Правила жизни Льва Рубинштейна

Поэт, публицист, журналист. Скончался 14 января 2024 года в Москве.
WIKIMEDIA COMMONS
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Жизнь коротка, друзья. Потерпите немножко. Не позорьтесь, не надо портить себе некролог. Подвигов от вас никто не требует. Но выбор всегда есть.

За деньги, конечно, можно купить свободу. Но за деньги же ее можно и продать.

Патриот — это мужик, живущий в избе с соломенной крышей, но истово гордящийся тем, что у его барина — самый высокий дом во всей волости.

Искусство иногда сознательно, а чаще бессознательно берет на себя функции тех органов общественного организма, которые отказываются работать.

Взрослость — это ясное осознание того, что если ты, допустим, треснулся башкой о дверной косяк, то виноват в этом скорее всего не косяк.

Учить кого-либо любви к свободе не только бесполезно, но и невозможно. А если это и можно сделать, то лишь одним-единственным способом — являя и демонстрируя своим личным творческим и повседневным поведением, каковы бывают свободные люди. Свободу не преподают, ей не учат. Ею заражают.

Когда анекдот и жизнь становятся неотличимыми друг от друга, дело пахнет семиотической катастрофой.

Этот сумасшедший поезд носится как угорелый от станции «Мы лучше всех» до станции «Мы хуже всех» и обратно, всякий раз на полном ходу проскакивая мимо станции «Мы как все».

В искусстве необычайно важна и насущна уместность высказывания, точечное попадание в конкретный контекст.

Я иногда задумываюсь, по каким признакам я определяю «своих». Кого я склонен определять как «социально близких»? В результате вся сумма перебираемых мною признаков сводится к простой формуле: наиболее «своими» я считаю тех, кому смешно или не смешно то же самое, что и мне.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Советская школа сделала все, что смогла, для того чтобы превратить Толстого в мрачного многословного зануду.

Мир вовсе не обязан полностью соответствовать нашим устойчивым представлениям о нем.

Я давно заметил, что людям, лишенным чувства стыда, с поразительной лёгкостью дается чувство гордости.

С модой глупо спорить — ей можно либо следовать, либо нет. У любой моды есть как минимум одно важное достоинство — она проходит.

Люди друг друга не понимают. Не всегда, но очень часто.

Культура во все времена существовала под аккомпанемент разговоров о падении культуры, о смерти искусства и прочих эсхатологических вещах. Но она существовала и существует. И будет существовать — куда она денется.

Есть такая штука, как «патриотизм», означающая, как правило, приблизительно то, что навозную кучу посреди родного огорода предписано любить на разрыв аорты, в то время как клумба с георгинами во дворе соседа ничего, кроме гадливого омерзения, вызывать не должна.

Жизнь все равно причудливее, чем все прогнозы самых прозорливых прогнозистов.

Один мой знакомый на вопрос, как бы максимально кратко он определил интеллигента, подумал и сказал: «Ну, это, видимо, тот, кто без ошибок пишет слово "интеллигент".

Все быстро забывается. Включая то, что много лет составляло вещественный и существенный фон твоего существования.

Я вот подумал, что самый хрестоматийный и самый поучительный образец «обнуления» — это финал «Сказки о рыбаке и рыбке».

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

В далекие советские времена высказывание Бертольта Брехта о том, что «для искусства беспартийность означает принадлежность к господствующей партии», казалось мне верхом упертости и нелепости. Сегодня эта фраза звучит совсем по-другому. Нормально звучит. Во всяком случае, есть о чем подумать.

По тому, кто что цитирует и кто на какие цитаты (или квазицитаты) откликается, можно судить о многом. Одни цитируют рекламные телеролики, другие — Пушкина и Гоголя. Одни — реплики персонажей из популярных мультиков, другие — Хармса или Мандельштама.

Наступает иногда состояние (или время), когда ты не столько стремишься сказать что-нибудь умное, сколько опасаешься сказать что-нибудь глупое. Не такая, между прочим, простая это задача, как может показаться. Непростая и даже в каком-то смысле почтенная. Хотя и грустная, конечно.

Мне нравятся все места, где я бываю. Я знаю, что есть и другие люди, по-моему, не очень счастливые. Они, как правило, придирчиво смотрят скептическим глазом на все, что отличается от привычных им среды и атмосферы. Все, что они видят, слышат, нюхают, едят и пьют, им кажется подозрительным и недружелюбным. Иногда такие люди называют себя патриотами