Зимою деревня подчас казалась полностью вымершей. Отцы уезжали в Лондон к началу рабочего дня, а женщины с младенцами и старики не высовывались из домов, в которых — насколько я это видел — проводили время примерно так же, как и моя жена. Стирали одежду, мыли посуду. Гладили, готовили, полировали мебель. Кормили собак, бродили по комнатам, смотрели телевизор, для чего у каждого имелась антенна, хотя их и пытались скрывать среди множества старинных печных труб.
Тишина, паранойя и мрак маленького английского городка: публикуем отрывок романа Кэролайн Блэквуд
Тихая английская деревня превращается в театр тревоги: в доме истерзанных страхами родителей обыденность выглядит пугающе, исчезновение шестилетней девочки ломает привычный уклад жизни. Публикуем отрывок из романа «Участь Мэри-Роуз» Кэролайн Блэквуд, англо-ирландской писательницы, наследницы династии «Гиннесс» и музы Люсьена Фрейда. Книга выходит в издательстве «Подписные издания» и раскрывает, как паранойя, тишина и бытовая рутина создают атмосферу подспудного ужаса.
Лена Холошина / «Правила жизни»
— Я люблю тишину, — говаривала Крессида.Не поспоришь, в зимнем Бекеме было очень тихо.
Иногда молчание нарушал дребезг грузовика, который катил по пустым улицам, развозя молоко, яйца и овощи с соседних ферм. Иногда раздавался гул докторской машины — он спешил к пациенту. Каждые полчаса неизменно слышались гудение и перестук проходящего лондонского поезда. А в остальное время, как правило, ничего, только вой ветра и шорох дождя.
В будние дни, в половине четвертого, Бекем ненадолго оживал, когда из школы выпускали учеников. Мальчики и девочки в бордовых блейзерах и коротких сарафанчиках соответственно хихикали и перекликались, разбегаясь по домам. А потом все в Бекеме вновь стихало — дети постарше садились смотреть телевизор.
Мне никогда не нравилось выпивать в пабах, но, гостя у жены в Бекеме, я всегда по вечерам сбегал из дома и пил в одиночестве в «Красном льве». Невыносимо было сидеть и смотреть телевизор, пока Крессида до поздней ночи хлопочет по хозяйству. Уложив Мэри-Роуз, Крессида тут же принималась кипятить постельное бельё в устрашающих размеров чугунном котле, который напоминал мне котёл ведьмы. Коттедж был крошечный, кухня напрямую примыкала к гостиной, поэтому пар от котла достигал того места, где стояло моё кресло, и мне порою казалось, что меня кипятят заживо вместе с тряпками.
— Схожу я, пожалуй, в паб, куплю сигарет, выясню, что там творится, — говорил я жене.— Счастливо отдохнуть, ненаглядный, — говорила мне вслед Крессида.
Она никогда не давала понять, что ей неприятно оставаться одной, не обижалась на то, что я никогда не приглашаю её присоединиться ко мне. Она явственно показывала, что ей совершенно не хочется идти со мной в «Красного льва». Хотелось ей другого — остаться дома и приглядеть за ребёнком.
Мэри-Роуз исполнилось шесть лет, и с момента её рождения Крессида ни разу не выходила из дома по вечерам. Однажды я предложил ей пригласить няньку на вечер, но в её бледных глазах полыхнул такой ужас, что я понял: моё предложение она сочла не иначе как дьявольским.
— Оставить ребёнка на попечение незнакомого человека! — ахнула она.— Найди хорошую, надёжную девушку. Которой можно доверять... — Возражения мои звучали всё неубедительнее.— Как можно доверять незнакомому человеку? — голос Крессиды сел от избытка чувств. — Как можно понять с первого взгляда, что незнакомый человек надёжен?
В разногласиях с Крессидой я никогда не одерживал верх. Даже не пытался. Предпочитал вежливо пасовать перед её причудливой логикой. Мне случалось провести в её обществе целый день, и у меня часто возникало неуютное чувство, что мы оба находимся в темноте. Я как бы ощущал присутствие жены, но при этом её не видел. Лишь обострённо осознавал её присутствие. Её обескураживающую доброту, лишённую тепла. Она была такой нетребовательной и самоотверженной, но при этом упрямо занималась лишь тем, что её заботило.
Как я уже говорил, даже в разгар дня в коттедже царил полумрак, но, когда дневной свет угасал, Крессида как могла старалась развеять тьму в гостиной. Зажигала все лампы, подбрасывала поленья в камин, пока по комнате не начинали плясать оранжевые и алые отблески пламени. Однако, несмотря на лампы, огонь и цветной телевизор, меня не оставляло ощущение, что мы сидим в темноте.
Иногда я пытался вглядеться в жену, когда она увлечённо занималась чем-то по хозяйству, и ловил себя на том, что щурюсь, как в фотолаборатории, пытаясь разглядеть изображение на негативе. Да, я видел, что она хороша собой, но видел нечётко. Белокурые волосы её казались призрачными. Она была почти что альбиноской, но без этих противно-кроличьих глаз с белёсыми ресницами — проклятия большинства альбиносов.
Крессида никогда не красила волосы, однако они блестели, будто выбеленные солью, — такие бывают у детей на пляже. Она даже не пыталась выставлять напоказ их шелковистую красу. Заправляла их за уши или собирала в пучок, будто какую-то ненужную и докучную вещь. Никогда не пользовалась косметикой. Не стремилась красиво одеваться. Летом ходила в джинсах, невзрачных бурых рубашках и толстых бурых свитерах. Но хотя Крессида была начисто лишена тщеславия и совершенно не заботилась о своей внешности, она считалась миловидной.
В «Красном льве» ко мне порой подходили завсегдатаи и сообщали, что видели мою прелестную жену, когда она гуляла с дочуркой. Я неизменно вздрагивал, ведь у самого у меня было неприятное чувство, что Крессида погружена во тьму. При этом я хорошо, даже слишком хорошо знал, что у неё тонкие, точно высеченные из белого мрамора черты лица. Её бледно-аквамариновые глаза с отрешённым, будто бы погружённым в транс взглядом были просто поразительны. С её лица не сходило напряжённое, печальное выражение, будто её одолевала какая-то тайная печаль, и это придавало ей ещё больше загадочности.
Я с детства терпеть не мог кошек. Знаю, что многие считают их очень красивыми животными, но сам я слеп к их красоте. Если очередной кот приходит потереться о мою ногу или прыгает мне на колени, я не ощущаю ничего, кроме отвращения. Особенно неприятно мне гостить в доме, где живёт кошка, которая шастает туда-сюда по ночам, когда погасит свет. Кошки двигаются с невероятной ловкостью, мягко-мягко перемещаясь на подушечках упругих лап. И хотя присутствие их выдаёт лишь чуть слышный скрип или шорох, их беспокойное ночное бодрствование сильно действует мне на нервы.
То же ощущение внутреннего смятения вызывало у меня и присутствие собственной жены — причём при свете дня. Крессида постоянно перемещалась. Делала то, делала сё. Из кладовки переходила в кухню, из кухни — в гостевую комнату, потом обратно в их с Мэри-Роуз общую спальню. Двигалась она бесшумно и грациозно. Эта её непрерывная маята имела пусть невеликую, но цель. Вот только о чём она при этом думала?