Чтение выходного дня: как начиналась Февральская революция? Глава из книги Сергея Минаева «Бунт и смута на Руси»
На выборгской стороне произошли беспорядки из-за хлебных затруднений. Надо только удивляться, что они до сих пор не происходили. Рабьен видел из окон посольства, как толпа рабочих на Литейном мосту повалила вагон трамвая и стала строить баррикады, навстречу им поскакали жандармы и произошла свалка. Разобрать дальнейшее было трудно...» Это пишет мужчина 46 лет, великий русский художник Александр Бенуа.
«Толпа разгромила кондитерскую Крюзи на Каменноостровском, там стоит громадная толпа. Сами видели, как какой-то очень прилично одетый молодой человек, шедший с барышней, тащил под мышкой четыре свежих булки. Говорили, что на чердаках расставлены пулеметы, из которых городовые стреляют в народ. Еще в декабре Миша, мой двоюродный брат-офицер, рассказывал, что жандармов и городовых обучают стрельбе из пулеметов. Суммирую все — ясно, что провокация...» Это из дневника русского инженера Юрия Ломоносова.
«В библиотеке консерваторский сторож сказал мне, что на Литейном, у Арсенала, происходит настоящее сражение, с ужасной стрельбой. Так как есть солдаты, перешедшие на сторону рабочих, на многих главных улицах тоже стреляют, но в консерватории занятия были, репетиции...» Это уже Сергей Прокофьев, великий русский и советский композитор.
Это строчки из дневников разных людей, которые своими глазами видели Февральскую революцию 1917 года.
Где-то до пятнадцати или шестнадцати лет я думал, что единственная революция, имевшая место в России, — Великая Октябрьская социалистическая революция. Жил-был царь, потом Ленин с большевика- ми его свергли, и больше у нас не было никакой монархии. Дальше шла Гражданская война, в которой красные побили белых, а там уже началась история СССР... Так нас учили. Потом, уже в старших классах, где-то стала мелькать Февральская революция, какие-то там ребята ее организовали, но это все было никому не интересно. Все знали об одной, но главной революции, которая положила конец Дому Романовых.
Однако революция, которая положила конец российской монархии, произошла именно в феврале 1917 года. Когда мы говорим об этой революции, то начать следует, наверное, и вовсе с 1905 года, с Кровавого воскресенья. А то и с середины XIX века. Все, что Романовы делают в России начиная с 1850-х годов, можно описать гениальной фразой нашего с вами выдающегося современника, блогера, известного как Стас Простокласс: «А надо было раньше».
Действительно, Романовым надо было раньше отменять крепостное право, проводить земельную и другие реформы, решать национальный вопрос, отменять черту оседлости, ослаблять цензуру, надо было... надо было... надо... Но они ничего не делали, и каждый раз, когда они действовали, было уже совсем поздно... Если в 1903 году сама мысль о том, что царь дарует России парламентаризм, Государственную думу, казалась чем-то очень выдающимся, из ряда вон выходящим, то в 1905 году этого было уже мало. И так во всем...
Если мы начнем анализировать каждое политическое решение последних Романовых, в частности Николая II, то увидим, что они бес- конечно опаздывали. Государь император Николай II, помимо того, что был человек мягкий, очень любил жизнь и любил женщин. Он любил делать женщинам дорогие подарки, о его связи с известной балериной Матильдой Кшесинской мои читатели наверняка знают (а если не знают, то нагуглят). Он дарил ей очень много красивых вещей — помимо дворцов и экипажей. Более того, дарил ей подарки даже после того, как женился на императрице Александре Федоровне. Так, на двадцатилетие своей карьеры Матильда Кшесинская получила от императора бриллиантового двуглавого орла с розовым сапфиром, а немногим ранее царь вместе с супругой выбрали и подарили ей брошь — змею с сапфиром-кабошоном. Да-да, он выбирал ей подарок вместе с супругой. Впрочем, Александре Федоровне государь император тоже дарил дорогие подарки, в частности, известно о коллекции яиц Фаберже: на каждую Пасху он дарил своей супруге очень красивое яйцо Фаберже, из которых сформировалась удивительная коллекция.
Но давайте поговорим о предпосылках революции, этой беды, вызвавшей крушение государства. Пиком экономического развития Российской империи считается 1913 год: мы прокладываем железные дороги, выплавляем металл, торгуем пшеницей, у нас профицит бюджета. Этот год до сих пор очень показателен для сравнения с состоянием экономики в России в ХХ веке. Все в 1913 было очень хорошо, но только в министерских отчетах: страна находилась в состоянии тлеющего конфликта, войны «всех против всех», о которой мы говорили в прошлой главе.
Принято считать, что главной проблемой, ускорившей приближение революции, стала Первая мировая война. Это и так, и не так: в 1914 году, когда еще нет никакой войны, уже начинаются стачки, бунты... В Санкт-Петербурге рабочие переворачивают трамваи, разбирают рельсы, устраивают стачки, озвучивая различные требования, от сокращения рабочей недели до повышения жалованья. Интеллигенция их поддерживает, дума тоже частично поддерживает, и общество лихорадит. Но вскоре начнется война, которая все это обнулит.
