Отец не меняется: короткая стрижка, золотые зубы, синие от татуировок пальцы, треники и тельняшка, хотя в последний раз Артем видел его в костюме, когда тот собирался в ресторан. Отец неразговорчив, кашляет, харкает в раковину, курит, стряхивает пепел в хрустальную вазочку для варенья. Если бы его не застрелили, умер бы от рака легких.
«Безымянная» — рассказ резидентов «Переделкино» специально для «Правил жизни»

Артем рассматривает фотографии со свадьбы родителей: мама в белом платье как из занавески, глаза подведены, губы красные, улыбается, отец исподлобья глядит в объектив. Они познакомились в шашлычной, отец заходил туда с друзьями. Мама работала официанткой, ей было 18, и она была целкой; выпив, отец повторял Артему, как это важно: порченую брать — себя не уважать. Несколько дней он садился за один и тот же столик и смотрел на маму, а через неделю забрал ее из общежития к себе.

Розовые шоколадные цветы — Артем ковыряет их маленькой ложкой, а торт, жирный, с масляным кремом, хочет отдать маме. Она напряженно улыбается и отодвигает от себя тарелку. В ресторане зашторены все окна, на стенах и потолке окрашенная под золото лепнина, в центре зала фонтан. На сцене играют музыканты, несколько пар танцуют, переминаясь с ноги на ногу. Только одна пара умеет танцевать как в кино, Артем наблюдает за ними, потом берет за руку Алину — ее испачканная кремом ладонь скользит — и выводит ее в самый центр танцпола, приобнимает, повторяя за взрослыми. Ей хочется танцевать одной, она вырывается и бьет Артема по коленке носком розовой лаковой туфли с белой застежкой — так больно, что у него выступают слезы. Он возвращается к маме, она обнимает его и говорит: «Пойдем отсюда», зло оглядывается на соседний столик и добавляет вполголоса: «Шмар своих привели». Мужчина справа от отца встает и говорит тост имениннику: «Чтобы всегда фартило по жизни... Пусть дела всегда будут чистыми, а барыши — жирными...»
После смерти отца над Артемом начинают посмеиваться одноклассники, когда он неправильно отвечает у доски; друг отсаживается за другую парту, сказав, что Артем воняет; его поджидают после уроков, прижимают к забору, потрошат рюкзак и выбрасывают учебники и тетради в грязную лужу: «Мы тебя опустили, понял?» На уроках Артем внимательно слушает, старается делать все домашние задания, но не может сосредоточиться буквы, цифры и границы в контурных картах расплываются, наезжают друг на друга. Он забывает только что прочитанный параграф и, пытаясь удержать ускользающие линии, обводит иллюстрации, штрихует портреты, рисует на полях и между строчек. Дядя с тетей не проверяют его дневник, не приходят на родительские собрания и, кажется, даже не знают, в каком он классе. Артем прогуливает школу и, лишь бы не идти домой, допоздна играет в футбол во дворе или, протиснувшись через дыру в заборе, гуляет по заброшенной больнице, поднимается по лестницам на крышу, подбирает там окурки, рассматривает недопитую маслянистую жидкость в бутылках и пробует ее на язык.

