Девять правил жизни Французской Гвианы

Каторга в Гвиане появилась еще в XVIII веке. Поначалу, в период Великой французской революции, метрополия отправляла сюда неугодных священников. Затем, в 1870 году, участников Парижской коммуны. Пожалуй, самый известный из ссыльнокаторжных Гвианы — Альфред Дрейфус. Он, французский офицер еврейского происхождения, неоправданно обвиненный в шпионаже в пользу Германии, целых пять лет находился под неусыпным наблюдением конвоя из двадцати человек на отдаленном острове Дьявола в Атлантическом океане. Этот остров, наряду с двумя другими — Королевским и Святого Иосифа — составляет гряду Островов Спасения, название которых служит злой насмешкой над теми, кто оказывался на этой земле.

Если капитану Дрейфусу, начиная с Эмиля Золя и заканчивая Романом Полански, посвящено немало книг и фильмов, то некоторые заключенные, не надеясь на то, что когда-нибудь их кто-то увековечит, брались за дело сами. Вероятно, так размышлял и каторжанин под номером 51367 Анри Шарьер. Остаться в истории писателем куда более приятно, нежели безликим заключенным, лишенным в условиях ссылки даже имени, вместо которого присваивался номер. Его дело хранится в Национальных архивах заморских территорий во французском Экс-ан-Провансе. В увесистом досье — сухие факты. Более красочно их изложит сам Шарьер в автобиографической книге «Бабочка». Мемуары, как несложно догадаться, посвящены побегу. Позднее эта история таки легла в основу фильма — со Стивом Маккуином и Дастином Хоффманом в главных ролях.

Заключенные были людьми творческими. Эжен Дьедонне, сосланный в Гвиану за участие в банде Бонно, грабившей банки, был освобожден благодаря французскому журналисту Альберу Лондру, после чего занялся театром и играл в спектаклях самого себя. Но самое распространенное на каторге искусство — живопись. По дороге от Кайенны, столицы и административного центра Гвианы, до второго по численности города Сан-Лоран-дю-Марони, где находилась главная пересыльная тюрьма, есть местечко Иракубо. На первый взгляд, оно ничем не примечательно, если бы не церковь Святого Иосифа. Ну церковь, сказали бы мы, войдя внутрь. Росписи напоминают наивное искусство. Все так. Вот только дело в том, что все росписи на ее стенах принадлежат кисти заключенного. Который, окончив работы, сбежал.

А в Кайенне есть музей рисунков Франсиса Лагранжа, фальшивомонетчика и по совместительству карикатуриста, изображавшего каторжан и надсмотрщиков. Работы продавались тюремным врачам и надзирателям, а вырученные деньги шли на табак или попытку побега.

Рисунки встречаются и на стенах самих карцеров. Для этого придется включить фонарик и вплотную подойти к холодным розовым стенам тюремных ячеек музея под открытым небом «Лагерь транспортированных» города Сан-Лоран-дю-Марони. Там же, на улице, стоит гильотина: мементо мори.

Закрыли каторгу в 1946 году. Свою роль в этом сыграли репортажи журналиста Альбера Лондра и политическая воля Гастона Моннервиля, произносившего речи в Национальном собрании. Последние каторжане вернулись в метрополию в 1953 году. Возвращение оплачивалось Армией спасения. Ее вдохновитель Шарль Пеан открыл столовую для каторжан, репатриировал их и уже во Франции подыскивал им работу.

Сегодня история каторги собрана на портале «Криминокорпус». Один из его авторов — историк Филипп Коллан, внук тюремного врача Гвианы и Новой Каледонии. Путь Коллана к теме начался с того, что на чердаке родительского дома он обнаружил архивы деда — тысячу фотографий и дневники. Позже он признался: «В Гвиане тема каторги табуирована. Не спрашивайте у гвианцев, были ли их предки на каторге: это стыдно и неприемлемо».

Всего в Гвиане четыре кинотеатра: в Кайенне, Сан-Лоран-дю-Марони, Куру и Матури. В столице Кайенне — один. Он расположен в центре города, на площади Пальмистов. Кати, француженка лет сорока, с которой мы познакомились в местном кафе, как раз направлялась туда. Кати приехала в Гвиану из метрополии, на шесть месяцев, по рабочему контракту — служит в центре беженцев. Центр расположен в двух часах езды от Кайенны с ее кинотеатром. Но для Кати, привыкшей к изобилию культуры Франции, жизненно важна эта составляющая, поэтому преодолеть пыльную дорогу на велосипеде для нее не проблема.

