«Голиаф» Адильхана Ержанова — не во всем удачная, но благородная попытка разговора о тирании и бунте

В ноябре 2021 года на фестивале «Темные ночи» в Таллине показали его картину «Коллективный иммунитет» — по-румынски ироничную социальную драму про плохого полицейского из казахстанского села Каратас, к которому явились столичные ревизоры. Поводом для проверки коррупционера становится эпидемия коронавируса, то есть событие масштаба библейского потопа, несущее не только смерть, но и надежду на очищение мира.

А уже в январе 2022 года Ержанов отправился в Роттердам с боевиком «Штурм». Это динамичный (и порой комичный) триллер о вооруженном захвате школы и ее отчаянном освобождении добровольцами. В этом фильме соблюдаются и законы лихого жанра, и фестивальные обеты режиссера — говорить о сегодняшнем дне, и говорить хлестко и честно.

В июле на фестивале «Пилот» в Иваново одного из призов удостоился первый эпизод «Замерзших» (премьера состоится на стриминге ivi) — теперь уже сериала Ержанова. Ненадолго оставив свою собственную казахстанскую киновселенную (село Каратас для режиссера — все равно что Йокнапатофа для Фолкнера, то есть пространство действия сразу многих картин), постановщик перебрался в Россию — и снял почти скандинавский нуар о ледяном городе, северном характере, нераскрытых убийцах и вечной мерзлоте, которая определяет нашу судьбу. Сериал получился нерасторопным, энергосберегающим, мрачным и жестоким. Самое сильное впечатление от первого эпизода (где, вообще-то, есть и замерзшие обнаженные тела, и зловещие ритуальные маски, и неземная Лена Тронина) — плачущий кондиционер на стене в полицейском участке.

Но уже в августе короткометражный фильм Ержанова «Возвращение Зои» открыл фестиваль «Короче» в Калининграде — и напомнил, что казахстанский режиссер обладает парадоксальным чувством юмора. Из холодного пространства, скованного смертью, он отправляется на границу российской Сибири и Казахстана — в желтую степь, прогретую жаждой жизни. Герои короткометражки — русская троица (мать-сутенерша, богатырь-аутист и их бойкая девочка, которую пытаются забрать органы опеки), решающая перейти государственную границу ради лучшей жизни в Казахстане. Спустя месяц после премьеры этот сюжет кажется трагическим, но в августе он был комичным и удивлял нежными шутками, горьким абсурдом, афористичными диалогами и любовным настроением персонажей. Приключения героев напоминали и Кустурицу, и Параджанова, и удивительный фильм «Оторви и выбрось», который в этом году был (да всплыл) в шорт-листе оскаровского комитета России.

А завершился фестивальный марафон Ержанова в сентябре в Венеции и на «Розе Хутор». На международном смотре «Голиаф» выиграл приз итальянских критиков сразу для двух актеров: Берика Айтжанова и Данияра Алшинова. А на фестивале российских онлайн-платформ «Новый сезон» фильм показали на открытии. И хотя треть зрителей предпочла просмотру социальной драмы вечеринку с Леонидом Агутиным, «Голиаф» продемонстрировал статус стриминга Start, которому в этом году выпала роль «председателя» фестиваля. Во-первых, всем напомнили, что спродюсированный этой российской платформой фильм только что побывал на крупнейшем европейском фестивале — и это в 2022 году. Во-вторых, это не просто кино, а смелый жест. Само библейское название делает «Голиафа» наследником «Левиафана» — радикального и актуального высказывания о противостоянии человека и власти. События вновь происходят в Каратасе, но никому и в голову не придет подумать, что это фильм только про Казахстан.

В этот раз многострадальное село подчиняется и поклоняется разбойнику Пошаеву (потрясающий актер Данияр Алшинов) — тирану, который обеспечивает жителей работой и защищает от наркотрафика. При этом и с конкурирующими бандами, и с редкими бунтарями среди местных Пошаев расправляется оперативно и беспощадно. В первой же сцене его налетчики, пестро разодетые, словно дикари из «Безумного Макса», нападают на полицейский участок посреди степи и казнят красивую женщину в дорогом (но не белом) пальто и интеллигентных очках. Она пыталась рассказать о бандитах федеральным властям, наивно думая, что тем не все равно. У убитой остается маленькая дочь и бывший муж Арзу (Берик Айтжанов) — хромой и контуженый калека. Арзу кажется всем безобидным юродивым, поэтому Пошаев сохраняет ему жизнь. А весь Каратас начинает гадать, решится вдовец на месть или нет, — и подстрекать к ней.

