Бобры, плоты и хатки: полевые заметки о жизни животных от лауреата премии «Просветитель»

Все люди разные. Есть люди хозяйственные, трудолюбивые. У них дом всегда со свежим ремонтом, и гараж, и сарай. Крыша не течет, в дровянике дрова сложены. И огород — аккуратные грядочки, ни одного сорняка. А есть люди, у которых, скажем так, другие приоритеты. Вот я, например, валяюсь на диване с ноутбуком, книжку пишу. А огород у меня кабаны перерыли, которых я сама же туда и пустила. Соседи пальцем у виска крутят и угощают кабачками и огурцами, потому что своих в нашем горе-хозяйстве не водится.

Как-то так бывает и у бобров. Хоть их и считают идеалом хозяйственности, но бобр бобру рознь. Это хорошо видно весной, во время половодья. В хозяйстве некоторых семейств есть хатка зимняя и хатка весенняя. И та и другая вовремя ремонтируются, крыша и стены без щелей, все как положено. Таких бобров мы очень уважаем, но не очень любим. Почему? Потому что их трудно пересчитать — в любое время года семья днем сидит в хатке, не разглядишь. Я думаю, из такой семьи и бобр Куцый, больно ладное его бобровое хозяйство, умелые лапы.

Бывают семьи с весенними хатками, но сделанными тяп-ляп.«Весна быстро пройдет, чего стараться, — думают, вероятно, такие бобры. — Щели, дыры — а, ерунда. Не зима, обойдемся так».

Такая позиция хоть и не вызывает особого восхищения, но на руку исследователям. Подходишь к такой хатке, а в ней сверху здоровенная дыра, в которую видно всю семью: толстого бобра, лежащего кверху пузом, бобриху с крохотными бобрятами и бобренка-годовичка. А сверху в дыру эту капает апрельский дождик — на мохнатое пузо главы семейства, на мамашу и ее малышей, на бобренка-годовичка. А глава в это время храпит (честное слово!), мамаша смотрит напряженно черным блестящим глазом.

Бывают бобры, у которых весной и вовсе нет никаких хаток. Вместо них — гнезда. Часто на крыше затопленной зимней хатки. Натаскают веток, сложат в виде гнезда и сидят в них, прижавшись друг к другу. Честно сказать, такие семьи нам нравятся больше всего. Обычно эти гнезда бывают из года в год в одном и том же месте, но иногда приходится и поискать.

К таким гнездам можно тихонечко подойти на веслах и понаблюдать за бобрами. Что они делают? Милуются, чешут друг друга, прижимаются нежно, теплые, посреди голубого холодного разлива.

Вот искали мы как-то раз бобров на Елковой старице. Берегов не видно — только кипы ивняков и вода, вода бескрайняя, голубая, как небо. Везде следы бобровой жизни — погрызенные ветки. Следы есть, а бобров нет. Решили разворачивать моторную лодку и двигаться обратно к руслу. А пока разворачивались, заехали в ивняк и увидели четверых мохнатых бобров Елковых — они засели в иву, и не найти. Прижались друг к другу и смотрят. Они на нас, мы — на них.

То, на чем они сидели, уже не гнездо — это плотик. Когда совсем некуда приткнуться, собирают бобры из веток себе плот и живут на нем.

Зимой в хатке или норе сидеть — как в тюрьме. Выплываешь под лед, пускаешь пузыри. Таскаешь из веточной заготовки прокисшие осклизлые ветки. Выкапываешь из ила корневище кубышки, которое уже оскомину набило. Хочется чего-то новенького, свеженького. Весны хочется.

И вот весна лишает тебя зимнего дома, привычного и затхлого. В нору заплывают рыбы. Сидишь на куче свежих ивовых веток посреди разлива. Это ли не то, о чем всю зиму мечталось? Над головой пролетают новые весенние птицы: гуси, утки, журавли.

И еще какая-то птица странная летает, жужжит. Кружит подозрительно. Стоит ли на нее обращать внимание? Опасна ли она?

Тихий вечер на речном разливе. Бобры занимаются своими делами. А странная жужжащая птица за ними подсматривает. Эта птица — квадрокоптер, который мы запустили с берега, чтобы узнать, что там творится на разливе.

Квадрокоптер летает, передает сигнал на смартфон, и мы смотрим, что он там с неба снимает. Вода, вода, кусты, кусты... Стоп! Что это такое темное? Приближаем. Что-то мохнатое. Да это же бобры!

