«Партизанская культура»: глава из книги Александра Кушнира «Кинооблучение» об истории группы «Кино» и Викторе Цое

«Воображение важнее, чем знания». Альберт Эйнштейн

Летом 1982 года Цой закончил учебу в ПТУ, правда, не без приключений. Когда настало время получать документ о среднем специальном образовании, он с удивлением узнал, что его фамилии нет в списках.

«Витя диплом не получил и вышел из училища со справкой, — вспоминает Оля Михайлова. — Преподаватели Цоя не очень любили, хотя он вырезал прекрасные статуэтки, и был вполне убедителен в своем профессионализме. Просто он оказался не такой, как его учителя, и сильно отличался от них своей независимостью. А те, кто его гнобил, наверное, себе отчета в этом не давали. Они были просто другими. Так бывает, что человек не нравится, а понять не можешь, почему».

Примечательно, что спустя много лет учеба Цоя в ПТУ стала преподноситься немного иначе: некоторая доля лицемерия присутствует и в воспоминаниях преподавателей, и в открытии музея Цоя, и в организации мемориальной доски на входе в здание.

«После окончания учебы состоялось вручение дипломов, но мы с Витей туда не пошли, потому что нас выгнали со справками, — признается Миша Сафошкин. — После последнего экзамена мы сели на мой мотоцикл и поехали в контору под названием "Реставратор", расположенную невдалеке от Балтийского вокзала. И нас, как молодых специалистов, мгновенно распределили трудиться: Цоя — в Пушкин, а меня — в Петродворец».

В пригородном Пушкине Виктор должен был отработать два года на реконструкции Екатерининского дворца, разрушенного во время войны. Но вскоре оказалось, что это место — не предел мечтаний. То, что специальность Цоя — резчик по дереву, никого в Царском Селе особенно не волновало. И мастер почему-то назначил его именно реставратором.

«Распределение получилось неудачным, и на работу приходилось мотаться к восьми утра, — вспоминала Марьяна. — К тому же Виктора оформили реставратором лепных потолков. А это означало, что ему нужно было торчать на стремянке под этими потолками. С них сыпалась дореволюционная пыль, от которой трескалась кожа на пальцах. Любимое занятие Цоя — гитара — стало напоминать пытку. Пальцы кровили, но он играл каждый день».

Результат мучительных утренних поездок в итоге получился неординарным. Вскоре Виктор продемонстрировал Рыбину новый боевик «Электричка», написанный под влиянием Игги Попа. «Электричка везет меня туда, куда я не хочу», — пел Цой низким голосом, вкладывая в припев всю свою досаду — в частности, от необходимости ездить в Царское Село. После записи «Электрички» Виктор вставил эту композицию в альбом «45», поменял порядок песен и объявил предыдущую версию «черновой».

«Летом 1982 года Леша Вишня приехал в Москву и привез оригинал дебютного альбома группы "Облачный край", — рассказывал в интервью для книги магнитофонный писатель Саша Агеев. — Музыкантов из Архангельска тогда никто не знал, но еще Леша привез альбом "45" группы "Кино", на котором было написано крупными буквами: "ЧЕРНОВИК". Их тоже никто не знал... Так получилось, что записи "Облачного края" сразу же пошли в дистрибьютор, а черновик "Кино" — нет, потому что я не представлял, как это продвигать. Жена мне сказала, что это не дворовая музыка, а городской фолк, больше похожий на Боба Дилана и Джоанну Баэз. И я с ней согласился».

К тому моменту Агеев полностью монополизировал распространение записей питерских рок-групп. Он кожей чувствовал конъюнктуру, отчетливо представляя вкусы любителей «Аквариума», «Зоопарка», «Мифов» и Юрия Морозова. А что делать с акустическим дуэтом Цоя и Рыбы, ему было решительно непонятно.

Ситуация изменилась через месяц, когда Агееву позвонил знакомый хиппи и сообщил, что невдалеке от кинотеатра «Встреча» состоится концерт «Кино».