Двухъярусную кровать и маленькую комнату он делит с двоюродным братом, старше его на год. Брат забирает его «Лего», а своими вещами пользоваться не разрешает. Однажды ночью он ссыт на Артема, стараясь попасть ему в рот. Артем просыпается, не сразу понимает в темноте, почему он весь мокрый, видит силуэт брата и набрасывается на него. На шум борьбы прибегают дядя и тетя, но разнять детей удается не сразу — Артем успевает разбить брату нос.
По вечерам и в выходные он смотрит сериалы про ковбоев и боевики с Брюсом Уиллисом и Чаком Норрисом. Стоя на ковре перед телевизором, повторяет движения, вспоминая слова отца: «Бей так, чтобы противник не встал». В школе с разворота ударить в ответ оказывается совсем не так легко, Артем падает, получает ногой по почкам, но, откатившись к парте и вскочив, хватает стул и бьет одного одноклассника по глазам, а другого в висок. Учительница тащит его к директору, тот звонит дяде, но дома никого нет.
На похоронах отца мама напилась так, что домой ее принесли без сознания. Проспавшись, она накрасилась, надела ажурные колготки, рыжий парик, ушла куда-то и вернулась только через два дня. Первый день Артем жевал хлеб всухомятку, а на второй решил сварить сосиски и, подцепив вилкой одну прямо из кипятка, обжег язык и еще долго потом не мог есть.
Найдя записную книжку отца — кто сколько был ему должен, — мама сказала Артему, что никогда не будет работать. Она кому-то звонила и сначала просила, а потом требовала денег. Ничего не добившись, принялась продавать вещи: отцовскую машину, видик и музыкальный центр, бытовую технику, свои украшения и платья — подруги и соседки заходили мерить, крутились перед зеркалом, торговались. Когда продавать стало нечего, мама начала часто подолгу пропадать, возвращалась усталая, пахла по́том и чем-то жженым. Однажды на пятый день вместо нее пришел дядя Толя и велел Артему собираться. Неловко перехватывая и прижимая к круглому животу коробку с надписью Tefal, он запер квартиру на три оборота и сунул ключ в растянутый нагрудный карман.
Каникулы и длинное жаркое лето Артем проводит не на даче или в лагере, как его одноклассники, а в дядиной мастерской в гаражах. Он сметает с пола металлическую стружку и мраморную крошку, а в перерывах рисует ручкой в тетради одуванчики, пробивающиеся через асфальт, машины и станки. Дядя подходит, с полминуты смотрит: «Чего сидишь? Делом займись! Всю жизнь собираешься хреноту эту рисовать?»
Артем гоняет вместо мяча пластиковую бутылку, наполненную песком, камнями и осколками стекла. Бутылка отскакивает от бордюров, перелетает через дорогу, катится, катится, катится и падает в овраг. Оглядываясь на гаражи, Артем боком перебегает проезжую часть и спускается по рыхлому склону. Над головой грохочет поезд, Артем пригибается и замечает, что уперся коленкой во что-то белое и круглое, разрывает землю вокруг и достает череп.
Дядя крутит колесо станка, нож разрезает гладкий камень, на место среза льется вода, охлаждая мрамор, чтобы не треснул. Увидев Артема с черепом в руках, он останавливает станок и говорит: «Быстро верни, откуда взял. Ты хочешь, чтобы нас всех в тюрьму посадили?»

Реклама их мастерской — лучшие работы гравера, телефон и адрес со стрелкой — стоит у выхода из метро. С наклеенных на картон фотографий улыбаются молодые женщины, военные в фуражках глядят сурово, а мужчины в джипах и с гитарами — бесшабашно. Старший брат принимает звонки: записывает имена, фамилии и размеры, предлагает материалы. Артем берет кисть, обмакивает ее в золотую краску и, посмотрев, как работает дядя, выводит прописную букву А в имени, выгравированном на белом мраморном надгробии. Чем длиннее имя и эпитафия, тем дороже стоит работа: заказчики платят за каждую букву. Дядя подходит, смотрит на плиту и впервые говорит ему: «Молодец».
В группе дизайнеров в технологическом колледже 25 девочек, Артем — единственный мальчик. Парни из других групп — электрики, монтажники, строители — с первого дня неодобрительно поглядывают на его широкие штаны, тоннели в ушах и выкрашенные в черный цвет волосы. Через неделю двое бритоголовых в клетчатых рубашках, штанах с подтяжками и «Мартенсах», покачиваясь от пива, прижимают Артема к стене курилки, но ему удается вывернуться и убежать. На следующий день после пар его ждут уже четверо — короткие стрижки, черные спортивные куртки, светлые джинсы. Он первым бьет в кадык самому высокому, тот падает и хрипит. Ему удается оторваться, и он забегает в гаражи, надеясь через овраг срезать путь до дома. Поскальзываясь на поворотах, Артем цепляется за зеленую железную обшивку, слышит, как за его спиной гремят цепи на джинсах, наконец, задыхаясь, выбегает напрямую к тому месту, где раньше был лаз, но он заварен. Артем перелезает через забор, спрыгивает и, оступившись, катится, катится, катится и падает в канаву на дно оврага. Не открывая глаз, он рефлекторно закрывает руками голову, но рядом никого. Дома он состригает волосы, машинкой оставляет несколько миллиметров, вынимает кольца из языка, губ и ушей — дырки и тоннели потом долго зарастают и болят. Соседи, встречая его на остановке, в магазине и во дворе, вздрагивают, здороваются и называют отцовским именем. Артем кивает.

