Молодая проза Правила жизни: рассказ Лены Хановой «Пожалуйста, сдохни» — о том, как страшно говорить себе правду
Слава зажал переносицу, но сдержать слезы не сумел. Гигантская форель смотрела на него мутнеющими глазами. От нее пахло морской солью. От рыбаков, стоявших над ней, – стухшей рыбой. Рыбаки озирались и поглаживали свои непромокаемые костюмы, будто стесняясь себя. А Слава молчал и сдерживал рвоту.
Когда Славе было семь, бабушка лежала на клеенке точно такого же, как эти костюмы, темно-зеленого цвета. И молила повернуть ее на бок. А когда бабушку перекатывали от стенки к стенке, клеенка под ней шуршала, будто она не клеенка, но палуба, которую оттирают от грязи уставшие матросы.
От бабушки уже много лет исходил колкий и густой запах. Когда Славу оставляли с бабушкой, он щелкал пультом, переключая беззвучные каналы, и ждал родителей, которые вот-вот принесут тонны тягучей мази. Семилетний Слава знал, что еще немного, и запах тела разнесет его мозг на части...
– Сколько? – спросил самый бровастый из рыбаков.
– Семьсот.
– Иди домой, Слава.
– Ладно. Восемьсот за кило.
Рыбак сощурился, хотя солнца не было уже неделю.
– Голову отрубить?
– Не надо. Я сам. Если меня все устроит, мы будем закупать форель по той же цене. Оптом. Каждую неделю.
– Рестораторы, что ли?
Слава ослабил свой кислотно-желтый галстук и расстегнул среднюю пуговицу на пиджаке.
– Типа того.
***
Слава шел вдоль берега, прижимая к себе рыбу, завернутую в газету. Листы промокли, порвались и налипли новым слоем чешуи на бока форели. Она почему-то не переставала дышать. Она посапывала, похрапывала, булькала и журчала, но определенно жила.
В продуктовом он спрятал форель в камере хранения. Он даже слегка наклонился и заглянул сквозь щели камеры: так казалось, будто рыбу уже разрезали и выложили на металлическом блюде.
– Пожалуйста, сдохни, – сказал он.
Расхаживая между цветными стеллажами с приправами, Слава по привычке барабанил сквозь рубашку по выступающим ребрам, будто требуя от них подсказки: паприка, кардамон, куркума, ваниль... что? Какой рецепт придумать, чтобы заткнуть их всех?
Похоронный марш из соседей и незнакомых родственников подгонял Славу к лестничной площадке. Как раз туда, где стояли крышка гроба и пустая гробница.
Его бабушка совсем не египетский фараон.
Ее могилу не раскопают и не выпотрошат на солнце.
По ее черепу не пройдутся кисточкой.
Никто не взвизгнет при виде ее рубиновых перстней.
Никто не выставит ее истлевшее платье в музее...
Слава вернулся к камере хранения с надеждой. Но дверца камеры открылась, а форель выглянула из-под газетного одеяла, словно бездомный. Слава засунул форель в новый бумажный пакет и выскочил на улицу, под серо-белое небо.
***
Он стучал пальцами по рулю и разглядывал автомобили в зеркало дальнего вида. Пропустил звонок от Директора, который ждал отчет по форели. И еще звонок от Матери. А потом звонок от Крестника. И даже звонок от Тети Крестника, чью красоту Слава проигнорировал на какой-то свадьбе. Тогда он искал в ресторане раковину, чтобы помыть ложку и вилку, а заодно и тарелку. Так. На всякий случай.
Форель покоилась на пассажирском сиденье и вздыхала еще чаще, будто укоряя город за все его грехи: какие загруженные трассы, какие некрасивые полицейские, какие забрызганные машины, почему вам просто не опустить их в море по самую крышу?
Слава положил руку на рыбу: сила тяжести сделает свое дело. Но отчего-то рука Славы потрепала ее по щекам (есть ли у форели щеки), будто младенца-переростка, который еще не говорит, но мысленно тебя презирает.
– Здесь всегда так, – прошептал Слава.
***
Слава топтался у плиты на кухне своей съемной квартиры. С собой он привез только сменную одежду, фартук и любимую поварскую шапочку. В пятилитровой кастрюле по кругу плавала его форель.
В кухню как раз прошла хозяйка квартиры: она уже два часа проверяла Славу на перспективность. Хозяйка взглянула на форель и хмыкнула.
– Могли покрупнее и получше взять.
– Всегда есть кто-то покрупнее и получше, – сказал Слава и продолжил тушить гарнир из овощей, обжигая дно чужой сковородки.
– А что вы ее не засолите?
– У нее от соли отеки, – сказал Слава.
Хозяйка покосилась на форель: та плескалась в кастрюле, как цирковой дельфин.
– Да когда она уже уймется. Давайте я ее того...
Закатала рукава и погрузила руку в воду. Слава впервые посмотрел на нее и сказал: «Не надо».
***
Слава сидел дома, подперев щеку. Он еще не привык к своим ногам: за лето он вырос так, что приходилось сгибаться пополам, чтобы поцеловать свою вторую девушку.
Слава ерзал в кресле, вставал, садился и вновь вставал, разминая свои колени. Он сверялся со всеми часами: кухонными, наручными и биологическими и выглядывал в окна. Он перетирал овощи и подсыпал лекарства в апельсиновый сок.
Наконец, Слава сел перед диваном с бабушкой. Он приблизил чайную ложку с пюре к ее тонким губам.
– Если ты не будешь есть, тебя опять заберут в больницу.
Он читал бабушкиному желудку привычную мантру про пользу еды и свежего воздуха, когда ему позвонил Колян.
– Когда ты уже придешь? – спросил Колян.
– Еще часа два. Батя на смене.
– А кроме тебя сидеть некому?
– Слушай, не беси. Приду.
– Ты так уже неделю говоришь!
– Я не виноват, что она лежит как кусок мяса! Если бы все было так просто, я бы пришел!
– Да ладно, ладно, я понял. Мы все равно ждем.
– Ждите, – пробурчал он и положил трубку. А после вновь сел напротив дивана. Перемешивал пюре, окуная в него ложку по самую середину.
– Я... – неожиданно прохрипела бабушка.
Слава повернулся к звуку ухом.
– Я...с.
Слава сдвинул брови.
– Тебе не нравится пюре? – спросил он.
– Мя...со...
Слава выпрямился.
В прихожей зазвенел ключами отец. Слава встал, молча вручил отцу тарелку с пюре и выскочил в коридор в красных кедах, которые так и не успел зашнуровать.
***
Слава выковыривал из пупка песчинки, когда ему дозвонился Директор.
– Сказали, что ты увольняешься. Предположим, ладно. Но деньги! Где тридцать косарей за первую партию?! – проорал он.
– Меня ограбили, – спокойно произнес Слава.
– Кто?
– Рыбы.
– ...Ты обкурился?
– Да нет. Всего вам хорошего. А деньги вам вернут.
– Кто?
Слава встал с холодного песка и заглянул в ящик, омываемый морскими волнами. На стенках ящика уже не осталось слизи и следов бессмертных братьев форели. Их унес прибой и вместе с солнцем покрасил в малиновый цвет.
Слава двинулся в глубины моря.
Он нырял и выплывал на поверхность, надеясь, что его тоже проглотит прибой. Как забирает он всякого, кто говорит себе правду.
***
Но только не в этот раз.