В 1914 году был отмечен невероятный рост патриотизма и общественного единения: «Мы должны пойти надрать задницу Вильгельму за наш славянский народ, за Святую Русь! Мы должны выиграть эту войну, это наш священный долг перед нашими союзниками по Антанте,
Англией-Великобританией и Францией. Наш священный долг — защитить Балканы, славян, да кого угодно, мы должны выиграть эту войну...» «Царь-батюшка, веди нас на фронт, мы за шесть месяцев (такие были прогнозы) закончим к чертовой матери войну с Вильгельмом, возьмем Берлин. Да мы его уже брали, и ничего страшного, зайдем туда еще раз, ну, и покажем заодно этим европейцам, как воюют бравые русские люди».
Ведь действительно, русские люди всю историю хорошо воюют. Но уже в 1915 году от этого единения не остается практически ничего. Война идет не в нашу пользу, обнажая разом огромное число проблем: непрофессионализм военных, разрыв между тылом и фронтом... Мы не успеваем налаживать снабжение нашей армии, начинается знаменитый
«патронный голод», у нашей артиллерии не хватает снарядов. А люди, которые отвечают за снабжение... Один великий князь пишет начальнику Генерального штаба: «Батюшка, что я могу поделать? Вы сами знаете, у кого артиллерийский подряд: у Матильды Кшесинской». Матильда — любовница великих князей, которой, вместе с гобеленами, дворцами и бриллиантами, вот так, запросто, дали порулить одним из подрядов...» Известная балерина, естественно, на ситуации наживалась.
Война идет плохо, это тягостно отражается на жизни столиц. Конечно, можно возмутиться: разве происходившее тогда в столицах — это тяготы? Тяготы начнутся, после революции, в Гражданскую войну... Но разве может человек сравнивать свое настоящее с не на- ступившим еще будущим, разве всегда умеет предугадывать, что будет только хуже? Как правило, не умеет человек делать такие выводы. Поэтому не будем винить москвичей и петербуржцев 1915—1916 годов.
Что же происходит в 1916 году? В городе проблемы со снабжением, появляются «хвосты» (так называются очереди): люди стоят в булочных, в мясных и овощных лавках. Начинаются перебои с поставками хлеба, мяса и другого продовольствия. Это главная проблема. Вслед за этим — перебои с углем и дровами: они тоже не поставляются. С од- ной стороны, они нужны фронту, а с другой стороны, и на фронте проблемы с логистикой.
Вся логистика нацелена на фронт. Туда везут провиант, патроны, снаряды, еду, уголь и дрова, обратно везут раненых, обратно везут покалеченных, обратно едут беженцы, и все это плохо функционирует.
При этом железные дороги в имперской России отлично работают и оснащены, в сравнении с тем, как они будут работать буквально через год, в канун Октябрьской революции и Гражданской войны. Идет война, но, понятно, люди, которые сидят в кабаках, в кафешантанах, операх и всевозможных увеселительных заведениях Москвы и Петербурга, этой войны не ощущают: они пьют, гуляют, у них цыгане, медведи... У них все хорошо, и у них есть время говорить о том, что происходит. Но их все равно не устраивает, что их быт нарушен, не устраивают эти перебои с дровами, и углем, и едой, не устраивает нарушение обычной динамики.
В Санкт-Петербурге начинаются проблемы с внутренней логистикой. Трамваи начинают ходить не по расписанию. Кроме того, в городе появляется очень много новых людей. Во-первых, это беженцы, которые бегут потому, что русская армия отступает: люди бегут, и некоторые добегают до столицы. Во-вторых, солдаты: одни приезжают в отпуск, другие передислоцируются, а третьи — просто дезертиры. Солдаты в столице лечатся в госпиталях: выздоравливая, они начинают ходить по Санкт-Петербургу... Наличие такого огромного количества войск в городах — это одна из ошибок Николая II как военачальника. Петербург и крупные города не стоило делать перевалочными базами. В столице много войск, одни войска приезжают, другие войска выезжают. Естественно, солдаты видят, что здесь «жирует тыл». И в этом компоте родится огромное количество слухов, совершенно разных. Питер наводнен шпионами, повсюду немецкие шпионы, и одна из главных шпионок, самая главная шпионка — сама императрица. И, разумеется, шпионом является Распутин.
Распутин и императрица — это люди, которые Россию до добра не доведут. Они настраивают всех против императора, против Нико- лая II, и они, это совершенно точно, существуют на немецкие деньги. И все это якобы знают, это все знают... Ходят слухи, слухи бес- почвенные, но почвы слухам не нужно, они на то и слухи. Но есть и факты: все дорожает, многие вещи становятся предметами спекуляции, кому война, а кому, знаете ли, мать родна. На спекулятивных ценах наживаются всевозможного рода барыги, совершенно новый тип людей. Они быстро зарабатывают большие деньги: кому-то надо сына от армии «отмазать», кому-то надо получить часть оборонного заказа, кому то, кому се... У нас были проблемы с медикаментами. За ХХ век мы решили эту проблему, но, как и тогда, так сейчас огромное количество медикаментов великая Россия получает из-за рубежа. Тогда одним из основных поставщиков медикаментов была Германия. С Германией мы воюем. Где взять медикаменты? Их переправляют через Швецию и Финляндию и с восьмикратной наценкой продают в Москве и Санкт-Петербурге. Кому такое могло понравиться? Никому, кроме тех, кто на этом наживался.