Не воруют, не стремятся победить любой ценой, не используют затычки для ванны: историк и исследователь Японии Александр Мещеряков — о японцах

Поселившись в небольшой гостинице уже в Токио, я обнаружил, что там нет сейфа. У меня же вдруг оказалось много наличности, а если ты прибыл в Японию ненадолго, счет в банке не завести. Так что я, опасаясь по привычке воров, спросил у хозяйки совета. Хозяйку звали Окада-сан. Она посмотрела на меня с нескрываемой жалостью: мол, как ты, глупый иностранец, не понимаешь, что у нас в Японии воров не водится... Тем не менее Окада, будучи женщиной услужливой, напрягла все свои умственные силы и выпалила: «Придумала! У меня идея! У вас же есть чемодан? Положите деньги на дно чемодана, а чемодан засуньте в платяной шкаф — ни один вор ни за что не найдет!» Достойный ответ честного человека, который ни разу в жизни не встречался с жуликом.

12 марта 2011 года в Японии случилось ужасное землетрясение, которое сопровождалось сокрушительным цунами в Фукусиме. Мне позвонили с одного телеканала и попросили приехать в студию, чтобы прокомментировать событие. Ведущая первым делом сказала, что в Фукусиме царит паника и началось мародерство. Я перебил ее и сказал, что ни в какое мародерство не верю. В этот момент она мне тоже не поверила. Но в самом скором времени весь мир убедился, что в Японии несчастье есть, а мародерства нет. Я радовался тому, что японцы не разрушили моей веры в их порядочность.

Тем мартом мне пришлось давать множество интервью. Каждый журналист с недоумением спрашивал: «Почему так: всюду в мире мародерничают, а в Японии — нет?» В вопросе звучало неприкрытое возмущение, которое показывает всю глубину нашего падения. Это потому, отвечал я, что, хотя нынешние японцы почти никогда не носят кимоно, все равно они японцы, а не американцы и не русские. Они не возьмут чужого, даже если рядом нет ни одного полицейского. Потому что им стыдно. В иных странах не берут чужого, потому что боятся угодить в тюрьму, а вот в Японии люди боятся потерять самоуважение.

Как и во всем остальном мире, в Японии временами случаются коррупционные скандалы. Но речь не о чиновниках, а о простых людях, которых намного больше, чем чиновников. Разумеется, если хорошенько поскрести Японию, то и там можно обнаружить людей бесчестных. Но жулик жулику рознь.

Вот я еду в электричке из аэропорта Нарита в Токио и перелистываю свежие газеты. И на первой же странице каждой из них обнаруживаю: страну сотрясает жуткий скандал — археолог Фудзимура Синъити оказался человеком нечестным, а его эпохальные палеолитические находки — обыкновенная подделка. Оказывается, он тихонечко брал из запасников музеев каменные орудия древнего человека вполне недавнего времени (возрастом всего-навсего в 10‒20 тысяч лет), подкладывал их в раскоп в максимально удаленные от нашего времени слои, а потом счастливо обнаруживал их. Публика ликовала, ибо, вопреки всем ожиданиям, древний человек заселил Японский архипелаг аж 600 тысяч лет назад. То есть прапра... предки японцев чуть ли не самые древние на нашей земле. Серьезные ученые испытывали сильные сомнения по поводу непрекращающихся сенсаций, но, не в силах противостоять общему палеолитическому угару, помалкивали годами. Результаты «открытий» Фудзимуры вошли в школьные учебники. И вот на тебе — такой конфуз.

В окне электрички мелькала нынешняя серобетонная Япония, а я думал: как же нужно любить свою страну с ее историей, чтобы пустяковое мошенничество могло произвести такой фурор! Чай, не серийный убийца обнаружился и не здание парламента взорвали. Но оказалось, что японцам есть дело до какого-то там палеолита. Археологические подлоги, как это хорошо известно профессионалам, довольно регулярно случаются во всех странах, но абсолютно невозможно себе представить, чтобы доисторические кремешки обсуждались с таким жаром и превращались в общенациональную драму.

Погруженный вот в такие думы, я вышел на своей остановке. Было прохладно, а потому я тут же решил надеть куртку. Но — увы! — она умчалась вместе с той же самой электричкой, в которой я узнал про скандальную новость...

Курткой я дорожил: ее подарила мне старшая дочка на свою первую зарплату. Я подошел к железнодорожному служителю, который обосновался в своей будке на выходе из станции, обрисовал ситуацию. Он мгновенно выдал мне бланк, в котором я указал цвет куртки (зеленый) и содержимое карманов: перчатки (коричневые), шерстяная шапочка (черная), носовой платок (не очень белый). Потом служитель спросил, в каком вагоне и на каком месте я ехал. Я не помнил точно, отвечал приблизительно. Служитель посмотрел в расписание и выяснил, на каком перегоне должна находиться в данный момент электричка. Затем позвонил на станцию, куда через пару минут прибывал поезд. С участием посмотрев на мое огорченное лицо, сказал: «Нужно подождать минут пять». Через пять минут снова снял трубку. Повесив ее, произнес: «Ваша куртка находится на станции Синагава. Сами туда сейчас поедете или на дом прислать? Учтите: услуга по доставке платная». «Сейчас поеду!» — ответил я обрадованно. «Вообще-то, за проезд туда следует доплатить, но, учитывая чрезвычайные обстоятельства, я разрешаю вам проехать бесплатно».

