Каким мы запомним Эдуарда Лимонова — литератора, который прожил все свои сюжеты
Умер Эдуард Лимонов. В последний год он не хотел сниматься (мы предлагали) и не хотел бы, наверное, остаться в вечности таким, каким был перед смертью, — затворником, стариком. К счастью, Лимонов всегда заботился о том, чтобы после него сохранилось достаточно красивых фотографий. Теперь можно выбирать любую.
Вот он — маститый русский литератор, международно признанный, дает интервью в честь выхода своей парадной биографии на французском (какой это был год, 2010-й?). Вот молодой богемный эмигрант — встречает девицу, которую ему прислал Иосиф Бродский: «У меня на нее здоровья нет, а тебе пригодится» (конец 1970-х?). Вот дома в парижской мансарде, застегивает цветастую рубашку с принтом (1986-й). Вот на ток-шоу, эпатирует ведущего-француза мундиром советского полковника артиллерии («маршировали по Берлину, пройдем и по Елисейским Полям», что-нибудь такое; на дворе в это время самый излет перестройки). Вот он (1990-е) на черно-белом снимке рядом с Егором Летовым — из двоих на рок-звезду там больше похож не Летов, а как раз он. Вот — тоже черно-белая фотография — держит за руку Наталью Медведеву, вечную свою любовь: она — в кружевном белье и чулках до бедра, он — в хромовых сапогах, оба пристально и мрачно смотрят в объектив. Вот на суде после неудавшегося карнавального вторжения в Казахстан (десяток бойцов и примерно столько же автоматов). Вот в Харькове времен оттепели, на веранде ресторана, с мажорами и фарцовщиками. На обложке журнала «ОМ». На мутном VHS-видео с боснийской войны, рядом с Радованом Караджичем, лидером непризнанной Республики Сербской, которого потом будут судить в Гааге, стреляет из станкового пулемета по осажденному Сараево. Некоторые из этих картинок написаны им самим: тараканы на стене грязной нью-йоркской ночлежки из «Дневника неудачника», первый съезд запрещенной партии, полутемный зал какого-то ДК, полный провинциальных мальчишек, одетых во все черное, готовых убивать за Лимонова и умирать.
Точнее всего в этом смысле, может быть, один эпизод из сборника «Смрт», где Лимонов и какие-то задубевшие от крови головорезы из краинской военной полиции берут катер и на день бегут через Адриатику из междуусобной югославской резни в открыточную рождественскую Венецию: каналы, палаццо, гирлянды, туристы, блеск витрин, снежная крупа на брусчатке, и посреди всего этого кутается в армейские бушлаты мрачный отряд совершенно чужих здесь убийц и романтиков, пристраивающих поудобнее оружие на случай встречи с полицией. У Эдуарда Лимонова было такое количество жизней, что всего одна смерть в его биографии выглядит нелепой и недостаточной. В каждой из этих жизней была безупречно выстроенная драматургия. Был сделанный профессиональным литератором сюжет. Лимонов пошел на шаг дальше, чем все остальные литераторы, — он все свои сюжеты прожил.
«Возьми меня, возьми — как мост, как узкий переход чрез Днестр», — когда-то пела ему Наталья Медведева в «Посмертной награде». В эпоху слабых и потерявшихся людей, где почти никто не действует от себя, на континенте, утонувшем в бабле и бездеятельной рефлексии, Лимонов отвечал за героическое действие и жил как воевал. «Вам никто не сказал: "Солдаты, вам светит солнце Аустерлица", — пела Медведева. Лимонов сказал — и так или иначе повторял это всю свою жизнь. "Да, смерть!" — такой был лозунг у его запрещенной на территории РФ подпольной политической партии. "Все, что ты можешь себе вообразить, Лимонов либо уже сделал, либо назвал ***ней" [ерундой]» — такая про него ходила народная поговорка.
Со смертью у него получилось и то и другое.