Город-конвейер, небоскреб со статуей Ленина и парящие дома: самые безумные и эпичные проекты советских архитекторов
Автоматизированный город-конвейер
«При правильной организации дела можно добиться, чтобы посланное из зоны пригородных хозяйств по конвейеру молоко в один и тот же час останавливалось у дверей всех домов города» (Георгий Марсаков).
В середине 1920-х инженер Георгий Марсаков был главной звездой советской архитектуры, а учитывая, какое внимание молодое советское руководство уделяло архитектуре в деле «сотворения нового Человека», это значило — просто суперзвездой. Даже великие Щусев и Мельников не могли соперничать с Марсаковым, который преподносился чуть ли не как спаситель нации и даже заслужил прижизненную биографию с цементирующим в истории названием «Идеи и дела инженера Марсакова». Такой статус был вполне заслужен: спроектированный им хлебозавод-автомат и правда совершил революцию — и в хлебопекарном деле, и в сознании советских людей. Марсаков придумал, как максимально автоматизировать процесс выпекания хлеба, чтобы продукции было больше, а человеческих затрат меньше. Вдохновившись принципом конвейера на автомобильном заводе Форда в США, инженер спроектировал завод, в котором приготовление хлеба шло как раз по конвейеру. У Марсакова не надо было, как на других заводах, перетаскивать ингредиенты из цеха в цех на разных этапах готовки, вся продукция просто шла от склада до выпечки: мука поднималась на четвертый этаж, оттуда — ниже, где замешивалось тесто, затем ниже — в печь, а оттуда — в хлебохранилище. И это все почти без использования ручного труда! Аккуратный завод Марсакова с небольшой печкой давал 50 тонн хлеба в сутки, когда огромные американские и немецкие хлебозаводы выпускали по 12 тонн и требовали обслуживания «как на океанском лайнере», как тогда писали.
Успех кругового конвейера настолько впечатлил советских чиновников, что Марсаков решил пойти дальше и буквально поставить на конвейер человеческую жизнь. В его урбанистическом проекте все здания — от фабрики кухни, обеспечивающей жителей питанием, до театра — были круглые, как хлебзавод, и работали по принципу конвейера. Однако проект так и не был реализован.
Здоровенный небоскреб со статуей Ленина на верхушке
«Дворец Советов — памятник вождю человечества, великому Ленину, памятник нашей исторической эпохи, когда страна Советов не в мечтах, а на деле построила бесклассовое социалистическое общество. Каждый, посетивший Москву, посетивший Дворец Советов, унесет с собой, разнесет по всему миру новое человеческое понимание жизни, унесет с собой воспоминание об искусстве социализма. Зерна социалистического искусства будут крепко садиться на плодородную почву, будут приносить обильные плоды» (Председатель Союза архитекторов СССР Виктор Веснин).
Масштабный советский проект по построению «нового мира» требовал масштабного символа. Таковым должен был стать Дворец Советов, монструозный зиккурат с огромной статуей Ленина вместо шпиля, указующего куда-то вдаль — как будто в светлое социалистическое будущее, где Москва стала, по выражению наркома просвещения Анатолия Луначарского, «красным центром мира». На деле проект, инициированный Кировым и курируемый лично Сталиным, оказался такой же разрушительной утопией, как построение коммунизма. Хотя для постройки дворца можно было выбрать буквально любое место в городе, символ новой власти решено было возвести на месте символа старой: для строительства похожего на торт сталинского небоскреба был взорван храм Христа Спасителя.
Строительство дворца началось в 1931 году и должно было завершиться в 1942-м — к концу третьей пятилетки. Однако созданный Борисом Иофаном проект здания постепенно менялся — чтобы удовлетворить сталинскую гигантоманию. Так 250-метровый дворец вырос до 450 метров (четверть из которых занимала статуя Ленина), чтобы превзойти самое высокое тогда здание — Эмпайр-стейт-билдинг. Внутреннее убранство тоже планировалось с размахом: центральный зал на 21 тысячу человек и еще несколько дополнительных поменьше, 200 лифтов, 90 эскалаторов и 650 бюстов разнообразных социалистических героев — для украшения фасада. Строительство шло медленно, и начавшиеся в стране политические репрессии ускорению, конечно, не способствовали (начальник строительства дворца Василий Михайлов был расстрелян в 1937 году).
С началом Великой Отечественной вoйны возведение дворца остановилось: металлические конструкции переплавили в противотанковые ежи, а то, что осталось после окончания вoйны, пустили на восстановление разрушенных мостов. На месте непостроенного дворца был открыт бассейн «Москва», а после распада СССР восстановлен храм Христа Спасителя, который, как когда-то предполагалось с Дворцом Советов, стал символом новой власти.
Огромная башня с подвижными частями
«Если большевики способны повернуть реки вспять, что им мешает пустить по ним объект высотой 400 метров?»(Владимир Татлин).
В 1919 году пионеру конструктивизма Владимиру Татлину поступил госзаказ на создание ни много ни мало главного памятника Октябрьской революции. Проект башни III Интернационала, предложенный Татлиным, в итоге стал не только памятником революции и коммунистической утопии, но и одним из главных — наряду с «Черным квадратом» и «Композицией VII» — символов русского авангарда.
