«Лучшие пропускают искусство через сердце, через эмоции»: Владимир Овчаренко — о современном арт-рынке и русских коллекционерах
Трифон Бебутов: Когда вы впервые заинтересовались коллекционированием?
Владимир Овчаренко: Моя первая встреча с искусством, сразу с современным, произошла в 1989 году. Время было бурное, бизнес-идеи рождались и умирали. Один из моих приятелей по Московскому финансовому институту предложил заняться экспортом картин: покупаешь в Москве за рубли – продаешь на Западе за доллары. Волшебная комбинация!
Но в 1990-м грянул международный кризис на рынке искусства, перестройка перестала быть идейно интересной, цены на художников из СССР резко упали, и они потянулись на родину. Это привело к оживлению и строительству арт-рынка дома. Новые галереи и ярмарки появлялись как грибы. В сентябре 1990 года открыл собственную галерею и я. Продажи искусства в 1990-е не сравнить с сегодняшними цифрами, но мне удалось собрать прекрасную коллекцию, в ней есть действительно уникальные работы.
Трифон: Но вы ведь не только как бизнес это воспринимали?
Владимир: Мне повезло. Первая серьезная встреча с миром искусства – и сразу волшебная. В Москву из Киева приехал с рулоном живописных работ Олег Голосий. Меня он и его картины очаровали, сразу захотелось чем-то помочь, как-то быть с этим связанным. Так искусство вошло в мою жизнь. Похоже, что навсегда. Это уникальный мир, совершенно противоположный обычному порядку вещей. Посвящение в него дает возможность прожить вторую жизнь, полную уникальных идей и персонажей.
Трифон: А как вы отбирали художников, когда только начинали?
Владимир: С первой выставки в галерее мне было интересно работать в тандеме с художниками-кураторами. В 1990-е много ярких проектов в галерее курировал Олег Кулик, он называл себя экспозиционером. Он предлагал идеи, мы их обсуждали и реализовывали. В нулевые в галерее и в моей жизни творческим мотором стал Сергей Братков. Он уникален и очень талантлив как художник. Но не только. Прекрасный педагог и куратор, он помог не только мне, но и многим авторам найти свой авангардный путь в искусстве. Не зря его многие называют Братом. Мне же в паре с ним удалось открыть много нового в искусстве, остаться в него полностью погруженным.
Что касается коллекционирования, я должен поверить в талант художника и уникальность его работ, установить эмоциональную связь, выбрать в россыпи настоящий шедевр. Иногда это может мешать бизнесу.
Трифон: Мешать – в том смысле, что прекрасное искусство жалко потом продавать?
Владимир: Не только. Иногда ты влюбляешься в то, что еще не принимается другими коллекционерами. А задача галериста – помочь художнику в создании его фан-клуба. Темп восприятия у всех разный, иногда приходится долго ждать, пока другие «подтянутся». Конфликта интересов у нас с коллекционерами нет – готовы продать любую работу, но не всегда наши денежные оценки будут совпадать. У шедевров оценка – не только строка в справочнике. Некоторые из них бесценны. Но у нас такого нет, все оценено и доступно. Влюбляйся и владей!
Трифон: Справедливо.
Владимир: Часто коллекционеру сложно расставаться с собранным. Ты эмоционально в плену искусства, хочешь прожить с какой-то из работ подольше, а может, и всю жизнь. Но всему есть цена. Мне интересно не обязательно ежедневное общение с картиной на стене; само осознание, что ты прикоснулся к уникальному историческому, стал соучастником гениального культурного явления, дает счастье и энергию. Ты чем-то помог: хранил, выставлял, купил, пусть даже продал, кого-то с ним познакомил.
Трифон: Такое часто вообще бывает в этом бизнесе?
Владимир: Коллекционеры – люди уникальные, у всех свои идеи и пути. Есть просто инвестирующие в чистом виде. Но таких меньшинство.
Лучшие пропускают искусство через свое сердце, через эмоции. Для них главный вопрос при покупке произведения – мое или нет, смогу долго жить с ним? Иногда это любовь с первого взгляда, иногда – долгое притирание. Но у этого процесса есть и динамика. Эмоциональная связь со временем может возрастать или уменьшаться. Может и совсем исчезнуть, работа превращается в пустое место, как карета из сказки про Золушку – в тыковку, тогда коллекционер легко, с чистым сердцем расстается с произведением, часто даже сильно не торгуясь. Стало неинтересно, пустое место, уже не греет.
Трифон: Как все это происходило в самом начале, как развивался рынок?
Владимир: Мы прошли несколько пиковых периодов в России: первый –с 1990-го до 1994-го, второй – с 2003-го по 2008-й и новое время – в конце 2021 года. В начале 1990-х мы, конечно, мало знали о том, как устроен арт-бизнес в мире, но быстро учились и конкурировали. Как и страна, бурлили. Открывались галереи, фонды, создавались коллекции. Даже ярмарка своя была, «Арт-Миф» называлась. Но и закрывалось тоже немало. Та же ярмарка прошла в Манеже три раза и в 1994 году исчезла. Чеченская война, экономические передряги в стране сильно повлияли на процессы в искусстве, и рынок начал стагнировать.
