Гильермо дель Торо и его монстр в Венеции: первое впечатление после просмотра «Франкенштейна»

149-минутный «Франкенштейн» от Netflix — дело всей жизни мексиканского режиссера Гильермо дель Торо, поэтому он никуда не спешит и делит свой opus magnum на две объемные части. Первый акт — происхождение настоящего монстра. Это биография Виктора Франкенштейна, сына величайшего врача своей эпохи и несчастной женщины; нелюбимого отцом ребенка, который впоследствии бросит вызов самой смерти. Спутниками Франкенштейна в его борьбе станут влиятельный покровитель наук (Кристоф Вальц), избежавший бремени нелюбви младший брат (Феликс Каммерер из «На Западном фронте без перемен») и невеста этого брата (Миа Гот, словно бы подменившая Мию Васиковска из «Багрового пика»). Второй акт — история, рассказанная созданием Франкенштейна — монстром поневоле. Это способ дель Торо восстановить справедливость и дать голос безымянному существу.

Мексиканец дель Торо рос в семьи истовых католиков, поэтому его лучшим другом с детства было чувство вины. Когда будущий режиссер был совсем маленьким, мама призналась ему, что ей в том же возрасте являлся призрак бабушки — и пытался ее убаюкать. После этого воображение мальчика и не думало засыпать. Когда Гильермо дель Торо исполнилось семь лет, ему показали «Франкенштейна» 1931 года, и из всех сцен ребенку больше всего запомнилась та, в которой монстр наконец-то переступает порог дома, где его породили, но не любили. А когда парню стукнуло 11 лет, он прочитал «Франкенштейна» Мэри Шелли — и окончательно убедился, что герой этой книги останется с ним на всю жизнь. «Для него это чудовище, как Иисус», — скажет впоследствии актер Оскар Айзек, исполнитель роли ученого Виктора Франкенштейна. «Эта история примирила меня с моим несовершенством и будто простила меня за то, какой я есть», — объясняет свою любовь к «Франкенштейну» сам режиссер. И добавляет: «Это основополагающая книга для подростков. Она о том, что те, кто приводят нас в этот мир, наплевали на нас, оставив на растерзание судьбе». На фестивале в Торонто в 2017 году «Форму воды» показывали в один день с «Красавицей для чудовища» — байопиком Мэри Шелли с Эль Фаннинг. Хочется думать, что дель Торо пришел на этот фильм с цветами.

И неудивительно, что к собственному «Франкенштейну» Гильермо дель Торо стремился 35 лет — и относится к нему как к вершине своего творчества. Впереди — осторожный, но приятный спуск. Это досрочное завещание — как и La Grazia для Паоло Соррентино.

Завещание получилось внушительным — тем более что составлял его режиссер вместе с Netflix, который после «Оскара» за «Пиноккио» в дель Торо души не чает. Если «Аллея кошмаров» была для дель Торо пижонский игрой в «Гражданина Кейна», то «Франкенштейн» — это именно что его «Гражданин Кейн». Никакой иронии — только величие и твердость. Часть про детство Виктора Франкенштейна — настоящая живопись, напоминающая фильмы «Запределье» и «Страшные сказки»: каждый кадр — картина; каждая деталь, будь то погребальные маски рода Франкенштейнов или окровавленное мясо на тарелке — фрагмент грандиозной фрески. Дель Торо замыслил «Франкенштейна» еще до того, как Фрэнсис Форд Коппола снял «Дракулу», поэтому режиссера мало волнует, повторяется он или нет. Красные доспехи и вызов Богу словно бы вырваны из канонической экранизации Брэма Стокера. Актер Чарльз Дэнс уже играл отца Франкенштейна десять лет назад — но играет ту же роль и у дель Торо. А замок в Шотландии напоминает башню Саурона — но на пороге вечности о таких мелочах можно не думать.