Большая проблема «Голиафа» в том, что это история с предопределенным финалом: когда главного героя заведомо сравнивают с принцем Гамлетом или с бесстрашным царем Давидом, развязка становится очевидной для всех, кто ходил в школу. Словно извиняясь за это, сюжет пытается обманывать ожидания зрителя, блефовать и интриговать: например, две трети фильма Арзу только и делает, что уклоняется от мести. Но этих усилий недостаточно для создания саспенса и динамики. «Голиаф» — история мучительного вызревания бунта. Несмотря на сравнения с вестернами, метод Ержанова — созерцание, а не действие. Арзу не становится Гамлетом, потому что не чувствует себя законным наследником Каратаса. Арзу не становится Давидом, потому что Давид, выходя на бой с Голиафом, уповал на Бога, а в Каратасе нет ни Бога, ни мобильной связи. Казах Арзу — скорее корейский Олдбой, чем датский Гамлет или библейский Давид: его месть не изменит ровным счетом ничего.

Как и Звягинцев в «Левиафане» и Хлебников в «Долгой счастливой жизни» (печальном фильме о борьбе предпринимателя и бандитов за русскую землю), Ержанов в «Голиафе» лишает зрителя всякой надежды — и терзает бездействием героев. Это кино про образы, а не про поступки, и его образы угнетают. Над Арзу измываются на глазах у его дочери. Те, кто совершает преступления, сами же их расследуют, доводя свою бюрократию до абсурда: «Эй, бейджик отдай, я теперь начальник охраны». Во время очередной будничной казни срабатывает автомобильная сигнализация, и бандит отвлекается, чтобы ее отключить, оставляя убийство за кадром. Сама расправа — словно бы вырезка из начала «Хорошего, плохого, злого»: снова пустыня, снова колодец, снова беспомощная жена. Оттуда же сцена с железной дорогой как барьером на дуэли и поездом как секундантом. Страшное у Ержанова, как обычно, идет в комплекте с комичным: к примеру, в деревянное кафе, где давно нет стен, бандиты все равно интеллигентно заходят через дверь.

Некоторые образы до обидного избыточны. Очередной труп лежит рядом с тоненьким деревцем, гибкость которого противопоставляется доспехам Голиафа. Бандит носит бронежилет на голое тело, а его лицо искажено печальной болью, словно он мучающийся от мигрени Пилат. Актер Данияр Алшинов изображает тирана так, как это делал в недавней «Трагедии Макбета» Дензел Вашингтон: абсолютная власть для него — хроническая болезнь: подцепил — умирай. У бандита все чаще заклинивает автомат Калашникова, но у него даже нет сил злиться на фатум: «О, стреляет. А тогда не стрелял. Ну вот, теперь опять не стреляет».

Забавно, что год назад на «Кинотавре» (предшественнике «Нового сезона») все тот же Start и все тот же продюсер Георгий Шабанов представили фильм «Подельники» — историю ровно о том же, но происходящую не в раскаленном Казахстане, а в зимней России. Успешный биатлонист (Юра Борисов) возвращался в родное село, чтобы побороться за ребенка (будущее) с криминальным авторитетом (Павел Деревянко). Но бородатый хозяин пермской земли был не совсем человеком, иногда зверел и превращался (без спецэффектов) в медведя — загадочное существо, у которого есть и языческий, и христианский паспорт. Одна из местных интерпретаций образа медведя, о которой не мог не знать режиссер-документалист Евгений Григорьев, заключается в том, что этот зверь — аж сын неба, самый настоящий Иисус с меховым подкладом. Поэтому гибель героя Деревянко выглядела жертвоприношением во имя тех, кем он правил. «Голиаф» в эту заколдованную русскую историю, кажется, не верит — и дважды показывает цитаты Макиавелли на полэкрана. Политтехнолог Макиавелли был человеком из плоти и крови, и отсылки фильма к его «Государю» — напоминание о том, что ситуация, в которой оказался несчастный Каратас, искусственна и рукотворна. Кстати, рукопожатий Пошаев совершает больше, чем выстрелов. А его оппоненты руки друг другу не жмут — и все надеются, что главную работу за них сделает Арзу.

Но Арзу контуженый, хромой, глухой и почти немой — отсюда и мучительная затянутость этого печального фильма, не выдержавшего конкуренцию с песнями о сиреневой луне.