Денег от подработок — баннеры, сайты, логотипы, даже аватарки для ВК — должно хватить не только на еду и одежду, но и на коммуналку, и, когда очередные жильцы съезжают, Артем тайком берет из тетиной сумки ключи от родительской квартиры, увозит туда свои вещи и меняет замки. На следующее утро дядя, приговаривая: «Ах ты, с-с-сука», пытается высадить дверь плечом, а тетя кричит: «Надо было тебя сдать в детдом! Весь в отца, по тебе тюрьма плачет! Пригрели гаденыша! Мы все отсудим!»
Матрас в разводах и пятнах, шкаф не закрывается, фасады на кухне облезли, в стиральную машину нужно заливать воду вручную — но Артем наконец остается один. По вечерам он разбирает шкафы и антресоли: стопки фотографий в коробках, документы, старые мамины тетради с рецептами и записями после родов: во сколько кормила, какой привес, плакал он или спал всю ночь. Среди бумаг — свидетельства о браке родителей и о смерти отца, паспорт его захоронения, оформленный на дядю, — Артем ни разу там не был с того самого дня. Маминых документов нет, он перетряхивает даже книжки на полках. На снимках в статьях 15-летней давности про заказные убийства и в репортажах о судах над членами отцовской группировки Артем ищет знакомые лица, пытается вспомнить друзей отца. В видеозаписях застолий, снятых на любительскую камеру, высматривает рыжий парик, силуэт. Набирает в поисковой строке имя и фамилию матери, но в выдаче только фотографии с сайтов знакомств — молодые девушки и женщины из разных городов.
Знакомый татуировщик часто использует эскизы Артема, и он начинает на заказ делать графику с черепами, воронами и змеями. Его рисунки собирают лайки в группах «Темный арт» и Death lovers, он заводит собственный паблик, число подписчиков понемногу растет с каждым репостом, ему предлагают работу другие татуировщики и студии аэрографии. Он ходит по кладбищам — сначала по ближайшему, потом в соседних районах, — часами бродит и рассматривает надгробия в поисках нужного имени и фамилии. Не найдя маминой могилы, рассылает запросы о поиске куда только возможно. Ему приходят отказы: не найдено, нет информации, нет сведений о смерти. Вечерами Артем дома по памяти рисует кресты и надгробия. Он переходит на акрил, ищет в мусорных контейнерах обрезки оргалита и фанеры, в продуктовом ему отдают картонные коробки. Иногда он видит отца, который ходит по квартире и подолгу разглядывает работы — кивая на какое-нибудь надгробие, говорит: «Помню этого барыгу» — или, хмыкнув при виде черепа с пулевым отверстием, спрашивает: «А где выходное?»
Через несколько месяцев ему пишет куратор галереи и предлагает организовать выставку, просит прислать краткую биографию и, узнав год его рождения, поначалу не верит, что Артему всего 20. На открытие приходят несколько десятков людей — его подписчики, одногруппницы из колледжа, другие художники. Артема фотографируют около самого большого холста: белые поле и лес, черное небо, кроваво-красная полоса заката закручиваются в вихре. Журналист спрашивает название работы. «Безымянная могила», — отвечает Артем, и тот записывает. На маленькой белой табличке — «холст, акрил, тушь» — нет названия, написано только: «Маме». На следующий день журналист размещает статью «Сын рэкетира из 1990-х стал андерграундным художником», и на его паблик подписываются еще несколько тысяч человек, под фото картины они пишут комментарии и делятся историями. Артему начинают писать угрозы, желают смерти, предлагают познакомиться и купить его работы. Он никому не отвечает, отключает уведомления и перестает заходить в соцсети и мессенджеры.

Он сбивает подрамник, натягивает холст, раскладывает старые фотографии на полу, письменном столе, подоконниках и даже кровати. Работает день, второй, третий, почти не выходит из дома и спит урывками под утро. С холста смотрит худая девушка немного старше него, в рыжем парике, курносая и веснушчатая, в кожаной юбке и норковой шубе. Дописав, Артем сидит напротив нее на стуле и плачет. На картине начинает проступать вода.