Наступила эпоха перформанса. Кулик, Бренер, Тер-Оганьян стали яркими представителями российского искусства. Почему перформансы? Ярко, медийно и малобюджетно. Как коллекционировать и продавать перформанс? Никак.
Начало 2000-х – это уже новая волна коллекционеров. Множество живописных проектов, художники взялись за кисти. В 2005-м проводится Первая Московская биеннале, и это оживляет интерес к русскому искусству, на международных ярмарках появляются русские галереи. Экономический кризис 2008 года приземлил отечественный арт-рынок в очередной раз.
Трифон: А каков был портрет коллекционера современного искусства в 1990-х?
Владимир: Коллекционер 1990-х — во многом это я. Думаю, что современное искусство в начале 1990-х мало кто в таком объеме покупал и коллекционировал. Были две корпоративные коллекции с трагической судьбой – Инкомбанка, ее потом распродали на публичных торгах из-за банкротства, и коллекция РИНАКО, которая вообще пропала бесследно, – никто не знает, где она находится, предметы из нее на рынке отсутствуют. Только с 2000 года начала формироваться новая волна коллекционеров современного искусства.
Трифон: А как вы вышли на западный рынок?
Владимир: Участие в международных ярмарках – самый правильный путь для галерей, чтобы представить своих художников. Впервые мы участвовали в 1994 году в Art Cologne. На тот момент это была ярмарка номер один, позже ее обогнал Art Basel. Мы попробовали и поняли, что пока дома свои коллекционеры не будут покупать российских художников, за границей нас никто не ждет. Поэтому и вернулись на ярмарки только в начале 2000-х.
Вернулись по-серьезному. Та же Art Cologne, а еще и ARCO в Мадриде, Armory Show в Нью-Йорке, Artissima в Турине, Art Brussels. И, наконец, вершина – топовые ярмарки Art Basel (Базель и Майами) и Frieze в Лондоне. Параллельно мы проводили выставки иностранных художников в Москве. Среди них были как настоящие звезды, такие как Клэр Фонтен, Джонатан Мезе, Джек Пирсон, Даниэль Рихтер, так и никому не известные авторы: например, мы открыли для международной публики ставшую позже популярной Роуз Уайли. Сейчас трудно поверить, но все эти художники устроили свои персональные выставки в нашей московской галерее. У нас два года работала галерея в Лондоне. Бесценный опыт.
Трифон: Но роман российского рынка с западным долго не продлился, я так понимаю.
Владимир: В 2012-м отборочные комитеты Art Basel и Frieze одновременно отказали нам в участии. С тех пор ни одна российская галерея в этих представительных ярмарках не участвовала. За нами захлопнулась дверь. Настали другие времена, прошло уже 12 лет, но лучше не становится. Так что логично галеристам сосредоточиться на развитии отечественного рынка. Кто-то пробует азиатские площадки. Но там художникам и галеристам надо подстраиваться под вкусы местной публики, мне это неинтересно.
Трифон: Что, по-вашему, в основном движет российскими коллекционерами? Они хотят собирать или они хотят инвестировать?
Владимир: Наши коллекционеры разные. В мире искусства фигура коллекционера – самая почетная. Тебя любят все: художники – за то, что влюбляешься в их работы, галеристы – за то, что платишь и поддерживаешь на плаву, музеи – за то, что даешь работы на выставки и спонсируешь их. Ты желанен на всех приемах, ужинах, открытиях, ты супер-VIP. Даже обычные зрители тебе благодарны за то, что сохранил и показываешь шедевры.
У нас же в последнее время появилось много коллекционеров-дилеров. Дилер — дело другое, ты в конкуренции со всеми, и статус твой тает на глазах. В эту гонку за коллекционным рублем вступили директора музеев, бывшие и нынешние. Все смешалось в доме Облонских — это как раз про нас сегодня.
В России были исторические личности — коллекционеры: имена Морозова, Третьякова, Щукина навсегда остались в искусстве. У нас за последние двадцать лет появились достойные преемники, но они пока предпочитают показывать свои личные коллекции в основанных ими институциях, да и то время от времени. В стране отсутствует частный музей с постоянной экспозицией, куда можно прийти и увидеть все важные произведения искусства новой России. Все отрывочно и субъективно. Так что ждем появления такого героя, пьедестал свободен.
Трифон: Поговорим про ваш опыт создания ярмарок Cosmoscow, DA!MOSCOW.