«Я приехал на сейшен с женой, посмотреть на реакцию людей, — вспоминает Агеев. — Там была певица Олеся Троянская из группы "Смещение", которая спросила у хиппанов: "Кто-нибудь этих ребят слышал?" Выяснилось, что никто. Затем пришел проводник и повел нас дворами в сторону типографии, где режиссер Тарковский снимал сцену из фильма "Зеркало". В итоге мы пришли в Красный уголок какого-то ЖЭКа. Народу там оказалось мало, публика сидела на стульях, принесенных с каких-то помоек... На импровизированной "сцене" никаких микрофонов и колонок не было, а только стояли красное знамя и настольная лампа. Цой пришел хмурый и молчал, зато Рыба улыбался вовсю. На концерте песни игрались в том же порядке, как и на черновике альбома "45". И только одна композиция прозвучала, которую я не слышал, про вора из холодильника. Потом началось обсуждение концерта, а затем — небольшое махалово на Садовом кольце... Но я для себя решение принял — распространять пленку ОБЯЗАТЕЛЬНО. Затем Вишня прислал мне каноническую запись "45", и там два фото: фронт — Цой и Рыба (не очень) и задник — просто шедевр, оформленный Марьяной. Вот тут-то все и началось».

Тем временем Сережа Рыженко договорился о концерте «Кино» на квартире у Саши Липницкого. Узнав об этом, Цой и Рыба подготовили целую сумку магнитофонных катушек, которые планировалось реализовать оптом и в розницу.

В Москве музыкантов ожидали настоящие хоромы — роскошная квартира в Доме артистов Большого театра на Каретном Ряду. Перед концертом Липницкий познакомил Цоя, Рыбу и Марьяну с младшим братом Владимиром — одним из самых обаятельных наркоманов на свете. Он любил принимать разнообразные вещества — скорее всего, по принципу «всё полезно, что в рот полезло». Лучшую часть жизни Владимир проводил в психбольнице, откуда часто сбегал на волю, но — ровно до следующей «посадки».

Незаметно настало время концерта, который — хвала богам — оказался записан на магнитофон Артема Троицкого, а спустя сорок лет был выпущен «Отделением ВЫХОД» под названием «Каретный Ряд».

«25 июля 1982 года группа "Кино" исполнила у меня дома несколько своих вещей, — вспоминал Саша Липницкий. — Вид у ребят был скромный: ни дать ни взять вчерашние "пэтэушники", случайно оказавшиеся на московской рок-тусовке. Но их песнями я был сражен наповал. Хорошо накрытый стол стимулировал дуэт гитаристов, и песня "92 дня лета", никогда не была так сильно спета, как в тот день... А композицию "Электричка"* я считаю одной из главных в русском роке. Перечитывая "Москву -— Петушки", я ловил себя на мысли, что она удивительно перекликается с идеей, заложенной Веничкой Ерофеевым. И я подумал: если этот двадцатилетний парень сумел написать настолько глубокую и проникновенную песню, то это, как говорят англичане, outstanding».

После концерта радушный хозяин продемонстрировал гостям свою коллекцию пластинок. Он рассказал, что она перекочевала к нему в подарок от отчима — главного переводчика страны Виктора Суходрева, много лет работавшего с Хрущевым, Брежневым и Косыгиным. Затем Липницкий провел экскурсию по экспозиции древнерусских икон, висевших в гостиной, на кухне и в хитросплетениях коридоров.

Но основным развлечением для музыкантов оказался японский видеомагнитофон, который появился у Липницкого одним из первых в Москве.

«Вечером мы просмотрели огромное количество разной музыки, — рассказывал Леша Рыбин. — Ночевали в гостиной, где находилось это чудо техники, засыпали и просыпались под концерты Talking Heads, The Rolling Stones или под Вудсток. Все это продолжалось до тех пор, пока Витька не увидел фильмы Брюса Ли — в 1982 году это была довольно редкая штука. Потом Цой перестал смотреть музыку и просто "заболел" — начал повсюду махать руками и ногами, изображая из себя "Виктора Ли". Теперь он регулярно стал травмировать себя, обучаясь тонкому искусству восточных единоборств».