По идее Татлина памятник революции и выглядеть должен был революционно, поэтому вместо привычной тогда фигуративной скульптуры он предложил построить на берегу Невы 400-метровую асимметричную конструкцию из стекла и металла. Буквально описывать ее внешний вид примерно так же бессмысленно, как описывать работы Малевича и Кандинского. Писатель Виктор Шкловский называл ее «памятником из стали, стекла и революции», а Луначарский — первым в России «памятником без бороды».
Ключевой для конструктивистов была утилитарная функция здания, поэтому в свою башню Татлин определил четыре подразделения Коминтерна. Каждому подразделению полагался отдельный этаж в виде куба, цилиндра, пирамиды и полусферы, которые еще и вращались вокруг своей оси. Этаж с законодательной властью крутился раз в год, с исполнительной — раз в месяц, пресс-центр — раз в день, а помещение радиостанции — раз в сутки.
Реализовать визионерский шедевр Татлина, который гармоничнее смотрелся бы в фильме «Дюна», чем в советской России, не удалось: нарождающаяся советская власть хотя и требовала себе масштабных памятников, оплатить их могла не всегда. Самого художника, впрочем, идея башни не оставляла, и вплоть до смерти в 1953 году он постоянно ее усложнял — дошло до того, что Татлин захотел и вовсе спустить свою башню на воду и отправить в плавание по России. Впрочем, даже не будучи реализованной, башня до сих пор считается квинтэссенцией конструктивизма и вдохновляет художников — от Дэна Флавина до Ай Вэйвэя.
Горизонтальный небоскреб
«Мы живем в городах, родившихся до нас. Темпу и нуждам нашего дня они уже не удовлетворяют. Мы не можем сбрить их с сегодня на завтра и "правильно" вновь выстроить. Поэтому, если для горизонтальной планировки на земле в данном участке нет места, мы подымаем требуемую полезную площадь на стойки, и они служат коммуникацией между горизонтальным тротуаром улицы и горизонтальным коридором» (Эль Лисицкий).
Так в 1923 году один из лидеров советского авангарда, соратник Маяковского и автор плакатов, которые сейчас разошлись бы на мемы, сформулировал принцип своих горизонтальных небоскребов. Горизонтальных потому, что, как считал Лисицкий, вертикальные небоскребы как в Америке — полная ерунда, строятся ради денег, а их создатели заботятся не об удобстве людей, а о том, у кого получится выше.
Лисицкий вообще считал, что перемещаться вертикально — как в шахте лифта — для человека противоестественно, однако признавал преимущество высотных зданий в смысле экономии пространства. В попытке решить это противоречие, Лисицкий придумал, как он их называл, «железные облака»: широкие сооружения-прямоугольники помещались на тонюсенькие вертикальные ножки. Получилось много свободного пространства внизу для полноценной — «горизонтальной» — жизни людей.
Проект Лисицкого, хотя и получил восторженные отзывы архитекторов, оказался слишком прогрессивным для своего времени. Сам художник это комментировал так: «Я хотел создать архитектуру, которая оторвалась бы от своих основ и парила в воздухе, бросая вызов силе гравитации. Но технологии для этого просто не существовало».
Парящие дома
«Архитектура стремится стать все более подвижной. Современная, неподвижная, мертвая и неудобная планировка городов в дальнейшем должна быть заменена подвижной планировкой, основанной на новых принципах решения пространства. Помочь рождению этой новой подвижной архитектуры — задача уже сегодняшнего дня, живое дело современного архитектора-изобретателя» (Виктор Крутиков).
По-настоящему бросить вызов гравитации решил Виктор Крутиков. И отсутствие технологий его не смущало — архитектор конструировал город будущего.
Примерно с конца XVIII века, когда философ Томас Мальтус предсказал (ложно) чуть ли не смерть человечества из-за перенаселения, многие урбанисты и архитекторы стали думать, как избежать вoйн за территории и других последствий перенасления. Как раз эту задачу решал проект Крутикова. «Летающий город», над которым архитектор работал в общей сложности 15 лет, состоял из множества висящих в воздухе многоэтажных домов-коммун, напоминающих эдакие перевернутые табуретки с восемью ножками. Добираться до них люди должны были в прозрачных летающих кабинах. Так, подвесив в воздух, Крутиков предлагал освободить Землю хотя бы от жилых зданий.
Свой футурологический проект Крутиков представил в 1927 году и тут же был прозван «советским Жюль Верном». Хотя в реализацию его хоть сколько-нибудь скоро не верил и сам автор, визионерских запал Крутикова оценили — знаменитый Эль Лисицкий пригласил Крутикова вместе проектировать алюминиевый дирижабля для Циолковского. Зная фантазию авторов, можно догадаться, что проект тоже был не реализован.
Крутикову прочили большое будущее архитектора-новатора, однако с приходом Сталина конструктивизм становился все более и более чужд власти. Звание «советский Жюль Верн» в итоге превратилось в ругательство. Чтобы остаться в профессии Крутиков отказался от проектов будущего о обратился в прошлое — стал заниматься сохранением архитектурных памятников.