Через полчаса я снова подошел к нему. Теперь уже в своей зелененькой курточке. «Большое спасибо!» — сказал я с чувством. «А вы чем, между прочим, занимаетесь? Бизнесом?» — вполне неожиданно для сдержанного японца спросил он. «Нет, я занимаюсь изучением Японии», — гордо ответил я. От удивления он даже привстал со стула. «Что-что? Изучением Японии? Зачем? Ничего хорошего у нас нет!» — сказал он вполне искренне. «Слышали, наверное, про этого Фудзимуру? Совсем люди совесть потеряли!»

Может, кто-то из японцев и правда потерял совесть, но остается фактом, что по многомиллионному Токио можно бродить ночью без всякой опаски. Любители экзотики полагают, что Япония за последние десятилетия утеряла самобытность и чересчур американизировалась — небоскребы, джинсы и кока-кола. При этом любители экзотики забывают, что уровень убийств в Японии ниже американского в 27 (!) раз! Своей аспирантке, отправлявшейся в Японию на стажировку, я посоветовал вести дневник, чтобы лучше все запомнить. Она пообещала, но обещания не сдержала: «А о чем писать? Там же ничего не происходит! Если скоростной поезд "Синкансэн" опоздал на три минуты, об этом в теленовостях сообщают».

В древнеяпонской летописи есть такая запись. Император повелел двум гвардейцам меряться ростом. Один был очень высокий, другой — очень низкий и доставал первому только до подмышек. Смешно! Всё, других записей за этот день нет. Это и есть благополучное общество.

Основа преступности — неравенство и бедность. В Японии национальное богатство распределено более-менее равномерно. Японцы давно поняли, что роскошь немногих богатеев вызывает зависть и ведет к социальным взрывам. Жил-был такой мыслитель по имени Нисикава Дзёкэн. Еще в начале XVIII века он утверждал: «Досточтимость страны не определяется пышностью. Там, где нет голодных и холодных, там, где нет попрошаек, — вот это и есть страна высшего порядка. В стране пышной много сокровищ, но мало еды. В стране скромной мало сокровищ и денег, но еды достаточно. Еда — главное для народа, народ — главное для страны. Когда основа прочна, страна пребывает в спокойствии». Нисикава ничего нового не открыл, он лишь повторил то, что было известно всем. В императорский дворец в Киото даже неловко и заходить: ни тебе золота, ни драгоценных каменьев. Голые стены, деревянный некрашеный пол. Японские туристы, добравшиеся до Зимнего дворца в Петербурге, понимающе подмигивают: теперь-то нам понятно, отчего у вас случилась революция! То же самое они говорят и после посещения Версаля.

Японское устройство жизни гасит конфликты еще до их возникновения. Однажды я записался в футбольный клуб в одном киотском микрорайоне, в котором тогда жил. Члены клуба гоняли мячик по воскресеньям. Это были местные обыватели — как взрослые, так и подростки. Чтобы меня приняли, пришлось купить специальную страховку — не дай бог коленку расшибешь. В моем детстве мы носились по арбатским дворам без всякого тренера, но в Японии все происходит серьезно — в клубе имелся и тренер, бывший профессиональный спортсмен. Теперь он трудился в какой-то фирме, а по выходным волонтерствовал на футбольном поле.

И вот настало желанное воскресенье. Играли мы на школьном стадионе. Я был полон энтузиазма — в первый раз мне предстояло поучаствовать в международном матче. Так что после учебных упражнений, когда настало время двусторонней игры, я встал в нападение, бегал как угорелый и в первом тайме забил два гола. Меня аж распирало от гордости — ведь я помог своей команде! Правда, ее члены не выражали никакого восторга и не хлопали меня по плечу: вот, мол, молодец какой!

В перерыве ко мне подошел тренер и сказал: «Наверное, вы давно не играли в футбол, я вижу, как вы стараетесь». Он был прав: я и правда давно не выходил на поле. Но я понял также и подтекст его реплики: не нужно так выделяться. Пришлось провести второй тайм в защите. Играли не профессионалы, а любители, так что голов забивалось много, и я сбился со счета. После того как прозвучал финальный свисток, я спросил одного из своих новых товарищей, с каким счетом закончилась игра. Он только пожал плечами: «Не знаю». Я подумал, что он тоже запутался в счете, и громко спросил: «Мы выиграли или проиграли?» Игроки посмотрели на меня с удивлением: «Мы не знаем».Ситуация была для меня необычной: устраивая спортивные сражения в Москве, мы всегда стремились к победе и твердо знали, кто победил. В конце концов, это же футбол, а не художественная гимнастика! В футбол играют, чтобы выиграть! Со своими недоумениями я обратился к тренеру. Он был удивлен моей непонятливостью. «Если играть на счет, проигравшим станет обидно. Мы же все здесь соседи, зачем нам это? Мы играем для удовольствия и здоровья, зачем нам отрицательные эмоции?» Прощаясь, я поклонился ему, а он поклонился мне.