Кати торопится: не опоздать бы на сеанс, остались бы билеты. Показывают артхаус. Я в кино не иду и остаюсь ждать Кати неподалеку. Выйдя из кинотеатра, она делится: зря спешила. Во всем зале сидела одна. Гвианцы в это время пережидали жару дома или прятались в тени. Ни к чему им артхаус.

«Не читайте гвианских газет», — мог бы сказать профессор Преображенский, если бы оказался на кайенской площади Пальмистов. Гвиана выпускает единственную газету — «Франция-Гвиана». Она выходила с 1973 года и почти полвека держала в курсе местных новостей, пока в 2020-м не обанкротилась. Тогда же на высоком желтом доме у площади появилась красная табличка: «Сдается». Вот только не номер в печать, а само здание. Нет здесь средств на прессу.

Газет можно и не читать, но поэтическое и философское течение Негритюд знать житель Гвианы обязан. Про него мне рассказал, наставляя перед поездкой, тележурналист Алан Валентини. Он же посоветовал посетить книжный магазин La Cas'a Bulles — «Книги Амазонии». Им владеет знакомый Алана Фредерик Дюма. Алан дал контакт Фредерика, его тетушки Мирей и дядюшки Жоэля. Но незадача: в мой приезд Фредерик пересекал Атлантический океан. Словом, мы разминулись.

По совету Алана я побывала в книжном. Он расположен в двухэтажном доме, похожем на хижину. Купила томик Леона-Гонтрана Дамаса под названием Black label. В этом сборнике, как и в других произведениях Негритюда, осмысляется идентичность негроидной расы. Его представителями, помимо гвианца Дамаса, были мартиникийцы Эме Сезар и Эдуар Глиссан, а также сенегалец Леопольд Сенгор. Они все были франкофоны, а Сенгора даже избрали во Французскую академию. Так что он стал по традиции одним из бессмертных (в Академии — 40 членов. Избрание пожизненно, а сами академики получают название «бессмертные» (les immortels). Именно таким был изначальный девиз, появившийся при кардинале Ришелье: «Для бессмертия». — Прим. ред.).

Исторически Гвиана — земля, на которой сосуществуют различные народы. Настоящий melting pot. Тут и креолы, и французы из метрополии, и бразильцы, и суринамцы, и мароны — потомки бушининге — то есть тех людей, которые не захотели становиться рабами после того, как Наполеон Бонапарт вернул рабство, и ушли в амазонский лес, где создали общественные институты и инфраструктуру. Труд рабов и каторжан — дискуссионный вопрос в Гвиане. Так его комментирует историк каторги Филипп Коллан: «Каторга появилась вскоре после отмены рабства. Она обеспечила рабочую силу для фирм. Рабом в большинстве случаев являлся темнокожий человек. А в данном случае пенитенциарная система создаст категорию белых людей, к которым будут обращаться, как к темнокожим. Это невероятный парадокс для многокультурного общества, где цвет кожи определяет судьбу. Практически единичный случай за всю историю человечества».

А близость Бразилии повлияла на возникновение в Гвиане своего собственного карнавала. В Кайенне, рядом с уже упомянутой площадью Пальмистов, возле бывшего госпиталя для каторжных даже есть небольшой музей, посвященный ему.

Каких языков здесь только нет: и хиндустани, и лаосский хмонг, не говоря уже об испанском и голландском. Общим счетом порядка двадцати пяти. В Гвиане более тридцати процентов населения составляют мигранты. Сюда приезжают, спасаясь от землетрясений Гаити, наводнений Мартиники и гражданских войн Колумбии.

Флоранс Клод, учитель начальных классов из метрополии, решила поселиться в Гвиане и открыла в школе города Сан-Лоран-дю-Марони театральный кружок для детей беженцев. На одну из постановок я попала. В ней каждый ребенок выходил на сцену и рассказывал о своих странствиях. Вспоминались слова Эдуара Глиссана: «Всяк человек — мигрант». И еще: «Человек — это пересеченные им границы». После спектакля, окончившегося после заката солнца, учителя развозили детей: в Сан-Лоран-дю-Марони часто случаются происшествия. Здесь повышенный уровень преступности.