Через пару дней Виктор с Марьяной, продав из дома несколько букинистических сокровищ, безмятежно смотались отдыхать в Крым. По следам Гребенщикова они направились в поселок Малореченское вместе с приятелями Майка Людой и Ишей Петровскими, у которых незадолго до этого состоялась свадьба. Обе пары наслаждались бездельем, ловили мидий и собирали на пляже пустые бутылки. В паузах сочиняли веселые письма Майку, которые представляли собой настоящие шедевры эпистолярного жанра.

«Как вы там поживаете? — писала Марьяна в Питер. — Иша обгорел до мяса и поживает не очень хорошо, а потом у него распухли обе ноги, и он стал поживать совсем плохо. Люда обгорела до мяса, но не везде, и поживает намного лучше, но у нее распухли руки. Цой живет лучше всех, но вчера его тошнило помидорами, а он говорит, что у него холера... Кунг-фу совсем забросил и вроде как поживает. Я поживаю местами и ставлю компрессы из мочи Цоя, т.к. лекарств никаких нет... Здесь ходят белые пароходы, и над седой равниной моря гордо реют черноморские чайки, они украли у нас сумку с салом».

Пользуясь случаем, поблагодарим Наташу Науменко за то, что она сохранила эти «зарисовки южного быта» для многотомной истории группы «Кино».

**********************************************

В один из летних дней 1982 года Майк решил записать в студии у Панкера сольный альбом, подключив к этому мероприятию несколько друзей. К примеру, Тропилло одолжил ему ритм-бокс «Электроника», Гребенщиков эпизодически подыгрывал на гитаре и гармошке, а Андрей Усов сделал фотосессию для обложки. Когда работа оказалась завершена, Майк пригласил Цоя и Рыбу прослушать запись к себе домой.

В тот вечер Панкер не без гордости достал из сумки картонную коробку с надписью LV и бережно поставил катушку на магнитофон. Виктор с Лешей сразу же обратили внимание, что несколько композиций являлись стилизациями опусов духовных наставников Майка: Боба Дилана, Лу Рида, Дэвида Боуи и Марка Болана. Еще две песни посвящались ленинградским приятелям Науменко. Для Свиньи лидер «Зоопарка» написал отвязный панк-боевик: «У меня есть баба, редкостная дура, я бу-бу ее каждый день...» Что же касалось «Кино», то Науменко влюбился в новую песню Цоя под названием «Весна». В ней Майка покорили простые слова: «Весна, я уже не грею пиво», и в ответ он создал лирическую композицию «Лето». Цой с Рыбой сидели впечатленные, впрочем, как и Наташа Науменко, которая слушала этот цикл песен впервые. За последний год многое в ее жизни изменилось: в семье появился маленький Женя, а влюбчивый Виктор перестал делать ей глазки и сконцентрировался на общении с Марьяной.

«Цой и Рыбин заходили к нам чуть ли не каждый второй день, — вспоминал Майк. — Приносили кучу сухого вина, в основном "Ркацители" дагестанского розлива по 1 рубль 70 копеек. Пели новые песни, болтали, иногда оставались ночевать».

Постепенно уходила в прошлое эпоха «стеснительного Цоя», который до этого в компаниях либо загадочно молчал, либо скромно улыбался. Его мысли теперь были заняты Марьяной Родованской, отношения с которой становились все более доверительными и глубокими. У симпатичной барышни Виктор набирался жизненного опыта и взрослел прямо на глазах. Вскоре Цой понял, что перерос интересы купчинской панк-тусовки, последней акцией которой был поход на концерт Валерия Леонтьева.

На мероприятии поклонницы вручали артисту роскошные букеты, но после одной из песен никто из фанаток на сцену не поднялся. Будущий лауреат премии Ленинского комсомола начал затягивать паузу. В итоге Цой не выдержал и заорал на весь зал: «Да подарите вы ему цветы, в конце концов!» Судя по всему, этот отчаянный крик был услышан на сцене, и эстрадное выступление продолжилось.