Четверо бобров сидят в гнезде, трое бурых и один рыжий. Так бывает, что бобры в одной семье разноцветные.

Квадрокоптера они не особенно испугались — в их жизни опасность обычно не приходит сверху. Один бобр сполз в воду, но не для того, чтобы укрыться от назойливой камеры, нет. Он подплыл к ближайшей иве, отгрыз ветку и потащил к гнезду: дома доем. Пристроившись на краю гнезда, стал обгрызать кору.

Толстый растрепанный бобр, сидевший рядом, тоже схватил его ветку.— Отдай! Что, тебе жалко?

Самому плыть за веткой, видимо, лень. Это же в воду спускаться, мокнуть, а потом долго выжимать и расчесывать шерсть.

С веткой покончено, кора съедена — осталась белая гладкая палочка. Бобр поплыл за добавкой, потом второй и третий потянулись в затопленные ивняки. Дольше всего в гнезде оставался толстый растрепанный бобр. Наконец, преодолев лень, он спустился в воду и поплыл по розовой от заката глади разлива.

На день рождения бобра поют зяблики, плещет речная волна. Хорошо, если ивняки уже зазеленели. Хуже, если идет мокрый снег и в разливе отражаются серые тучи. Однажды мы обследовали залитые водой бобровые поселения и увидели трех бобров, покачивающихся на бревне. Двое из них, заметив лодку, плюхнулись в реку, а один, круглый как шар, остался сидеть. Это была бобриха на сносях. Примерно через неделю мы приехали проведать ее, но на бревне никого не было. Зато в кустах были навалены ветки. Должно быть, она переместилась подальше от чужих глаз.

Другую беременную бобриху мы застали у весенней хатки, специально сооруженной на высоком, не залитом водой бугре Верхнее Шейкино. Круглая, толстая, бобриха конопатила хатку илом, укрепляла ветками. Рядом плавал ее супруг. А потом она залезла в хатку и родила там двух хорошеньких бобрят.

Когда мы подъехали к хатке на лодке в следующий раз, то услышали тоненькое похныкивание новорожденных. Им вторило низкое ворчание матери — что-то вроде бобровой колыбельной.

Вода ушла, выход из хатки оказался на суше, открытый для любого хищника. Бобриха принялась переносить своих детей в летнюю нору — в своих острых зубах, аккуратно, по одному.

Бобрята рождаются покрытые мягким мехом, и плоские хвостики у них длиной с палец. Я бы не знала этого, если бы не один случай. Как-то раз мы подъехали к весенней хатке на сухом островке. Хатка была сложена на скорую руку, с щелями, и казалась нежилой. Однако из нее доносилось характерное похныкивание. Из-под прошлогодних дубовых листьев пробивались первые ландыши. Я легла на землю и уставилась в щель хатки. В темноте гнездовой камеры можно было разглядеть бобриху и трех крохотных новорожденных бобрят на подстилке из стружек. Услышав меня (или учуяв), мать зашипела. Бобры шипят, когда недовольны или напуганы.

Бобровое детство безмятежно. Бобренок пушист и легок и держится на воде как поплавок. Он не сможет утонуть, даже если очень захочет. Этот пушистый поплавок болтается на поверхности воды, пока кто-нибудь из родных не схватит его за шкирку и не засунет в нору. В норе и вне ее за бобренком наблюдают мама с папой, старшие братья и сестры. Вся семья растит сеголетков, холит их и лелеет. Устал плавать — залез маме на спину. Захотел есть — захныкал. Все для них, для бобровых детей. Материнское молоко. Мелко нагрызенная свежая стружка в гнездовой камере-спальне. Сочные зеленые водные растения и первая ивовая веточка, которой с бобренком поделился старший брат.

Интересно наблюдать за бобровой семьей летним вечером, сидя на берегу. Вьются комары. Розовеет облако. Над водой поднимается негустой туман. В ивняке захрюкали кабаны, зарычали, захлюпали по грязи и замолкли вдалеке. На поверхности воды появилась усатая бобровая голова, потом вторая, третья. Бобры направились в разные стороны, пуская круги по воде. Кто-то завозился в ивняке. На берег вылез взрослый бобр и с ним двое малышей. Похныкивание, похрюкивание (да-да, бобры тоже умеют похрюкивать). Плеск. Возня.

С нежностью старшие бобры занимаются с бобрятами. И даже если бобренок родился с коротким хвостом — вся семья будет любить своего короткохвостика.