Куру — город, который нельзя пропустить в Гвиане. Он любопытен по двум причинам: только из Куру можно добраться до зловещих Островов Спасения, а еще отсюда запускают ракеты.

Все — указатели, названия улиц, вывески магазинов — напоминает о космосе. Арендованный мной, скажем так, номер (терраса с гамаком и дымящимся фумигатором без дверей) находился рядом с казармами Третьего пехотного полка Иностранного легиона, который охраняет космодром. Его здесь открыли в 1964 году, согласно желанию де Голля. Сегодня это единственный космодром ЕС.

С океаном здесь дружат все. Даже моряк Тони, владелец террасы, на которой я ночевала в Куру. Его родители, индейцы по происхождению, были глухими — в детстве оба едва не утонули. Сам Тони долго боялся воды, но именно назло страху стал моряком, открыл собственное дело — «Лодку Тони» — и теперь возит туристов к Островам Спасения. В тот день лодка оказалась неисправной, и Тони передал меня коллеге — Гетану из «Гвианских парусников». Передавая, напутствовал: «Не забудь взять побольше книжек о каторге. Студентка из Петербурга пишет о ней магистерскую».

До причала довез сам Тони, а дальше путь продолжился с Гетаном. Сегодня туристам доступны лишь два острова: Дьявол остается закрытым. И словно в точном соответствии с законами драматургии, шторм разыгрался именно у его берегов. Гетан достал из сумки пару килограммов книг об истории каторги — подарок от Тони. Их приходилось листать, стараясь не смотреть на срывающиеся с полок вещи и подавляя морскую болезнь.

Тем временем шторм стихает, и мы высаживаемся на первом из островов. Здесь есть музей. Его создала Орелия Шнейдер, глава ассоциации «Агамис». Свою докторскую диссертацию она посвятила кладбищам каторжан: на острове Святого Иосифа хоронили сотрудников каторги — охранников и врачей, а на Королевском острове покоятся дети тюремного персонала, жившего здесь вместе с семьями. А вообще, как говорит Гетан на обратной дороге с Островов спасения, многих сбрасывали акулам.

От этих слов становится не по себе. В этот момент остро ощущаешь, что невыносимо хочешь покинуть остров. Здесь действительно есть гостиница «Амазония», но останавливаться на ночлег в окружении беспокойных душ, кажется, невозможно.

У гвианцев, насколько могу судить, потребность в кинотеатрах и СМИ меньше, чем в живой жизни. Они выходят на улицу и сидят там, толкуя о своем. Здесь каждый может встретиться с кем угодно. Например, пообщаться с заместителем мэра. Я тоже решила не упускать эту возможность, взяла его электронный адрес у французской журналистки Вероники Амель.

Вероника Амель работала в информагентстве «Ажанс Франс Пресс» и на телеканалах «Франс-2» и «Франс-3» и перевела книги французского писателя Джозефа Кесселя на английский. Вероника входит в Ассоциацию журналистов культурного наследия, которая несколько лет назад посетила Гвиану. Она помогала спланировать поездку и предупредила о необходимости сделать прививку от желтой лихорадки, свирепствовавшей в этих местах. Быстро и дорого обошлась прививка: красный кружок на плече, девяносто евро (девять тысяч рублей). Она дала мне дождевик и солнцезащитный крем и научила разжигать фумигатор.

Навыки и контакты Вероники очень пригодились в Гвиане. Заместитель мэра Марчиано встретил меня недалеко от амазонских лесов и водонапорной башни Сан-Лоран-дю-Марони. Усадил в кабинет у пристани, ответил на вопросы и разрешил себя сфотографировать.

У гвианцев, как у австралийцев, все наоборот. Так что можете забыть все предыдущие пункты и смело отправляться в Гвиану. Для этого потребуется сделать прививку от желтой лихорадки, которую вам внесут в желто-зеленый международный санитарный паспорт перед тем, как посадить на самолет компании «Эр Караиб».

И вот вы уже вдыхаете густой воздух, который, как пишут в книжках, и правильно пишут, можно есть ложками, слышите цикад и местную музыку, забываете об артхаусе и газетах, не говорите о каторге и прошлом, а живете настоящим, поскольку синдром отложенной жизни, о котором толкуют психоаналитики, гвианцам не знаком.