На следующий день Витя с друзьями придумали себе несколько новых развлечений. В частности, в ларьке «Союзпечать» Цой с Пиней купили газету с программой фильмов. Изучив ее, они приобрели в гастрономе несколько трехлитровых банок томатного сока и направились в Дом культуры завода «Вулкан». Там, распивая любимый напиток Цоя, они посмотрели душераздирающий боевик «Благослови зверей и детей», а потом двинулись в рок-клуб на концерт хард-роковой группы «Пепел».

В конце июня Виктор пригласил всю панковскую толпу на свой день рождения, решив отметить двадцатилетие мощным домашним застольем. К этому юбилею Роберт Максимович наготовил большую кастрюлю острых пельменей, а также корейских блюд из сырого мяса. Затем родители Цоя уехали к кому-то в гости, поскольку тусовку Свиньи откровенно недолюбливали. И несложно догадаться почему. Мама Вити однажды не выдержала и пожаловалась Роме Баринову: «Представьте себе: пару лет назад не было ни одного дня, чтобы мой сын не попадал с этими хулиганами в милицию». И это признание выглядело как настоящий крик израненной материнской души.

Как бы там ни было, родители в тот вечер уехали, и в гостиной собралось около двадцати человек. Громко играли записи Black Sabbath, праздник набирал обороты и звенел разбитой посудой. В какой-то момент Свинья залез на стул, разделся догола, громогласно объявив, что сейчас начинается «грузинский вечер». Этим заявлением он никого не удивил, поскольку панки спали у него в квартире голыми — такой был у них образ жизни. Но Виктора возмутило поведение одного из музыкантов, который забрел в спальню и улегся на родительскую кровать. Обнаружив этот хардкор, Цой наорал на сонного панка и выгнал его из дома. Не колеблясь, Свин с дикими криками ринулся догонять приятеля, естественно, в обнаженном виде. Страсти накалились, гости хмуро ушли. В пустой квартире остались только Пиня и Цой. В середине ночи, прихватив с собой бутылку вина, они отправились гулять по Московскому проспекту. Рассвет встречали на Новодевичьем кладбище, у могилы девушки с выгравированным на плите ангелом. В этом жутковатом месте друзей внезапно накрыл катарсис. Им стало понятно, что приятели-панки, похоже, остались далеко за спиной, где-то в прошлом.

У этой истории было не очень красивое послесловие. В январе 1983 года Цой с Рыбой играли акустику на квартире у студента Володи Левитина. Нежданно-негаданно на сейшене нарисовался нетрезвый Панов и начал приставать к бывшим друзьям, обвиняя их в «мажорстве» и называя песни «Кино» «сопливой эстрадой». Выслушав набор сомнительных комплиментов, Виктор не растерялся, подошел к Свинье и произнес: «А ты все дерзаешь, да? Ну, давай, дерзай...», насмешливо похлопав Андрея по щеке. В итоге концерт, фрагмент которого опубликован на пластинке «КИНО. Первые записи. Гарин и гиперболоиды», чуть не закончился потасовкой.

«Наша компания распалась по причине того, что Свинья решил стать настоящим панком, — признавался позднее Панкер. — И начал приводить домой реальных гопников.

Он сказал, что мы все — вшивая интеллигенция, и наши родители неправильные. Мол, мы никакие не панки, а космополиты, прозападники, а истинные панки — из рабочих семей. В определенный момент я понял, что окружен натуральными ублюдками, которые могут украсть, сесть в тюрьму, а кто-то из них даже отмотал срок за изнасилование... Я сказал Панову: «Мне это не нравится. Я не вижу смысла с такими людьми общаться». Тогда Андрей мне ответил: «Ну, не нравится и не нравится». И я ушел тусоваться с Майком, а Цой с Рыбой уже давно и твердо стояли на ногах».

К концу 1982 года от некогда мощной тусовки Свиньи не осталось и следа. Но остался след в голове у Цоя, хотя сам он об этом, возможно, и не догадывался. И спустя несколько лет Виктор напишет пронзительные панк-гимны «Мама Анархия» и «Прохожий», посвященные временам безбашенной купчинской юности.