Отдельная строка в завещании — искренний гуманизм: «Франкенштейн», каким бы предсказуемым и дидактическим ни был его сюжет, заставит зрителя сопереживать, хлюпать носом, сжимать кулаки, а один раз (что характерно, в церкви) даже рассмешит любой зал. Посвящая фильм то ли отцам, то ли детям, дель Торо терпеливо разъясняет каждую ошибку в воспитании и аккуратно учит замечать каждое проявление чужих чувств. Назвав сына Виктором, родитель обрекает его на вечную борьбу. Возненавидев свое имя, герой спустя десятилетия обрушит свой гнев на того, кто произносит это имя с любовью, и заключит в кандалы собственное творение. «Франкенштейн», может быть, и идет почти три часа, но богоборческие мотивы и античная трагедия в романе Мэри Шелли его почти не беспокоят. Все силы он бросает на то, чтобы втолковать взрослым, как вести себя с детьми, а детям напомнить, что быть неидеальными — совершенно нормально.

«Мудрость жизни в том, чтобы понять, кто и почему причинил тебе боль и дать этой боли исчезнуть», — говорит монстру Франкенштейна слепой старик, появляющийся ровно в тот момент, когда герою нужна помощь. Дель Торо в этот раз пишет не столько сценарий, сколько собственные правила жизни. Шесть лет назад режиссер посвятил огромное эссе «Ирландцу» Мартина Скорсезе, разобрав фильм так, как будто это кульминация творчества его друга. «Франкенштейн» — это его собственный «Ирландец», поэтому ясность структуры и обстоятельность манифеста для дель Торо важнее таких мелочей, как ритм повествования и сюрпризы для зрителя. Необычными интеллектуальными интерпретациями Мэри Шелли пусть занимаются плуты вроде Йоргоса Лантимоса в своих «Бедных-несчастных» — дель Торо намерен говорить от сердца.

И зрителю придется переключиться на тот же язык. Смотреть «Франкенштейна» головой очень трудно, потому что в этом монструозном творении нет ничего нового, особенно для фанатов дель Торо. Еще до того, как стать режиссером, мексиканец занимался гримом для чужих фильмов, а его наставником был Дик Смит — создатель образа одержимой дьяволом девочки из «Экзорциста». Поэтому на самом деле дель Торо уже экранизировал «Франкенштейна» дюжину раз.

Среди его героев уже были дети, которых заклеймили чудовищами собственные родители, и эти дети всегда восставали против отцов. Парень из преисподней Хэллбой воевал с силами ада, мучаясь от того, что сам же является их порталом в наш мир. Вампир Блэйд шел с мечом против своих. Героиня «Багрового пика», будто Гамлет, видела призрак своего родителя — и заставляла тень исчезнуть, как это когда-то сделала с бабушкой отважная мама дель Торо. А уборщица из «Формы воды» предпочитала общество изгоев, компанию монстра и стены кинотеатра миру, где ее все равно никто не видел и не слышал.

Снимая раз за разом вариации «Франкенштейна», дель Торо придумывал в каждом фильме что-то такое, что разбивало зрителю сердце. В «Хроносе» этим чем-то была собачья доброта на лице Рона Перлмана. В «Хеллбоях» — песня двух пьяных монстров о любви и проклятие героини, которая убивала силой своей любви. В «Блэйде 2» — фигура отца в исполнении Криса Кристофферсона, который выглядел как человек, который только и делает, что пьет, сквернословит и размахивает кулаками, но оказывался стариком с золотым сердцем. В «Лабиринте Фавна» завораживало детство на фоне войны. В мультфильме «Пиноккио» — противостояние семьи фашизму, напоминавшее о фильме «Жизнь прекрасна».

Фильмография дель Торо так давно стала Красной книгой для всевозможных монстров Франкенштейна, что для самого главного из них в ней просто не осталось чистых страниц. И ощущение, что все, что есть в «Франкенштейне», уже было сказано много раз, может погубить для зрителя фильм.

Поэтому его обязательно нужно смотреть сердцем.