичном оригинальному фильму стиле, не что иное, как персональное посвящение Годару, чей вклад сложно переоценить. По этой же причине в картине нет больших звезд, помимо Зои Дойч, которую Линклейтер приметил на роль Сиберг еще десять лет назад, когда впервые задумался о проекте. Медийные артисты мешали бы зрителям увидеть в героях их настоящих прототипов. Поэтому так органичны в кадре малоизвестные Марбек, Дюллен, Руйяр и другие — мы видим этих людей впервые и потому всецело верим им, не сравнивая с прочими ролями и образами.
«Я снял этот фильм единственным возможным способом, которым он мог быть снят», — признается Линклейтер. Так же бескомпромиссно работал Годар, любивший вступить в спор со зрителем и критиками. О признании на старте карьеры он рассуждал так: «Я расстроился из-за критической заметки лишь однажды. Луи Шаве из Figaro похвалил в своей колонке мой фильм. Я увидел это и подумал: видимо, моя работа не так хороша, как другие, раз о ней отзываются лестно». Или так: «Мне кажется, что год назад я любил кино больше, чем сейчас. А все потому, что мой прошлый фильм публика восприняла на ура. Я надеюсь, зрителей взбесит мой новый фильм — и тогда мне снова захочется снимать. Сейчас аудитория мне доверяет, а я хочу, чтобы она во мне разочаровалась».
Очевидно, что Годару нравилось будоражить, вызывать споры, а кино он воспринимал не только как свободное искусство, но и как поле боя. Линклейтер, знаменитый своей преданностью профессии, тоже привык действовать не благодаря, но вопреки. На протяжении 30 лет он снимал трилогию «Перед», сделав исполнителей главных ролей Итана Хоука и Жюли Дельпи своими полноправными соавторами. В начале нулевых выпустил экстравагантное «Пробуждение жизни» — кино в диковинной анимационной обертке. Через пять лет вышло аналогичное «Пробуждение» — до того необычное, что взбудоражило киноиндустрию, подталкивая ее смело двигаться в сторону прогресса и экспериментов. И конечно же, сделал оскароносное «Отрочество», съемки которого продлились 12 лет.

Кино Линклейтера — это уже не «новая волна», а самостоятельное течение. Он не просто знает о создании кино все, но за столько лет в профессии не лишился главного — очарованности им. Его «Новая волна», выполненная со всем возможным уважением к оригиналу, есть не что иное, как красивое признание в любви к кинематографу — не только Годара, но всего вообще. Это выражается даже в мелочах: например, в кадре подписан каждый появляющийся человек из индустрии. Даже если это появление длится лишь секунду. «Я хотел, чтобы у всех был равный статус. Это все люди, они были кем-то. Да, я не всех из них знал до старта работы над картиной. Да и мало кто мог знать их всех. Но мне было важно, чтобы у них было персональное представление на экране», — объясняет Линклейтер.
Преданность, самоотдача и уважение к выбранной истории ощущаются в каждом кадре и каждой сцене. Линклейтер вновь сделал максимально неожиданное кино, скрестив в нем реальную и вымышленную формы жизни: одна полна хаоса, споров и сомнений, но во второй рождается чистая магия.