Владимир: В моей биографии есть опыт руководства ярмаркой в Большом Манеже: в 2000–2002 годах я помогал ярмарке «Арт-Манеж» стать современной и успешной. Многое там удалось опробовать и внедрить. В 2008 году в Москве стало уныло без ярмарок, все организаторы сдулись. И я придумал Cosmoscow. Москву знают, и космосом мы знамениты – так и родилось это красивое название. Я взял в союзники берлинского галериста Фолькера Диля, и мы договорились с Артемом Кузнецовым из группы «ГУТА» о предоставлении выставочного пространства под ярмарку на «Красном Октябре». Все удалось реализовать в декабре 2010 года. Мы пригласили Маргариту Пушкину стать исполнительным директором и партнером. Она к тому времени была свободна, банк «КИТ Финанс», где она курировала коллекцию, серьезно пострадал, и ее направление было закрыто.
Трифон: И получилось?
Владимир: Все прошло на ура. Участвовало 30 галерей: 15 российских и 15 иностранных. Среди иностранных было семь топовых, завсегдатаев Art Basel. Были миллионные продажи, все участники разъезжались довольными. Но я понял, что декабрь не лучшее время для ярмарки в Москве, корпоративы и пробки – главные проблемы перед Новым годом. Мы с Фолькером Дилем предлагали делать следующий Cosmoscow в конце мая – у всех прекрасное настроение, предвкушение лета, деньги на отдых еще не потрачены. Да и в международном графике свободное окно перед Базелем. Но Маргарита Пушкина по какой-то причине хотела делать ярмарку в сентябре. Мы долго спорили, мне надоело и в конце концов я сказал: «Заплати нам с Фолькером за наши доли, и мы выйдем из проекта». Сначала она платить не хотела, но все-таки пришлось. А мы придумали DA!MOSCOW. Ярмарка во всем мире хороший инструмент для продажи искусства. Есть аукционы, есть галереи, есть интернет-проекты. Но ярмарка традиционно масштабное явление. И делать ее непросто – надо найти искусство хорошего уровня и предложить его на продажу. В этом была идея первого Cosmoscow, и в этом сила DA!MOSCOW. Сильное искусство привлекает коллекционеров и покупателей высокого уровня. Как раз то что надо для хороших продаж и радости участников. Светскую составляющую никто не отменяет, но хорошо бы обходиться без салонно-декоративного и бестолкового искусства – чтобы не развивать дурной вкус. Это точно не наш путь.
Трифон: Сейчас много говорят о том, что художников заменит ИИ. Как вы относитесь к таким прогнозам?
Владимир: Мы внимательно и с интересом наблюдаем за развитием этого дела. Пока живые художники выигрывают. Уже есть неплохие примеры использования ИИ как инструмента на подготовительных стадиях создания произведений. Скорее всего, в ближайшие годы нас ждет прогресс в этой области. Мне кажется, что успеха добьются комбинаторы, те, кто сможет найти правильный контакт с ИИ, возможно, заставит его делать что-то нелогичное, математически неправильное. Интересно следить, ведь это только начало сложных взаимоотношений человека-криэйтора и машин. Как принято говорить, запасаемся попкорном.
Трифон: Если бы вы собирали искусство только для себя, на чем сосредоточились бы? Есть ли у вас личная страсть?
Владимир: Это хороший вопрос на самом деле, потому что, когда меня спрашивают, что купить, я всегда даю два совета. Первый: купи то, что тебе нравится, то, с чем ты сможешь жить, что захочешь повесить на стену. Представь, что тебе придется каждый день проходить мимо этой картины. Не полчаса стоять и смотреть на нее, а просто жить с ней рядом. Будет она тебе дарить эмоции и энергию? Если да, то покупай и владей. А если через десять лет вдруг узнаешь, что картина подорожала, то тогда ты двойной победитель. Ты вроде и кайфовал от нее все это время, и инвестировал, приобрел достойный актив.
Трифон: А второй совет?
Владимир: Второй – если ты современен, то покупай искусство своего времени, не то, что делали художники 50, 100 или 200 лет назад. При покупке современного у тебя не возникнет вопросов ни с атрибуцией, ни с реставрацией. Ты покупаешь у живого художника, пусть и через галерею. Ты можешь с ним пообщаться, если захочешь, узнать из первых уст идею или историю создания произведения. Для меня лично это всегда важно. В 1990-е я мог приобретать любое искусство, это было недорого. Но я покупал только современников и ни капли не жалею.
Трифон: Такая история в том числе и про участие, получается?
Владимир: Да, сегодня это особенно важно. Если можешь, позволь себе поддержать культуру, искусство и художников. Зайди в галерею, на ярмарку, на аукцион, наверняка что-то понравится, купи себе понравившееся и неси домой. Ты не зря потратил время и деньги. Дал возможность художнику продолжить работу, он создаст еще лучшие произведения искусства, галерея будет делать классные выставки. А ты будешь на них ходить и близких радовать, окультуриваться и окультуривать. Если не ты, то кто?