А вот и лазейка. Жандарм отвлекся на человека, который сложился, как штангенциркуль, и кашляет, кашляет. Я выскальзываю за ограду.
«Теперь я верчусь. Теперь я еле ноги переставляю»: отрывок из книги «Бесконечное землетрясение»

Осталось еще восемьдесят, девяносто минут дневного света. Я могу успеть в распределитель, надеюсь. Запастись едой. Добыть новый запястник, пока левый не треснул полностью, что неминуемо в ближайшие дни. Всегда лучше заменить что-то, не дожидаясь повреждения и его последствий.
Я иду дальше, почти опрокидываюсь при первом же шаге. Опираюсь на правую пятку и машу руками, как мельница, чтобы восстановить равновесие, затем выбрасываю туловище вперед. Головокружительное мгновение. Верчение солнцелучей вокруг. Я останавливаюсь, хватаю ртом воздух, и вытираю лицо, и осматриваю следующие несколько ярдов в поисках палок, корней или ложек. Только один потенциально опасный камень на пятнадцать градусов справа. Я распределяю вес тела на обе ноги, поднимаю левую ступню и медленно выдвигаю ее вперед. Затем отрываю правую. И все равно умудряюсь загреметь при каждом шаге. И между шагами тоже. Теперь, когда со мной больше нет спутника. Балласта. Моего камня-компаньона.
Разбитый асфальт тропы B имеет ответвление, которое поворачивает к распределителю, — это пешеходная дорога, идущая через пущу тисов, сейчас сломанных и упавших, обнаженных до бледной коры. Я достаю из среднего кармана нагрудной сумки морковь, стираю с нее землю и, спотыкаясь, плетусь пару ярдов от асфальта. Встаю и отряхиваю грязь с налокотников. Потом поднимаю морковь. Снова вытираю ее. Новый ушиб на правом колене начинает выпевать пронзительную трель. С удовлетворением я вспоминаю, что скоро забуду об этом.
Я вынимаю каппу, кладу ее в карман нагрудной сумки и отхватываю зубами солидный кусок моркови. Он падает в расщелину, только что открывшуюся в земле. Проглочен, но не мной. Приятная текстурная оранжевизна исчезает в черной бездне. Прощай, ценный ломоть. Я слышу зернистый скрежет, поднимаю голову и вижу прорезающуюся не больше чем в пятнадцати футах впереди меня скважину. Вся лежащая передо мной местность трясется, и кусок мира с грохотом обваливается. Трава и частицы почвы туманят воздух. Провал, должно быть, шириной восемь футов и тянется вперед на одиннадцать. При виде его я закрываю глаза. Потом представляю несколько других расколов в земле, мимо которых прошел на этой неделе.
Я быстро вынимаю из кармана сумки каппу, вставляю ее в рот и прикусываю. Когда она со щелчком становится на место, я припускаю к бывшей тисопуще, за которой находится распределитель. На каждом шагу спотыкание.
Теперь я верчусь. Теперь я еле ноги переставляю. Это Q3. Я говорю себе: легких путей не ищи, чтобы не сбиться с пути. Землегул нарастает, бурые собаки мчатся, выстроившись дугами, горизонт ходит взад-вперед и скачет. Я встаю и, ставя ступню полностью на землю, делаю шаг за шагом по направлению к тисовым пням и поваленным расколотым деревьям. Земля пинает меня вперед, и руки болтаются позади, и я плашмя падаю на грудь, прыгаю по каменистой почве несколько секунд, а потом еще немного. Голову я держу высоко, но верхние части бедер грубо ободраны, а на губах скрипит песок. Потом пауза. Возможность сделать вдох. И почувствовать новые жгучие ссадины — на правом локте, на всем правом бедре, повсюду. Я ползу дальше, следя за тем, чтобы запястники были на месте. Я твердо знаю: надо защищать ладони. Через минуту я переворачиваюсь на спину, упираюсь в землю обеими пятками и толкаю тело вперед, приподнимаясь с каждым толчком, чтобы нагрудная сумка не перекрыла мне доступ воздуха. Еще две минуты, и я снова ползу. Так лучше, безопаснее. Коленные чашечки какое-то время мо- гут это выдержать. Скользить змеей необязательно.
Бывшая древопуща реже, чем я помню. Расхищено больше насаждений. Всего несколько минут требуется, чтобы маневрировать через ее тернии и ухабы. Я проползаю под сломанными древоветками, перебираюсь через кочки влажного мха, опираюсь на пеньки и, схватившись за них, подтягиваюсь. У последнего пня перед пространством и днем я поднимаюсь, и нахожу равновесие, и нахожу равновесие, и крепко встаю на ноги. Я пойду. Попытаюсь идти. Мои колени, надеюсь, предпочтут такую боль.
Я делаю первые шаги. Передо мной широкое поле, ведущее к распределителю, чей забор образует часть низкого горизонта, похожего на десантный катер. Поле запружено людьми — видимо, до закрытия распределителя меньше времени, чем я думал. Я вижу их всех. Десятки тел размахивают руками и судорожно корчатся, колышущиеся фигуры трепещут, как языки пламени, словно их терзают страхи, извергающиеся из самого нутра. Одно тело крутится и крутится на месте, обездвиженное движением. Другое ныряет к земле, тогда как его туника поднимается и, надутая ветром, парит, а затем накрывает его, будто саваном. Рваный силуэт семафорит, подавая сигналы, которых никто не понимает. Громадная сковорода мира раскаляется и раскаляется, превращая человеческое присутствие в клубы дыма. В горсть сухой почвы, когда они ударяются о землю.
Грохот Q3 — прекрасное сопровождение для этой безжалостной хореографии. Далекие тела валятся на землю и в ответ на рев материка, кажется, согласованно поднимают сначала головы, потом туловища. Рассеянные повсюду оборванцы падают на колени, напоминая молящуюся церковную общину. Панически размахивая руками, они принимают вид хора, взывающего к небесам. В разных концах ходящего ходуном поля две похожие на чучела женщины стоят с разинутыми ртами — дуэт, исполняющий молчаливые ламентации. Затем вступает соло. Одна женщина совершает акробатический скачок назад в воздухе. Согнутый мужчина с согнутой клюкой непроизвольно отплясывает джиттербаг. Непонятное существо стоит, расставив руки и ноги в виде буквы «Х», затем пропадает со сцены.