Итак: японцы стараются устроить свою жизнь так, чтобы конфликты внутри коллектива были сведены к минимуму. Отсюда происходит их система пожизненного найма. Фирма негласно обещает, что уволит работника только в случае банкротства, а работник так же негласно обещает, что не перебежит в другую фирму, где зарплата повыше. Исключения, конечно, бывают, но они редки и только подтверждают общее правило. Оно предполагает систему выслуги лет — повышение зарплаты и служебного положения в соответствии с возрастом. Иными словами, человек твердо знает, что его доход в будущем будет увеличиваться, а статус — повышаться. Нужно только проявлять лояльность по отношению к фирме. И к чему тогда интриги и подсиживания?

Предсказуемость — вот к чему стремятся японцы. Поэтому они живут в соответствии с инструкциями. Доходит, с нашей точки зрения, и до смешного. В каждом общественном туалете висит инструкция, как им пользоваться. Неужели кто-то забыл? Инструкция по пользованию любым бытовым прибором — целая книга. Русский человек обходится без нее и действует методом проб и ошибок. Мы же не идиоты! Зато у японца все эти приборы работают как надо, поскольку с ними обращаются по твердым правилам. Но любая ситуация, на которую нет инструкции, приводит японца в ступор.

Вспоминаю, как в тогдашнем советском городе Ташкенте мне пришлось переводить один околонаучный симпозиум — туда заехали важные японские политологи. Жили на загородной «даче» местного ЦК компартии, которая представляла собой небольшую гостиницу с очень усиленным питанием-выпиванием. По этой части никаких нареканий ни у кого не было.

Приехали, поселились, отужинали. Тут прибегает ко мне в полном ужасе один из моих подопечных: «В ваннах нет затычек!» Нужно сказать, что отмокание в горячей ванне перед сном — дело для японца и правда важное. Принятие вульгарного душа лишено для него всякого экзистенционального наполнения. А в ванне можно поразмыслить над жизнью, можно и книжечку почитать. Специально для этого придуманы книжки из какой-то синтетики, которая не впитывает воду и не размокает от пара.

Что делать? Бегу к комендантше. Она беззаботно объясняет: «Были когда-то эти затычки, да все куда-то подевались...»

Захожу в задумчивости в свой совмещенный санузел. Раздеваюсь, примериваюсь к сидячей ванне. И тут же выясняю, что сливная дырка в ней очень естественно затыкается моей пяткой. Как будто они созданы друг для друга. После того как я продемонстрировал свое открытие японским участникам симпозиума, они меня чуть не за героя посчитали. «Такой молодой, а из такой кризисной ситуации выход нашел!»

А на самом-то деле любой российский человек сообразил бы то же самое даже и без всякого примеривания. Никаких кулуарных жалоб на отсутствие затычек среди советских участников симпозиума я что-то не слышал — наверняка как я делали.

Тогда я посмеялся в душе над «непрактичностью» японцев, но впоследствии вошел в ум. Сейчас я считаю, что культура — это не только набор «высоких» истин, но и каталог привычек и даже предрассудков. Можно обмениваться рукопожатиями, а можно поклонами. Можно писать слева направо и горизонтально, а можно справа налево вертикальными строчками. Можно есть вилкой с ножом, а можно палочками. Можно цедить горячее саке, а можно залихватски опрокидывать рюмку ледяной водки. Японские студенты точно так же, как и наши, в свое время имели обыкновение затыкать книги за пояс, но они затыкали их не спереди, а за спиной. Бытовые задачки имеют множество верных и разных решений.

Я вовсе не хочу сказать, что Япония — страна райская. Страны без забот не бывает. Пожалуй, больше всего на слуху проблема низкой рождаемости и постарения населения, когда все меньшее количество молодых должны кормить все большее количество стариков. Иностранцу трудно встроиться в зарегулированное японское общество. Сами японцы жалуются на дороговизну, бюрократию, экологию и так далее, но будем помнить, что эмиграция из Японии ничтожна и японцы живут дольше всех в мире.

Наблюдать за чужими предрассудками и обыкновениями, соотносить их со своими — занятие увлекательное, душеспасительное, напитывающее. Оно дает представление об относительности наших собственных правил жизни. Оно дает возможность посмотреть на себя с другого берега, улыбнуться собственной ограниченности и остаться прежним — потому, что так привычнее. Без предрассудков не бывает человека, без них он неодухотворенное ничто, без них ему делается не по себе. До тех пор, пока предрассудки не связаны с агрессивным отрицанием уклада других народов, пока ты не считаешь, что твои правила жизни лучше, чем «у людей», они красят и разнообразят мир. Меня радует, что русские и японцы — разные. Разнообразие делает жизнь богаче. Глобализация должна иметь свои пределы. Доведенная до своего логического и абсурдного конца, она сделает мир одинаковым. Такая жизнь кажется мне пресной и скучной.